Со странной бесстрастностью она изучала Роджера. Да, вот он: умный, преуспевающий мужчина в возрасте чуть за тридцать. Не то чтобы красавец, но бесспорно привлекательный, умеющий при желании быть обаятельным; преданный друг, хороший отец, муж, которым можно гордиться. И ей показалось, что, если он снова сделает почти незаметный жест левой рукой или расскажет историю о муравьеде, она завизжит.
Странно, как осознание, что потеряно все, на что ты больше всего рассчитывала, способно настигнуть тебя на чинном званом ужине во время разговора о военных временах с темноволосым офицером, голос которого источал медовую сладость Юга. Затем Терри вспомнила, что они с Роджером впервые осознали, что любят друг друга, не на озаренной луной лужайке, а в засиженном мухами зале ожидания крошечной железнодорожной станции, и нынешние события перестали удивлять ее. Такова жизнь. Она дарит что-либо неожиданно, внезапно, не считаясь с романтическими декорациями или реквизитом. И так же неожиданно и внезапно отнимает.
Продолжая беседу, она мысленно предприняла оцепенелые и мучительные поиски причин, навлекших это бедствие. Поначалу они любили друг друга – даже сейчас она была в этом уверена. Они старались вести себя разумно, не нарушать обещаний, быть искренними и веселыми. Их союз раскололи отнюдь не глубинные расхождения во взглядах, стены их дома рухнули не оттого, что в ком-нибудь из них под давлением обнаружился внутренний изъян. Она искала виновную сторону, но не находила ее. Ничего, кроме вереницы дней и череды мелких событий, следовавших одно за другим без спешки и передышки. Только и всего, но и этого оказалось достаточно. И Роджер всматривался в нее – тем же странным испытующим взглядом, какой она устремляла на него минуту назад.
Что же осталось? Дом, в котором спит маленький мальчик, размеренная жизнь, ряд привычек, воспоминаний, лишений, пережитых вместе. Может, большинству людей хватает и этого? Но им требовалось больше.
Откуда-то к ней явился вопрос: «Ну а если все-таки не было его, настоящего?» Она повернулась к своему соседу, впервые за все время рассмотрев его как следует. Если приглядеться, он был весьма обаятельным. И с приятным голосом. Но ничуть не похожим на Роджера Шарпа.
Она засмеялась и заметила, как от этого смеха что-то пробудилось в его глазах. Он тоже до сих пор толком не замечал ее. Но теперь заметил. Ей еще не было и тридцати, она сохранила внешность. Она ощутила, как прежние силы, давние состояния души потоком возвращаются к ней, – все то, что она считала забытым, чары первой молодости. Где-то вдоль изогнутого берега темного озера скользила лодка, мужчина беседовал с ней, она не видела его лица, но знала, что это не Роджер…
Ее грезы наяву прервал голос миссис Латтимор.
– Надо же, никогда бы не подумала! – восклицала та. – Я же понятия не имела! – И она позвала через весь стол: – Джордж! Ты знаешь, что у этих людей годовщина? Как мило с их стороны было прийти, и мне пришлось положительно вытягивать это признание из мистера Шарпа!
Терри бросило одновременно и в жар, и в холод. Она была чувствительна, она была несчастна, любовь оказалась мифом, однако она в особенности рассчитывала на то, что Роджер никому не расскажет, что сегодня их годовщина. А Роджер рассказал.
Она пережила поздравления и стандартные шутки на тему «стало быть, начинается ваш седьмой год, а вы знаете, что говорят про седьмой!» Она пережила даже задумчиво произнесенное миссис Латтимор: «Шесть лет! Как же так, дорогая моя, ни за что бы не поверила! Вы ведь дети, сущие дети!»
Терри была готова укусить миссис Латтимор. «Дети! – негодующе думала она. – И как раз когда я… когда мы… когда все рухнуло!» Она пыталась издалека ввести Роджера взглядом в оцепенение, но он не смотрел в ее сторону. А потом у нее перехватило дыхание, ибо это было еще не самое худшее, что уготовила ей судьба.
К огромному несчастью, кто-то завел разговор о домашних питомцах. Терри увидела, как медленно проясняется лицо Роджера, увидела, как он подается вперед. И стала молиться, чтобы обвалился потолок, время остановилось, миссис Латтимор взорвалась, как римская свеча, рассыпавшись зелеными и лиловыми звездами. Но, молясь, она уже знала, что все ее старания напрасны. Роджер твердо намерен рассказать историю о муравьеде.
Эта история больше не шокировала ее и даже не казалась жестокой. Но в ней воплотились все годы ее жизни с Роджером. За эти годы, по ее полным отчаяния подсчетам, она выслушала все ту же историю не меньше сотни раз.
Каким-то чудом – как именно, она так и не поняла, – ей удалось пережить сто первый повтор от вопиюще знакомого «был на Юге один городок…» до торжествующего заключительного «это Эдвард!» Она сумела даже вымученно улыбнуться, поддерживая последовавший за финалом шквал смеха. А потом, к счастью, миссис Латтимор подала дамам знак, что пора вставать из-за стола.
Мужчины задержались – за историей о муравьеде последовала еще одна. А у Терри неожиданно для нее состоялся тет-а-тет с миссис Латтимор.
– Дорогая моя, – заговорила эта важная дама, – если бы я только знала, я бы, конечно, пригласила вас в другой раз. Но я чрезвычайно рада, что вы сегодня смогли прийти. Джордж очень хотел познакомить мистера Колдена с вашим блистательным супругом. Видите ли, они намерены вместе работать над тем западным проектом, а Том Колден завтра уезжает. Так что мы оба высоко ценим то, что вы так любезно приняли приглашение.
Терри почувствовала, как внезапная и удивительная пульсация тепла пробивается сквозь холодный туман, который словно окутывал ее.
– О-о… – Она запнулась. – Но ведь мы с Роджером уже давно женаты… и мы были рады прийти… – Она взглянула на собеседницу. – А вот скажите… – начала она в неудержимом приливе уверенности, – вам когда-нибудь казалось, что некую историю вы больше не в состоянии выслушать ни разу, не умерев при этом?
Глаза миссис Латтимор весело заблестели.
– Дорогая, Джордж никогда не рассказывал вам о своей поездке в Перу?
– Нет.
– Вот и не позволяйте ему… – она спохватилась: – Нет, лучше позвольте. Бедняга Джордж, этот рассказ доставляет ему такое удовольствие. А в вашем лице он найдет новую слушательницу. Но то, о чем говорится в истории, случилось пятнадцать лет назад, и я, пожалуй, могла бы повторить ее за Джорджем слово в слово. И все-таки порой мне кажется, что рассказывать эту историю он не перестанет никогда.
– И что же вы тогда делаете? – затаив дыхание, спросила Терри, слишком заинтересованная, чтобы помнить о тактичности.
Ее собеседница улыбнулась.
– Думаю об истории про экскурсовода в галерее Уффици, которую собираюсь рассказать, – ответила она. – Джордж, наверное, слышал ее уже десять тысяч раз. Но все еще жив. – Она коснулась ладонью руки молодой гостьи. – Все мы одинаковы, дорогая моя. Даже когда я буду старушкой в инвалидном кресле, Джордж и тогда не перестанет рассказывать мне о Перу. Но к тому времени я уже вряд ли буду помнить, что это Джордж.
Она повернулась и отошла, оставив Терри обдумывать ее слова. Ее гнев не угас, она по-прежнему была убеждена, что ее жизнь превратилась в руины. Но когда в комнату вошел темноволосый офицер, заметила, что лицо у него ничем не примечательное, а голос просто-напросто приятный.
Мистер Колден подвез супругов Шарп до их дома. Мужчины ненадолго задержались за разговором у ворот, а Терри бросилась смотреть, как там их сын. Мальчик мирно спал, крепко сжав кулачки; во сне он казался вылитым Роджером. Внезапно она осознала, что вокруг нее знакомые и привычные домашние виды и звуки. Ее охватила усталость, словно она вернулась из долгого путешествия.
Она сошла вниз. Роджер как раз входил в дом. Она отметила, что вид у него тоже усталый, но при этом торжествующий.
– Колдену пришлось спешно уехать, – сразу заговорил он. – Он просил попрощаться с тобой за него – надеюсь, ты не в обиде, – и наговорил комплиментов. И вправду славный малый, Терри. А что касается этого нового бизнеса с Западом… – Он заметил серьезное выражение на ее лице и сам посерьезнел. – Мне так жаль, милая. Ты была очень недовольна? Что ж, я… но ничего поделать не удалось. Ручаюсь, в следующий раз…
– А, в следующий раз… – отозвалась она и поцеловала его. – Нет, никакого недовольства. Ведь мы же другие, правда?
Эта мудрая мать семейства, миссис Роджер Шарп, сейчас сидела в конце обеденного стола и время от времени к месту восклицала: «Неужели?.. Да, действительно… Вот и я всегда говорю Роджеру…» – исчерпывающим образом исполняя обязанности хозяйки дома перед полковником Крэндоллом. Гостем полковник Крэндолл был на редкость мирным и покладистым – ему хватало крох внимания, чтобы разглагольствовать сколь угодно долго, в то же время не создавая вокруг себя полосу отчуждения. В тот момент миссис Шарп была чрезвычайно благодарна ему. Ей хотелось удалиться в тайное убежище в уголке своего разума и немного понаблюдать за своим званым ужином со стороны, и полковник Крэндолл предоставил ей такую возможность.
Все шло и впрямь замечательно. На это она надеялась с самого начала, а теперь, убедившись, издала еле различимый вздох облегчения. Роджер был в ударе, молодые Дорварды оправились от первоначального приступа застенчивости, мистер Уайтхаус еще не завел разговор о политике, суфле имело успех. Миссис Шарп слегка расслабилась и позволила себе задуматься о других делах.
Завтра Роджеру непременно следует напомнить про светло-серый костюм, записать Дженнифер к дантисту и как можно деликатнее обсудить с миссис Куаритч дела комитета. Принимать решение насчет лагеря для девочек еще слишком рано, но Роджеру-младшему надо дать понять, как они гордятся его отметками, и если мама вознамерится отказаться от поездки только из-за бедной старой мисс Томпкинс – ну что ж, придется что-то предпринять. Оставались еще вопросы, связанные с новым мазутным котлом, со школьным правлением и свадьбой Брюстера. Но ни один из них всерьез не беспокоил миссис Шарп, ее жизнь всегда была насыщена делами, и внезапно ее посетило редкое желание обратиться к прошлому.