Он был смышленым парнишкой – пожалуй, даже слишком смышленым для своих лет. Задумавшись о чем-нибудь, он думал об этом предмете до тех пор, пока тот не начинал казаться ему настоящим, а это опасный дар. Его отец был городским врачом, и он мог бы попытаться показать ему, в чем разница, но доктор Уильямс был чрезвычайно занятым человеком. А другие дети Уильямсов намного отставали от Джимми по возрасту, и матери хватало хлопот с ними. Так что Джимми оказывался предоставленным себе чаще, чем большинство мальчишек, а юность – время мечтаний.
Полагаю, все началось с того, что он заинтересовался Стариком Каппалоу. В каждом городе есть свои легенды и персонажи, и Старик Каппалоу принадлежал в Шейди к последним. Он жил за городской окраиной, на прежних землях Винси, совсем один, если не считать светлокожего негра Сэма, которого привез с собой из Виргинии, и местные негры старались не ходить той дорогой по ночам. Отчасти причиной тому был Сэм, которого считали колдуном, но главным образом сам Старик Каппалоу. Он явился сюда в неспокойные времена, сразу после окончания войны, и даже тогда уже держался особняком. Только раз в месяц он наведывался в банк и забирал деньги, которые приходили в письме из Виргинии. Но как он их тратил, никто не знал. Разве что о том, что у него есть сокровище – об этом в Шейди знал каждый мальчишка.
Время от времени их стайки, осмелев, грохотали палками по его забору и кричали: «Старик Каппалоу! Где твои деньги?» Но потом светлокожий негр Сэм выходил на веранду, смотрел на них, и они удирали. Им не хотелось, чтобы их заколдовали, а в таких делах заранее не угадаешь. Но по пути домой они строили догадки и задавались вопросами о сокровище, и каждый раз, пока они гадали и дивились, оно разрасталось в их фантазиях.
Одни говорили, что это последнее из сокровищ Конфедерации, которое берегли до самого конца для постройки новой «Алабамы», и что Старик Каппалоу стащил его из Ричмонда после падения города, оставил себе и теперь не решается потратить, ведь на каждой монете каиново клеймо. Другие считали, что сокровище привезли с морских островов, где его прятали пираты под охраной призраков и демонов, и Старику Каппалоу пришлось шесть дней и шесть ночей драться с этими демонами, прежде чем он наконец смог забрать сокровище себе. И, если заглянуть ему под рубашку, увидишь длинные белые отметины от демонских когтей. Ну, знаете ли, кто-то говорил так, кто-то этак. Но все сходились во мнении, что сокровище есть, и с языка городских мальчишек оно не сходило.
Раньше оно страшно беспокоило Джимми Уильямса, потому что он знал, что его отец усердно трудится и все же порой получает всего пятьдесят центов за визит, а зачастую и вообще ничего. Он знал, что усердно трудится и его мать и что большинство жителей Шейди небогаты. А между тем сокровище лежит у Старика Каппалоу просто так, без дела. Не то чтобы он замышлял кражу. Не знаю, что именно он собирался предпринять по этому поводу. Но эти мысли не давали ему покоя, крепко засев у него голове. Так продолжалось до тех пор, пока летом, когда ему минуло тринадцать, он не стал совершать экспедиции к дому Каппалоу.
Он выходил по утреннему или дневному холодку и порой по пути сражался с индейцами или янки, ведь он был еще мальчишкой, а иногда размышлял, кем будет, когда вырастет, ведь он уже начинал мужать. Но сверстникам он никогда не рассказывал о том, чем занимается, и в этом проявил себя и как мальчишка, и как мужчина. Еще задолго до того, как впереди показывался дом, он тихонько сворачивал с дороги и шел вдоль забора. А потом, улегшись в бурьяне и траве, смотрел на дом.
Когда-то этот дом был неплох, но теперь веранда просела, на крыше отчетливо выделялись заплаты, разбитые стекла в окнах заменяла бумага. Но это мало что значило для Джимми Уильямса, он привык видеть похожие дома. Сбоку от дома был разбит огород, аккуратный и ухоженный, и Джимми иногда видел, как негр Сэм работает там. Но смотрел он главным образом на боковую веранду. Потому что там сидел Старик Каппалоу.
Он сидел там, невозмутимый и ледяной с виду, в белом льняном костюме, в камышовом кресле, и, бывало, держал в руке книгу в кожаном переплете, но читал ее нечасто. Почти не двигаясь, он сидел прямо, положив руки на колени, и его черные глаза были живыми. Эти глаза чем-то напоминали Джимми Уильямсу окна дома. Вовсе не подслеповатые, они блестели, и то, что жило за ними, вряд ли было заурядным. При белых волосах старика чернота глаз выглядела неожиданно. Однажды в День поминовения Джимми Уильямс видел губернатора, но тот не казался и вполовину таким же внушительным. Старика словно высекли изо льда – льда на знойном Юге. Ясно было, что он стар, но невозможно определить, насколько стар и умрет ли когда-нибудь.
Изредка он сходил с веранды и стрелял по мишени. Мишень представляла собой нечто вроде металлического щита, прибитого гвоздями к столбу, и когда-то была окрашена, но краска уже облупилась. Пистолет он держал очень твердо, и лязг пуль по металлу – дзинь, дзинь – казался в тишине оглушительным. Джимми Уильямс наблюдал за Стариком, гадал, не так ли он расправился с демонами, и строил всевозможные догадки.
Но все равно Джимми был еще мальчишкой, и хотя оказалось страшновато и увлекательно подобраться так близко к Старику Каппалоу и остаться незамеченным, вдобавок у него появилось что рассказать другим, если он все-таки решит рассказать, никаких демонов или сокровищ он так и не увидел. И, вероятно, как свойственно мальчишкам, забросил бы это занятие, если бы не произошло кое-что.
Однажды теплым днем он лежал в бурьяне у забора и, как свойственно мальчишкам, задремал. И в самый разгар сновидения, в котором Старик Каппалоу сулил ему миллион долларов, если он согласится пойти за ним к демону, его разбудил шорох бурьяна и голос, который произнес:
– Белый мальчик.
Джимми Уильямс перевернулся на спину и застыл. Всего в пяти шагах от него стоял светлокожий негр Сэм в тех же синих парусиновых штанах, в которых работал в огороде, но выглядел при этом как дворецкий из шикарного клуба.
Полагаю, если бы Джимми Уильямс в тот момент стоял, он бы бросился бежать. Но он лежал. Он мысленно напомнил себе, что и не собирался бежать, хотя у него уже судорожно заколотилось сердце.
– Белый мальчик, – повторил светлокожий негр, – Маас Джон видит вас сверху из дома. Он передает вам любезности и спрашивает, не согласитесь ли вы пройти к нему.
Его тон был легким, голос приятным, манеры совершенно безупречными. Но Джимми, пусть и всего на миг, задал себе вопрос: неужели его заколдовали? А потом ему стало все равно. Потому что он собирался сделать то, чего не делал никто из мальчишек Шейди. Он собирался войти в дом Старика Каппалоу и не бояться. Пугаться он и не думал, хотя сердце по-прежнему учащенно билось.
Поднявшись на ноги, он последовал вдоль забора до подъездной дорожки, светлокожий негр шел за ним на некотором расстоянии. У веранды Джимми Уильямс остановился, сорвал лист и обтер свои ботинки, хотя и не смог бы объяснить зачем. А негр преспокойно стоял неподалеку и наблюдал за ним. Джимми Уильямс видел, что мнение негра о нем изменилось к лучшему после того, как он начал обтирать ботинки, пусть и ненамного. А сам Джимми разозлился, ему захотелось выпалить: «Я не какая-нибудь белая рвань. Мой отец врач», – но он знал, что делать этого не следует. Просто вытирал ботинки, а негр стоял и ждал. Потом негр провел его вокруг дома к боковой веранде, где восседал в камышовом кресле Старик Каппалоу.
– Белый мальчик здесь, Маас Джон, – негромким приятным голосом произнес негр.
Старик поднял голову и впился в Джимми Уильямса взглядом черных глаз. Взгляд был долгим, он пронзил Джимми до позвоночника.
– Садись, мальчик, – наконец сказал старик, и хотя его голос прозвучал весьма дружелюбно, Джимми Уильямс подчинился. – Можешь идти, Сэм, – добавил он, а Джимми Уильямс присел на краешек камышового кресла и попытался почувствовать себя удобно. В этом он не преуспел, но попытался. – Как тебя зовут, мальчик? – спросил старик немного погодя.
– Джимми Уильямс, сэр. То есть Джеймс Уильямс-младший, сэр.
– Уильямс, – повторил старик, и его черные глаза вспыхнули. – Был полковник Уильямс в шестьдесят пятом виргинском полку… или в шестьдесят третьем? Он прибыл из округа Фэрфакс и полностью разделял мое мнение о том, что нам следовало сохранить майорат вопреки Томасу Джефферсону. Но сомневаюсь, что вы родственники.
– Нет, сэр, – ответил Джимми Уильямс. – То есть отец служил в девятом джорджийском. И был рядовым. Говорят, его собирались произвести в капралы, да так и не собрались. Он сразил… сражался с толпами янки. Сражил их целую кучу. Я видел его мундир. А теперь он врач.
Лицо старика при этих словах стало немного странным.
– Врач? – повторил он. – Что ж, медицину практикуют некоторые чрезвычайно достойные джентльмены. От этого репутация не страдает.
– Да, сэр, – согласился Джимми Уильямс. А потом не выдержал: – Пожалуйста, скажите, сэр, вас когда-нибудь когтил демон?
– Хм-м! – лицо старика стало озадаченным. – Да ты чудак. А если бы я ответил, что такое бывало?
– Я бы вам поверил, – сказал Джимми Уильямс, и старик рассмеялся. Судя по всему, смеяться ему было непривычно, но он все-таки сумел.
– Когтил демон! – повторил он. – Хм-м! Смелый же ты парнишка. Не знал, что сейчас растят и таких. Ты меня удивил. – Но вопреки ожиданиям Джимми Уильямса злиться он не собирался.
– Ну я подумал, – продолжал Джимми Уильямс, – если это правда, может, вы мне про это расскажете. Было бы очень интересно. Или покажете следы когтей – ну если они есть, конечно.
– Их я показать тебе не могу, – ответил старик, – хотя они глубокие и широкие. – И он вперил в Джимми Уильямса суровый взгляд. – Но ты не побоялся прийти сюда и обтер ботинки, прежде чем войти. Так что я покажу тебе кое-что другое. – Он поднялся и оказался и впрямь рослым. – Идем в дом, – позвал он.
Так что Джимми Уильямс встал и вошел в дом вместе с ним. Комната, куда они вошли, была большой, прохладной и сумрачной, и поначалу Джимми Уильямс мало что разглядел. Но потом глаза начали привыкать к сумраку.