— Я разочарован в вас, мистер Президент.
— Отъебись, Дэмиен.
— Я в порядке, спасибо. Опустошил яйца в кладовке лаборатории.
— Да, и готов поспорить, что тебе не терпится рассказать об этом всем и разрушить ее жизнь, когда она меньше всего этого ожидает. Правда?
Быстрее, чем я успеваю моргнуть, он прижимает меня к шкафчику: — Так вот в чем твоя проблема? Ты думаешь, я какой-то стукач?
— Нет, — я обнажаю зубы, — я думаю, что ты манипулирующий засранец, который использует людей ради спортивного интереса.
Я не знаю, откуда взялся этот яд, знаю только, что мне приятно не сдерживаться. Я устал скрывать все свои чувства — хорошие и плохие — под внешностью хорошего мальчика.
Эти жуткие голубые глаза темнеют: — Это не использование людей, если им это нравится.
Он прав. Отчасти.
— Если что-то нравится, еще не значит, что это правильно.
— Разве тебе не надоело постоянно играть по правилам?
Меня так тошнит, что я могу упасть в обморок. Но я знаю, чего хочу... и знаю, какой путь мне нужно пройти, чтобы достичь этого.
Околачиваться вокруг Дэмиена и трахаться с горячими замужними учительницами — не то, что мне нужно.
Я должен быть сосредоточенным, я не могу ударить в грязь лицом.
— Ты знаешь, кем хочешь стать, когда вырастешь?
На его лице отражается веселье: — Ух ты, тебе один раз отсосала училка, а ты уже на меня наезжаешь.
— Я говорю серьезно. Ты знаешь, чем хочешь заниматься в жизни?
— Я не уверен. Может, инвестированием? — он пожимает плечами, — не думал об этом особо.
Меня это не удивляет. Мы два совершенно разных человека. Как масло и вода, мы не смешиваемся.
— Я знал, кем хочу стать, с пяти лет.
У него вырывается ехидный смешок: — Я знаю, чувак. Все вокруг знают, что ты хочешь пойти по стопам своего папочки и баллотироваться в президенты.
— Я бы захотел баллотироваться, даже если бы он не был моим отцом, — я начинаю идти, и он следует за мной. — Кому-то это может показаться глупым, но мне кажется, что это правильно. Это мое призвание.
Я жду, что он рассмеется, но он этого не делает.
— Тогда ты должен следовать ему, — мы выходим на парковку, и он закуривает сигарету. — Не понимаю, почему веселье и трах с несколькими девушками считаются преступлением.
— Ты не хуже меня знаешь, что люди по своей природе эгоисты. Они бросят кого угодно под автобус ради мести, личной выгоды или потому, что подвернется что-то получше. Я не могу быть уверен, что за то, что я делаю сейчас, мне не придется расплачиваться в будущем.
Он затягивается сигаретой.
— Если уж на то пошло, я бы не позволил ни одной девчонке, с которой мы связываемся, так поступить с тобой, — он достает свой телефон и протягивает его мне. — Бро важнее шлюх. Давай просто назовем это твоим.
Я моргаю, не понимая: — Но это же твой телефон.
— Он не был моим уже больше недели, — когда я поднимаю бровь, он достает другой телефон, — вот мой.
Я будто нахожусь в сумеречной зоне. Все это дерьмо не имеет никакого смысла.
— Почему ты не против, чтобы люди думали, что я — это ты?
Он бросает сигарету и наступает на нее.
— Чтобы ты мог быть собой и не страдать от последствий. Каждое сообщение, которое ты отправляешь миссис Миллер и кому бы то ни было еще, будет приходить с моего номера. Никто не сможет отследить его до тебя. Поэтому тебе не придется беспокоиться о том, что твое прошлое вернется и будет преследовать тебя.
Его заявление только еще больше сбивает меня с толку.
— Зачем тебе это нужно?
— Я точно не знаю. Может быть, мне нужен друг.
— У тебя нет друзей.
— Вот именно.
— Ладно, допустим, я согласен... чем бы это ни было. Но как я узнаю, что могу тебе доверять?
— Никак.
Я возвращаю ему телефон.
— Спасибо за предложение, оно заманчивое, но я откажусь.
— Почему?
— Ты что, тупой? Ты сам только что сказал, что я не могу тебе доверять. Зачем мне подставлять себя для этой потенциальной ловушки? Есть много девушек моего возраста, с которыми я могу переспать без всего этого дерьма, которое несешь ты.
— Ты прав, — он останавливается, когда мы подходим к моей машине, — есть много милых, порядочных девушек, которые готовы отдать свою левую сиську, чтобы отсосать твой правый орех... но мы с тобой оба знаем, что это не одно и то же. Таким, как мы, нужно нечто большее. Их представление о кайфе — дрочить своим парням в кинотеатре. Это не то дерьмо, которым увлекаемся мы.
— Ты не знаешь, какое дерьмо мне нравится.
— Вот тут ты ошибаешься, — он толкает меня к машине. — Я видел тебя в том классе, брат. Ты как чертова бомба, готовая взорваться. И если ты не снимешь внутреннее напряжение, рано или поздно ты взорвешься, — он ударяет кулаком по боку моей машины, — бум.
— Без обид, но ты сумасшедший. Я не знаю, что ты думаешь, что знаешь обо мне, но что бы это ни было, я гарантирую тебе, что это не так. Я в порядке, Дэмиен. В отличие от тебя, я нормальный, — я открываю дверь своей машины. — Иди и найди кого-нибудь еще, кто захочет разделить с тобой твое извращенное дерьмо.
Боль пронзает мое тело, когда он хватает меня за шею: — На твоей спине синяк размером с Техас, чувак.
Он отпускает меня, но я замираю, боясь пошевелиться или заговорить.
— И прежде чем ты обвинишь меня в преследовании, у меня восьмым уроком физкультура. Полагаю, у тебя седьмым, потому что ты все еще переодевался в раздевалке, когда я пришел.
Наконец я обретаю голос: — Думаю, ты ошибаешься.
Он фыркает: — Насчет линии синяков, протянувшейся от твоей шеи до задницы... или того, что твой папа ответственен за их появление?
Двумя плавными движениями моя рука обхватывает его горло: — Ты не знаешь, о чем, блядь, говоришь, — я сжимаю сильнее, наблюдая, как меняется цвет его лица, — я упал с лестницы на прошлой неделе.
Это ложь, и он это знает. Но признаваться в том, что твой отец до сих пор выбивает из тебя все дерьмо, когда ты вот-вот окончишь школу, — это не то, что делает мужчина.
Так же как и раскрывать тот факт, что твой родной брат перенял его дурные привычки. То, что началось как обычная ссора на прошлой неделе, закончилось тем, что мой брат ударил меня стулом по спине.
Что, конечно же, привело к тому, что мой отец снял свой ремень, пока я был слишком слаб, чтобы защищаться. По его словам, я якобы спровоцировал его любимого близнеца.
У моей семьи есть проблемы... как и у каждой семьи. Однако мои семейные проблемы — это мое дело, а не его.
Несмотря на покрасневшее лицо, Дэмиен не сопротивляется. Но его голубые глаза пылают, бросая мне вызов. Как будто он хочет проверить, как далеко я зайду.
Он кашляет, когда я отпускаю его.
— Как я и говорил... бум.
— Я думал, ты сказал, что у тебя миссис Миллер на восьмом уроке? — кричу я, когда он уходит.
Эта ситуация с телефоном и его пристальное внимание к моей личной жизни... я не могу отделаться от ощущения, что он специально подстроил все так, чтобы я появился в классе.
И если он зашел так далеко, то неизвестно, что еще он сделает, если я соглашусь на эту странную дружбу.
Он поворачивается, широко расставив руки: — Кажется, ты говорил, что у тебя сегодня собрание студенческого совета? — он показывает мне средний палец, и когда я молчу, выражение его лица становится все более зловещим, — похоже, мы оба лжецы.
Глава 14
Каин
— Я договорился с местной газетой, они приедут на этой неделе, чтобы написать статью о помолвке, — сообщает мне Милтон Бексли, обводя глазами комнату. — Где эта чертова официантка с шиш-кебабом? Клянусь, это мероприятие с каждым годом становится все хуже и хуже.
— Ты уже съел две тарелки закусок, папа. Доктор сказал, что тебе нужно следить за питанием и уровнем холестерина, — ругает Маргарет, подталкивая его палочкой своей пурпурной маскарадной маски.
Через мгновение рядом с нами появляется официантка: — Хотите еще?
— Да, — я допиваю остатки виски и ставлю пустой бокал на ее поднос, — сделайте двойную порцию.
Милтон кивает: — Мне тоже.
— Сию минуту, сэр, — говорит официантка в то самое время, когда Маргарет шипит: — Папа.
— Не начинай, — ворчит Милтон, — разве ты не видишь, что мы оба празднуем большое событие?
Может, он и празднует. А я горюю.
Мы планировали объявить о нашей помолвке через несколько месяцев после выборов. Однако Милтон считает, что если сделать это заранее, то люди проголосуют за меня. Согласно нескольким новостным источникам мой рейтинг начинает падать. Этого недостаточно, чтобы я запаниковал, ведь я все еще лидирую... но спад никогда не бывает хорошим.
Люди начинают сомневаться во мне и в моих возможностях.
Именно поэтому я не стал особо протестовать, когда то, что планировалось как деловой обед, превратилось в выбор обручальных колец.
Но сейчас? Я сомневаюсь во всем.
— Ты уверен, что помолвка прямо перед выборами не приведет к обратному результату? Я не хочу, чтобы потенциальные избиратели беспокоились о том, что фокус моего внимания сместился с общественных проблем на невесту и предстоящую свадьбу.
Маргарет дуется, явно обидевшись.
Дерьмо случается. Это то, на что она подписалась.
— Лично меня больше волнует, как твоя падчерица воспримет эту новость, — она делает изящный глоток шампанского. — Раньше я работала волонтером в местной психиатрической больнице. Скажем так, девушки с ее проблемами могут быть очень созависимыми. Когда она переедет, ей будет очень трудно адаптироваться.
— Иден не переезжает, — я осматриваю бальный зал в поисках официантки, потому что второй бокал мне бы сейчас не помешал, — и она не психопатка. Просто у нее есть несколько проблем, над которыми ей нужно поработать.
— Она в этом не одинока, — огрызается Маргарет, — прости, но я не хочу, чтобы мой муж жил под одной крышей с кем-то вроде нее, — маска, закрывающая ее лицо, почти не скрывает ее раздражения. — Я не знаю ни одной женщины, которой бы это понравилось.