– Лейтенант выпьет коньяку, – сказал он. – Поживее, Франц.
Когда коньяк был подан, он с минуту смотрел на него, заглядывая в чашку.
– Скажи мне, Франц, – произнес он, – ты хорошо знал их? Кого-нибудь из них? Раньше?
– О да, лейтенант, – ответил Франц льстивым тоном ординарца. – Во время последней войны я был расквартирован в… ну, как назывался город, неважно, но женщина была одной из них. Разумеется, в то время мы еще про них не знали, – почтительно прибавил он. – Это же было больше двадцати лет назад. Но она была очень добра ко мне, а я делал игрушки для ее детей. Я часто гадал, что с ней стало – такая была заботливая и добрая. Я ведь, конечно, поступал неправильно, – да, лейтенант? Но это же было в другой стране.
– Да, Франц, – сказал лейтенант. – Говоришь, там были дети?
– Да, лейтенант.
– А ты видел сегодня ребенка? Того, последнего?
– Да, лейтенант.
– У него раны на ладонях, – объяснил лейтенант, – прямо посередине. Насквозь. Я видел их. Лучше бы не видел. Лучше бы я не видел этих рук.
При реках Вавилона[37]
На севере и на западе, и на юге хорошие земли для охоты, а ходить на восток нельзя. В любые Мертвые Места нельзя, можно только если надо искать металл, и тогда тот, кто трогает металл, должен быть служителем или сыном служителя. Потом и человека, и металл надо очистить. Это правила и законы такие, они складно составлены. И через большую реку переправляться нельзя, и смотреть на место, которое называется Местом Богов – это запрет, он самый строгий. Мы даже имя этого места не говорим, хотя знаем его, имя. Это там духи живут и демоны, это там пепел Великого Горения. Все это запреты, и были запретами испокон веков.
Мой отец служитель, я – сын служителя. Я ходил вместе с отцом в те Мертвые Места, которые близко к нам – сначала было страшно. Когда мой отец пошел в дом искать металл, я стоял у двери и слышал, каким маленьким и слабым стало мое сердце. Это же был дом мертвого человека, дом духа. Человеком там не пахло, хотя в углу лежали старые кости. Но не годится сыну служителя показывать, что ему страшно. Я смотрел прямо на кости в темном углу и не давал голосу дрожать.
Потом вышел отец с металлом – хороший кусок, прочный. Отец посмотрел мне прямо в глаза, но я не убежал. Он дал мне подержать металл – я взял его и не умер. Так он понял, что я в самом деле его сын и когда придет время, стану служителем. Тогда я был еще очень маленьким, но у моих братьев так не получилось бы, хотя они хорошие охотники. Потом мне дали хороший кусок мяса и угол у костра, где тепло. Отец следил за мной – он был рад, что я стану служителем. Но когда я хвалился или плакал попусту, он наказывал меня строже, чем братьев. Это было правильно.
Прошло время, и мне разрешили одному заходить в мертвые дома и искать металл. Я узнал, что там и как в этих домах, – если видел кости, страшно мне больше не было. Кости светлые и старые, иногда их только тронешь – и они рассыпаются в пыль. Но это большой грех.
Меня научили песням и заклинаниям, научили, как остановить кровь, которая течет из раны, и многим секретам. Служитель должен знать много секретов – так мой отец говорит. Если охотники подумают, что мы все делаем заклинаниями и песнями, они будут в это верить, им не повредит. Меня учили читать то, что в старых книгах, и писать по-старому – это было трудно и заняло много времени. От знаний я радовался, как будто огонь разгорался в сердце. Больше всего мне нравилось слушать про Старые Времена и рассказы про богов. Я задавал себе много вопросов, на которые не мог ответить, но задавать их было хорошо. По ночам я не спал, лежал и слушал ветер, и думал, что это голос богов, когда они летают по воздуху.
Это Люди Лесов неотесанные, а мы нет – наши женщины прядут шерсть на прялке с колесом, наши служители ходят в белом. Мы не ищем на деревьях личинки и не едим их, мы не забыли старые письмена, хотя их трудно понимать. Но все равно то, что я знал, и то, чего не знал, сжигало меня, я хотел знать больше. Когда я наконец стал мужчиной, я пришел к отцу и сказал:
– Мне пора в путь. Дай мне разрешение.
Он долго смотрел на меня, гладил свою бороду, потом наконец сказал:
– Да. Пора.
Той ночью в доме служения я просил очищения и получил его. Моему телу было больно, но дух стал прохладным камнем. Про мои видения спрашивал сам отец.
Он велел мне смотреть в дым костра и видеть – и я видел и говорил ему, что вижу. Видел я то же, что и всегда: реку, а за ней огромное Мертвое Место, и как ходят боги. Я всегда об этом думал. Когда я рассказал отцу, его глаза стали строгими – он был уже не отец, а служитель. Он сказал:
– Это сильное видение.
– Оно мое, – ответил я, пока вился дым и голова становилась легкой. Во внешнем зале пели песню Звезде, и у меня в ушах будто жужжали пчелы.
Он спросил, как были одеты боги, и я сказал, как они были одеты. Мы знаем, как они одевались, из той книги, но я видел их так, будто они были прямо передо мной. Когда я договорил, он три раза бросил палочки и изучил, как они легли.
– Это очень сильное видение, – сказал он. – Оно может съесть тебя.
– Мне не страшно, – заверил я и посмотрел на него обоими глазами. Мне показалось, что мой голос звучит слабо и тонко, но это из-за дыма.
Он прикоснулся ко мне – к груди и ко лбу. Дал лук и три стрелы.
– Возьми их, – сказал он. – Нельзя ходить на восток. Нельзя переправляться через реку. Нельзя заходить в Место Богов. Все это – запрет.
– Все это – запрет, – повторил я за ним, но это мой голос говорил, а не мой дух. Отец снова посмотрел на меня.
– Мой сын, в юности и у меня были видения. Если твои видения не съедят тебя, ты можешь стать великим служителем. Если съедят, ты все равно мой сын. А теперь начни свой путь.
Я ушел голодным, как гласит закон. Телу было больно, а сердцу – нет. Когда рассвело, деревни было уже не видно. Я молился и очищался, ожидая знак. Знаком стал орел. Он летел на восток.
Бывают знаки, которые посылают злые духи. Я снова ждал на плоском камне и ничего не ел. Совсем не шевелился и чувствовал небо надо мной и землю снизу. Я ждал, пока солнце не начало снижаться. По долине прошли три оленя, направляясь на восток – они не учуяли и не увидели меня. Среди оленей был молодой белый – очень важный знак.
Держась на расстоянии, я шел за ними и ждал, что будет дальше. Сердцу было неспокойно идти на восток, но я знал, что должен. В голове гудело от голода, я даже не заметил, как на молодого белого оленя бросилась пантера. Но лук сам собой очутился у меня в руках. Я закричал, и пантера подняла голову от оленя. Одной стрелой убить пантеру непросто, но эта стрела прошла сквозь глаз и воткнулась в мозг. Пантера умерла, когда пыталась прыгнуть, и покатилась по земле, раздирая ее когтями. Тогда я понял, что должен идти на восток – понял, что это мой путь. Когда пришла ночь, я развел костер и зажарил мясо.
Идти на восток восемь солнц, при этом проходишь мимо многих и разных Мертвых Мест. Люди Лесов боятся их, а я нет. Однажды ночью я развел костер возле одного Мертвого Места, а наутро в мертвом доме нашел хороший нож, почти не ржавый. Не так много для начала, но от этого у меня будто выросло сердце. И всегда летело впереди моей стрелы, когда я искал добычу, и я два раза проходил мимо отрядов Людей Лесов так, что они об этом не знали. Так я понял, что моя магия сильна и путь свободен, несмотря на то, что гласит закон.
К заходу восьмого солнца я был на берегах большой реки. Я шел еще полдня после того, как свернул с дороги богов – теперь, когда дороги богов распадаются на огромные камни, мы больше по ним не ходим, к тому же лес не такой опасный. Воду я видел между деревьями еще издалека, но они стояли густо. Наконец я вышел на открытое место сверху на утесе. Внизу лежала большая река, как великан под солнцем. Очень длинная, очень широкая. Она могла бы выпить все ручьи, которые мы знаем, и все равно не напиться. Ее имя У-дис-сон, Священная, Длинная. Из моего племени ее не видел никто, даже мой отец, служитель. Это была магия, и я молился.
Потом я поднял взгляд и посмотрел на юг. Оно было там, Место Богов.
Как мне рассказать, какое оно, вы же не знаете. Оно было там, в красном свете, и слишком большое для простых домов. Оно было там, озаренное красным светом, могучее и разрушенное. Я знал, что еще минута – и боги меня увидят. Прикрыл глаза ладонями и уполз обратно в лес.
Да, этого хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Да, хватило бы и ночевки на утесе. Даже Люди Лесов не подходили ближе. Но всю ночь я знал, что должен переправиться через реку и войти в места богов, даже если боги меня съедят. Моя магия мне ничем не помогала, огнем горел и мой живот, и мой разум. Когда встало солнце, я подумал: «Мой путь был честным. Теперь я вернусь домой после своего пути». Но хоть я и думал так, я понимал, что не смогу. Если я пойду в Место Богов, то наверняка умру, а если не пойду, больше никогда не смогу жить со своим духом в мире. А тому, кто служитель и сын служителя, лучше расстаться с жизнью, чем с духом.
Но все равно слезы лились у меня из глаз, пока я делал плот. Люди Лесов могли бы убить меня без схватки, если бы застали в это время, но они не застали. Я доделал плот, сказал речение для мертвых и раскрасил себя для смерти. Мое сердце было холодным, как лягушка, а колени – жидкими, как вода, но огонь в мыслях не дал бы мне покоя. Оттолкнув плот от берега, я начал свою песню смерти – я был в своем праве. Отличная была песня. Я пел:
– Я Джон, сын Джона. Мой народ – Люди Холмов.
Они мужчины.
Я бываю в Мертвых Местах, но не умираю.
Я беру металл из Мертвых Мест, но не взрываюсь.
Я хожу по дорогам богов и не боюсь.
Так-то! Я убил пантеру, я убил молодого оленя!
Так-то! Я пришел к большой реке. Раньше к ней никто не ходил.