Но он спокойно ответил:
– И теперь вы собираетесь серьезно обдумать такую возможность? Не спешить со свадьбой только ради того, чтобы поскорее освободиться от власти отца? Кстати, как прошла встреча с ним, кроме того, что вы в очередной раз обозлились?
– Прошла в точности как я ожидала. Но если вспомнить прошлые скандалы, должна заметить, что вела себя намного спокойнее. Так что, можно сказать, все было лучше некуда.
А потом поцелуи Рейфа полностью растопили ее гнев, но об этом она не упомянула. Только слегка порозовели щеки при воспоминании о той сцене.
– Не думаю, – продолжала она, – что мне удастся без спешки выбрать себе мужа. Отец полон решимости поскорее сбыть меня с рук и сделает для этого все возможное.
– Я, пожалуй, потолкую с ним.
– Не стоит. Если он вообразит, что я вам небезразлична, тогда его не удержать!
– Ад и проклятие, зачем же ему спешить?
– Неужели еще не поняли? Он мечтал выдать меня замуж едва ли не с пеленок, чтобы самому возвыситься в обществе. Он вообразил, что все устроилось, когда пытался выдать меня замуж за Дункана. И теперь, когда свадьба не состоялась, очень несчастлив. Мало того, злится на меня за то, что я вновь хожу в невестах. Поэтому не удивляйтесь, если теперь он выбрал мишенью вас.
– Простите, но он не в моем вкусе, – заметил Рейф так серьезно, что Офелия разразилась смехом.
Но все же сочла нужным предостеречь его:
– Можете шутить, сколько хотите, но он тверд как скала. И поверьте, он человек целеустремленный. И уже считает вас своим зятем.
Рейф поморщился:
– Боюсь, я сам дал ему повод в своем первом письме. Намек – лучшее орудие для возникновения разного рода предположений.
Рейф продолжал пробираться через толпу к тому месту, где стояла Мэри, с которой, очевидно, хотел оставить Офелию. К сожалению, Мэри по-прежнему болтала с Сабриной и ее тетей Хилари. Дункан тоже был там и стоял позади невесты, учтиво прислушиваясь к беседе.
Кто бы мог подумать, что эти двое так привяжутся друг к другу! Они такие разные: красивый, мужественный шотландец и милая деревенская птичка, которую никак не назовешь красоткой! Но возможно, именно дар Сабрины найти юмор в любой ситуации и поделиться с окружающими завоевал сердце Дункана. Сначала они стали друзьями, потом из дружбы родилась любовь. Жаль только, что Офелия не увидела этого раньше и позволила своему непомерному самолюбию убедить себя, что Дункан всего лишь пытается заставить ее ревновать.
Наверное, стоило бы извиниться и перед ним за то, что подвергла его настоящей пытке, когда бедняга пребывал в полной уверенности, что отныне связан с ней на всю оставшуюся жизнь. Но все могло быть иначе, откройся ее глаза раньше, до того как они вообще повстречались. Возможно, в этом случае они могли бы полюбить друг друга… какая поразительная мысль! И все же такое могло бы произойти, не будь она столь эгоистична и полна решимости избавиться от этой помолвки. И не будь он так обескуражен ее оскорблениями и спесивыми манерами. Значит, извиниться перед Дунканом за то, что восстановила его против себя, – все равно что сказать, как она жалеет, что он нашел истинную любовь в Сабрине, а не в ней.
Нет, она об этом совсем не жалеет.
В этот момент Сабрина ей улыбнулась. Довольная Офелия облегченно вздохнула и ответила улыбкой. Но тут же заметила настороженный взгляд Дункана и попыталась развеять его подозрения.
– Здравствуйте, Дункан, – смущенно пролепетала она. – Удивительно видеть вас и Сабрину в городе, тем более что до свадьбы остается совсем немного.
– Мы всего лишь приехали купить кое-какие вещи, которые мои дамы не смогли найти дома.
Хилари Ламберт просияла, услышав, что она тоже входит в число «дам» Дункана, но разговора с Мэри не прервала. Подружки никогда не упускали случая вспомнить о том, как они росли вместе.
– Поздравляю с великим событием, – продолжала Офелия. – Я очень счастлива за вас обоих.
– Будь я проклят, – недоверчиво пробормотал Дункан. – Похоже, вы не притворяетесь…
На вопрос это не походило, но она все же ответила:
– Мы с вами прекрасно поладили бы, не будь вынуждены познакомиться друг с другом стараниями наших родных, но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что Сабрина будет вам лучшей женой, чем я. Она куда больше вам подходит.
Дункан ошеломленно уставился на Рейфа:
– Я сдаюсь, парень. Больше я не нуждаюсь в доказательствах того, что с ней произошло чудо. Офелия действительно изменилась, причем разительно! Это единственное пари, которое я был рад проиграть.
Офелия нахмурилась, но не сразу поняла, что имеет в виду бывший жених. Пока не увидела, как поежился Рейф.
– Это всего лишь комплимент твоим успехам, Офелия, – поспешно заверил он.
Но она словно не услышала.
– Пари? О каком пари идет речь? Вы протащили меня через ад ради проклятого пари?!
– Все было не так, как ты думаешь.
– Не так?
– Именно, – заверил Рейф. – Я знал, что ты способна измениться, как все остальные смертные. Пари было всего лишь моей реакцией на скептицизм Дункана.
Теперь уже Дункан мучительно сморщился, и Офелия это заметила. Сабрина выглядела пристыженной. За своего жениха? Или потому что Офелия слишком громко говорит и может привлечь нежелательное внимание? Люди уже стали оборачиваться. Мэри и Хилари прервали беседу и хором спросили, что случилось. Офелия не ответила: слишком живо представляла, как Рейф и Дункан смеялись над ней, когда заключали пари. Забавлялись на ее счет! Значит, все, что она себе вообразила, все, что сказал ей Рейф, – это ложь?
Она пристально уставилась на Рейфа потрясенным и одновременно убийственным взглядом.
– Значит, все это вы делали ради моего счастья? Оказывается, все дело в деньгах… которые вы ставили на меня. Боже, какой же вы подлый лжец!
– Фелия, даю слово. Я…
Но Офелия уже выбегала из комнаты. Мать поспешила за ней.
– Что случилось? – спросила запыхавшаяся Мэри, пытаясь догнать дочь.
Они даже не взяли свои плащи, и Офелия, не дожидаясь, пока подадут их экипаж, выскочила на улицу. К счастью, экипаж стоял совсем недалеко, и уже через несколько минут они ехали к дому.
– Что случилось? – снова спросила мать.
Офелия не ответила. Да и не смогла бы, как ни старалась: в горле стоял колючий ком, душивший ее. Но слезы, струившиеся по щекам, были достаточно красноречивым ответом. Мэри молча притянула к себе дочь, и душераздирающие всхлипы стали тише, когда та уткнулась носом в плечо матери.
Рейфел стоял в дверях, глядя вслед исчезающему за углом экипажу Офелии. Он опоздал всего на несколько секунд, и то потому, что задержался, чтобы прорычать:
– Огромное тебе спасибо, старина! За все!
– Она ничего не знала о пари? – догадался наконец Дункан.
– Нет, черт возьми, не знала! Кстати, ты видишь на моем лбу клеймо «дурак»?! Нет? Подожди минуту, оно сейчас появится.
– Но какое ей дело до нашего пари? Она изменилась. И больше ее не назовешь адской фурией!
– Она считала, что стала другой, потому что я открыл ей глаза. А теперь она уверена, что я обманом заставил ее преобразиться. И сейчас все мои усилия скорее всего пойдут прахом.
– В таком случае, старина, беги за ней и все объясни. Мне как-то не по себе. Кажется, мы что-то не так сделали.
Глава 36
Наутро, едва дождавшись часа, считавшегося более-менее приличным для визитов, Рейфел прибыл к дому Ридов, но дальше порога его не пустили. Дворецкий сообщил, что дамы не принимают, а графа нет дома. Рейфел вернулся днем и получил тот же ответ. Пришлось подождать на улице. Оказалось, что другим визитерам тоже отказывают. Ему стало легче. По крайней мере дело не только в нем.
Его лакею Саймону тоже не удалось узнать планы дам на сегодняшний день. Мало того, его бесцеремонно выгнали из дома, когда одна из судомоек донесла дворецкому, что Саймон – неизвестно откуда взявшийся чужак. Пришлось последовать приказу хозяина и ожидать в наемном экипаже, на случай если дамы вздумают куда-то поехать. Но они так и не вышли из дома.
Рейфел обнаружил, что тревога – чувство весьма неприятное. Ему следовало еще вчера вечером последовать за Офелией, и, невзирая на поздний час, настоять на встрече. Тогда не пришлось бы ложиться в постель с тяжелым сердцем. Хуже всего была мысль о том, как сильно ранило ее вчерашнее признание Дункана. Он предпочел бы ее гнев. С подобными эмоциями он прекрасно умел справляться.
Рейфу стало немного легче, когда прибывший лакей вручил ему письмо отца, требовавшее его присутствия в Норфорд-Холле. Странно, что оно не пришло раньше! Он редко навещал семью после возвращения в Англию. Отец, должно быть, набрался терпения, ожидая, пока сын приедет в фамильный дом, но это терпение наконец истощилось. И хотя Рейф не считал, что в приказе отца есть что-то из ряда вон выходящее, все же вряд ли стоило его игнорировать только потому, что сейчас не время оставлять Лондон.
Он всю ночь сочинял длинное послание Офелии, но утром разорвал. Объяснения на бумаге кажутся неубедительными и даже могут ухудшить ситуацию, в зависимости от ее нынешнего настроения. Эмоции этой женщины настолько переменчивы, что только его присутствие поможет укротить ее вспыльчивость. И что он должен сказать ей? Что пари было лишь средством привести его план в действие? Что потом уже и пари не имело никакого значения, потому что она стала другим человеком?
Наутро Рейфел выехал в Норфорд-Холл. После бессонной ночи, проведенной за сочинением письма Офелии, он слишком устал, чтобы допытываться, почему Аманда решила ехать с ним. Почти все утро он просто дремал в экипаже. Но когда, уже ближе к полудню, окончательно проснулся и заметил сестру, сидевшую напротив и пытавшуюся читать роман, несмотря на толчки и тряску, все же осведомился:
– Кажется, ты решила меня защищать, сестрица?
Аманда подняла глаза от книги:
– Мне почему-то показалось, что ты нуждаешься в защите.