Боковым зрением я заметил в дверях Добрятникова. По выражению лица было видно, мол, я тебе помог с дыхательными упражнениями, теперь ты должок верни. Да что же это такое, все против меня! Сейчас ещё мелкая Ксения прибежит, станет просить за сестру.
— Значит, так, барышня. Во-первых, встаньте. Я вам не папа римский, чтобы передо мной на коленях валяться.
Она поднялась, тут же прекратив плакать и сделав умильное личико.
— Во-вторых. Если я возьму вас ученицей, буду требовать по всей строгости. Одно непослушание, одна хоть маленькая лень — отправитесь домой в тот же миг. Понятно?
Рыжая, светясь счастьем, часто закивала.
— А теперь уйдите с моих глаз, пока я не передумал. Настасья Филипповна, найдите ей комнату и покажите усадьбу.
Я повернулся и увидел, как Добрятников улыбается во все тридцать два зуба. Вот зараза такая!
Добрятниковы, отец и Ксюшка, уехали к себе в имение. Александра мне на глаза старалась не попадаться, так что я поужинал в одиночестве. Сделал дыхательную гимнастику и собирался лечь спать.
— Мяу!
— Что тебе, подобрыш?
Котёнок подбежал к двери, посмотрел на меня и снова мяукнул, будто звал меня куда-то.
— Тебя не покормили?
— Мяу!
Он выбежал за дверь и опять обернулся — проверить, иду я за ним или нет.
— Давай посмотрим, куда это ты собрался.
Мурзилка привёл меня к двери под лестницей на первом этаже. И демонстративно царапнул её когтями.
— Мяу!
— Куда ты меня ведёшь?
Я открыл дверь. Лестница в подвал? Интересненько. Даже и не думал, что он здесь есть.
Вытащив small wand и подсвечивая себе «фонариком», спустился по кирпичным ступеням. Ого! Да здесь целые катакомбы. Кто их построил и для чего?
— Мяу!
Котёнок вёл меня по длинному коридору к своей цели. Все двери по бокам, железные, будто в тюрьме, были заперты. Надо спросить у Настасьи Филипповны, где от них ключи. Она должна знать, ключница всё-таки.
Одна комната в самом конце была приоткрыта. Внутри на постаменте из кирпичей стоял гроб. Или здесь его называют домовина? Однако! Хотя чему я удивляюсь — дядя же некромант, ему положено такие вещи под рукой держать.
Мурзилка запрыгнул на крышку и царапнул её когтями.
— Мяу!
Крышка легко поддалась, и я открыл гроб. Мать моя женщина!
Внутри лежал мужчина. Молодой военный, не тронутый тлением. Не будь он в гробу, я бы подумал, что он просто задремал.
— Мяу!
Запрыгнув на грудь мертвеца, котёнок попытался грызануть его за палец.
— Брысь! Это тебе не консерва, чтобы ночью перекусывать.
— Мяааау.
Мурзилка недовольно поднял хвост и спрыгнул на пол. Я закрыл крышку гроба и пошёл обратно. Не стоит тревожить мёртвого, пусть себе лежит.
— Идём, подобрыш, я тебе молока налью.
Уже на лестнице из подвала, мне пришла в голову мысль — сколько ещё неожиданностей в дядином наследстве? И нет ли у меня в усадьбе скелетов в шкафу? В прямом смысле этого слова.
Глава 19 — Утюг
Утром в столовой бурлила жизнь. Настасья Филипповна гоняла двух орок-крепостных и Таньку, накрывающих стол.
— Как ты вилки раскладываешь? Слева от тарелки клади! Где ваза с цветами? В центре поставь. Почему салфетки так криво стоят?
Я улыбнулся — ключница в домашних делах была настоящим тираном. Замучить придирками? Как нечего делать. Забрать, что ли, Таньку в личные горничные? Хотя по её лицу незаметно, чтобы Настасья Филипповна так уж сильно ей досаждала. Взгляд скорее внимательный, будто она запоминает, как надо командовать.
— Доброго утра, — я вошёл в гостиную. — Рад вас видеть в добром здравии, Настасья Филипповна. У вас сегодня замечательно цветущий вид!
— Ой, Костя, что ты! Я же старая, не трать на меня комплименты, — она отмахнулась рукой, но было видно, что на щеках появился румянец.
Спрятав смешок, я сел на своё место во главе стола. Ключница шикнула на орок, чтобы они несли еду, и села по правую руку. Уже неделю, как я настоял, чтобы она ела со мной за одним столом. Урона для чести в этом точно нет — знали бы окружающие, с кем я делил пищу в Париже. Да, она не знатная, родилась крепостной. Ну и что? Зато на ней сейчас держится усадьба, и я должен высказывать ей должное почтение.
— Настасья Филипповна, а где наша гостья?
— Александра? Так я велела не будить её, пусть выспится девочка.
— Так не пойдёт. Если она хочет быть моей ученицей — пусть следует моему режиму. Пошлите за ней, пожалуйста.
— Сама схожу, — встала ключница и покачала головой. — Ну и строг же ты, Костя. Прямо деспот.
— Что поделать, Настасья Филипповна, что поделать. Сразу после завтрака нашу гостью ждут занятия, она сама напросилась.
— Весь в дядю, прямо один в один, — с нотками одобрения буркнула ключница и ушла звать рыжую соню.
Удивительно, но через десять минут она вернулась в столовую с Александрой. Девушка была чуточку заспанная и растрёпанная, но вполне бодрая.
— Садитесь, — я указал ей на стул слева от себя. — Привыкайте, сударыня, вам придётся рано вставать, вместе со мной.
Она кивнула и молча заняла своё место. За завтраком разговаривала только Настасья Филипповна — рассказывала новости соседей, сплетни дворянской жизни из Мурома и слухи из Москвы с Петербургом. Вот откуда она их узнаёт? Честное слово, это магия круче любых моих Печатей.
В самом конце завтрака Таня подала кофий. Ставя передо мной маленькую чашечку, она улыбнулась мне, а я в ответ подмигнул орке. То ли Танька улыбалась как-то особенно, то ли я смотрел на неё чуть пристальней, чем стоило, но это заметила Александра. Щёки девушки залила краска, она сверкнула глазами и отвела взгляд. Ты смотри, какая наблюдательная! Может, и выйдет из неё толк.
— Спасибо, Настасья Филипповна, чудесный завтрак. Мы с Александрой будем заниматься в библиотеке, принесите нам утюг, пожалуйста.
Ключница удивлённо вскинула брови, посмотрела на меня как на изверга, но спорить не стала.
— Александра, прошу за мной.
Библиотека — самое светлое и большое помещение в усадьбе, идеально подходящее для занятий. А вот подборка книг там ужасная: никакой магии, только греческие сочинения в отвратительном переводе, слащавые французские романы и подобная ерунда. Кажется, все эти книги собирали ещё предыдущие владельцы усадьбы, а нужные книги дядя держал в своей комнате. Кстати, надо будет навести там порядок.
Утюг нам принесла Танька. Торжественно внесла его на вытянутых руках и поставила на столик у окна. Кинула ехидный взгляд на мою ученицу и, гордо подняв голову, вышла. Александра сердито зыркнула на орку.
— Итак, сударыня, начнём наше первое занятие. Вы готовы?
— Да, Константин Платонович.
— Подойдите ближе.
Я взял тяжёлый железный утюг за ручку и поднял на вытянутой руке.
— Вот так, понятно? Берёте и держите сколько сможете. Пробуйте.
Девушка нахмурилась и повторила за мной.
— Кисть прямо! Вот так, держим. Хорошо, ставьте обратно. Отдыхаете пару минут и повторяете упражнение.
Развернувшись на каблуках, я пошёл к двери.
— Константин Платонович!
Я обернулся.
— Константин Платонович! Вы обещали учить меня магии! А сами… Этот утюг…
— Александра, вы дали обещание беспрекословно во всём меня слушаться. Так?
Она кивнула, но во взгляде чувствовалась обида.
— Если я посчитаю нужным объяснить, я объясню. А некоторые вещи вы будете делать просто потому, что так надо. В первый и последний раз вы жалуетесь на упражнение. Понятно?
Подойдя к ней ближе, я вытащил small wand.
— Ой! Волшебная палочка!
— Сударыня, только обыватели говорят «волшебная палочка». Это small wand, зарубите себе на носу.
Вытянув руку, я прочертил в воздухе пылающую букву W.
— Когда вы рисуете Знаки и Печати, давление эфира на small wand возрастает до десятков фунтов. Если ваша рука слаба и дрожит от нагрузки, вы рискуете покалечить себя и окружающих. Одно неверное движение, и эфир ответит вам откатом, ломающим кости. Понятно?
— Да.
— Рука волшебника должна быть тверда, как сталь.
Перечеркнув пылающую букву и развеяв нити эфира, я спрятал small wand.
— Путь мага долог, труден и усыпан далеко не розами. Впрочем, вы всё ещё можете отказаться.
Рыжая поджала губы.
— Нет? Тогда берите утюг. И даже не думайте отлынивать, вечером я увижу, как настойчиво вы занимались.
— Костенька, — за порогом библиотеки меня ждала ключница, — не слишком ли ты строг с девочкой? Такая молоденькая, хрупкая, а ты прямо как коршун налетел на неё.
— Настасья Филипповна, думаете, мне нравится тиранить её? Профессия мага — это не баловство. Пожалею сейчас — потом будем над ней плакать.
Ключница вздохнула:
— Зря тебя уговорила, да?
— Кто знает, Настасья Филипповна, кто знает. Может, и выйдет толк из этой упрямицы.
— Там к тебе крестьяне из Злобино приехали, — сменила она тему, — презент принесли. Выйдешь к ним?
— Ну, если презент, — я рассмеялся, — тогда выйду. Старались же.
Во дворе усадьбы меня ждал десяток орков-крепостных под предводительством седого старика — старосты Злобино.
— Барин!
Они разом сняли шапки и поклонились в пояс.
— Константин Платонович, — староста выступил вперёд, — нам Таня рассказала, как вы злыдней поубивали.
— Кого?
— Волков тех злющих. Всей деревней благодарны, молиться за вас будем.
— Ерунда, — я махнул рукой, — это моя обязанность: думать о своих людях.
— Не скажите, барин, не ерунда. Мало кто так делает, — староста осёкся, будто сказал лишнего, и сменил тему: — Мы вот привезли в благодарность. Порадовать хотели.
Крепостные расступились. За ними на телеге лежал здоровенный осётр. Гигантская рыбина, аж хвост свешивался до земли.
— Не побрезгуйте, Константин Платонович, специально на Оку ездили.