— Ну, конечно, езжайте, — сказала Соня, хотя по ее вытянувшемуся личику было заметно, что она разочарована. Интересно, чем, невозможностью сразу показать дневник покойника или все-таки нарушенными планами провести оставшийся вечер с ним, с Феодосием? Дорого бы он дал, чтобы узнать. — Я прекрасно доеду до дома сама. Вы не переживайте, Феодосий.
Он все равно переживал, потому что остаться с ней в надежде на приятное продолжение их знакомства было, пожалуй, сейчас самым большим его желанием. Давненько он уже не испытывал ничего подобного в связи с женщиной. Но Наташка была важнее.
По дороге в свой кабинет, где он оставил куртку, Феодосий позвонил Розе Михайловне и договорился, что сейчас заедет. Естественно, на поздний визит пожилая женщина согласилась без всяких разговоров.
Секретарша почему-то была все еще на работе, несмотря на позднее время. Он мимолетно удивился этому обстоятельству, но тут же забыл о нем. Сейчас это было совсем неважно.
— Феодосий Алексеевич? — Она попробовала что-то спросить, но он лишь отмахнулся от нее, как от назойливой мухи.
— Подожди, потом, все потом. Мне надо ехать, меня ждут.
— Кто ждет? Женщина? — Если эта дура решила сейчас разыгрывать ревность, то она выбрала не самое лучшее время. И вообще, похоже, надо ее убирать из приемной.
Приятные дополнения к служебному функционалу грозили плавно перетечь в дополнительный геморрой. Рано или поздно так случалось со всеми секретаршами, и Феодосий относился к этому обстоятельству с холодной расчетливостью, цинично называя его «истекшим сроком годности».
— Да, женщина. — Он не вдавался в детали, во-первых, потому, что ему было некогда, а во-вторых, потому, что ее обида была ему только на руку. Вдруг сама уволится, избавив его от необходимости вести неприятные беседы.
Впрыгнув в машину, Феодосий включил зажигание и выехал с парковки, взвизгнув колесами. Он особо не торопился, просто уж такая у него была манера езды, да и вообще манера жизни — делать все на максимальных скоростях. Обычно, отъезжая от своего офиса, расположенного в центре города, он поворачивал направо, чтобы проехать метров пятьсот по довольно тихой улице, а потом повернуть направо, на мост через Волгу, поскольку его дом стоял за рекой, в тихом, уютном микрорайоне «Сосновый берег», казалось, расположенном не в десяти минутах езды от шумного центра, а за городом.
Построить себе здесь дом было недешево, но Феодосий вполне мог себе это позволить. Впрочем, в дом они с мамой и Наташкой переехали совсем недавно, уже после отъезда Нины. Он знал, что бывшую жену это обстоятельство очень бесило. Если бы она могла перед разводом оттяпать этот дом, то обязательно бы оттяпала, вот только дома тогда не было.
Сейчас ему нужно было доехать до соседней улицы, где в старом доме сталинской постройки жила Роза Михайловна, поэтому он повернул налево и посильнее нажал на газ. Дорога из-за позднего уже времени была пустынна, и, пожалуй, именно это обстоятельство спасло Феодосию жизнь.
Он не сразу понял, что произошло. Машина, только что послушно слушающаяся руля, вдруг стала полностью неуправляемой. Нет, он, конечно, еще разгоняясь, заметил, что автомобиль странно потряхивает, но не успел подумать о том, что подобные толчки вкупе с непонятными постукиваниями скорее всего указывают на неплотно затянутые колеса. Этого просто не могло быть, потому что всего несколько дней назад Феодосий гонял машину на ТО.
Именно потому, что это не могло быть, он потерял те доли секунды, которые у него оставались, чтобы верно оценить ситуацию. Сейчас этих секунд уже не оставалось, потому что у его автомобиля отлетело переднее правое колесо.
Думать было уже некогда, включились рефлексы, приобретенные на службе в армии. Феодосий не любил об этом говорить, но в его жизни была такая школа, как спецназ ВДВ, а вместе с ней и въевшиеся в плоть и кровь навыки поведения в экстремальной ситуации.
Совершенно машинально он вцепился двумя руками в руль, стараясь удержать машину, убрал ногу с педали газа, не трогая тормоз, поставил автомат в положение «паркинг». Машину развернуло и выбросило вправо, на тротуар, где, к счастью, тоже никого не было. Полностью она остановилась сантиметрах в пяти от светового столба.
«Повезло», — подумал Феодосий и рванул ручник, одновременно выключая зажигание.
Он вылез из машины и обошел ее кругом. Переднего колеса действительно не было, оно укатилось вперед по дороге и лежало метрах в пятнадцати. Он дошел до него и принес обратно к машине. В пазах торчали два болта. Остальные, видимо, потерялись во время кульбитов на дороге. Феодосий достал их, положил их в ладонь и хорошенечко рассмотрел. У болтов были аккуратно срезаны головки.
Данное обстоятельство трудно было объяснить случайностью или совпадением. У случившегося было только одно объяснение, каким бы невероятным оно ни казалось. Кто-то осознанно повредил болты, крепящие колесо, чтобы оно отвалилось на ходу. Если бы сегодня вечером Феодосий поехал домой, как делал практически всегда, колесо отвалилось бы в аккурат на мосту, и тогда отброшенный вправо автомобиль упал бы в воду. Сколько бы при таком раскладе у него было шансов выжить? Надо признать, немного.
Впрочем, зачем бояться того, чего не случилось? Нужно сделать выводы и идти дальше. В данном случае ехать за Розой Михайловной, видимо, на такси. И организовать транспортировку автомобиля в шиномонтаж. Впрочем, с этим прекрасно справится его водитель Дима.
Мозг четко работал, заставляя выполнять привычные понятные действия — вызвать такси, позвонить водителю, загрузить внутрь колесо, запереть машину, заехать за Розой Михайловной, которую, к счастью, совершенно не волновал вопрос транспорта, тот он был или не тот, приехать домой, поцеловать горячую и, кажется, даже бредящую дочь, а потом маму.
Та, встревоженная по поводу здоровья внучки, не задалась вопросом, почему сын немного бледен и больше обычного молчалив. Списала на волнение из-за болезни Наташки. И только ближе к полуночи, когда была отправлена домой сделавшая свое дело Роза Михайловна, Наташка со сбитой температурой спокойно уснула и размеренно дышала во сне, удалилась в свою комнату мама, Феодосий, приняв душ и смыв усталость такого длинного и нервного дня, позволил себе, лежа в своей кровати и глядя в потолок, задаться главным и самым важным вопросом: кто и за что только что пытался его убить?
Кофе и десерт действительно оказались выше всяческих похвал. Пожалуй, уже очень давно совершенно равнодушная к еде Соня не испытывала от нее такого удовольствия. Ей было немного жаль, что чудный вечер прервался так неожиданно, но недовольства или обиды она не испытывала. Невозможно сердиться или обижаться, когда человек сорвался домой, потому что у него заболел ребенок.
Ей отчего-то нравилось, что начальник ее брата оказался таким хорошим, внимательным отцом. Феодосий Лаврецкий, о котором она, разумеется, очень много слышала от Дениса, вызывал у нее все больший интерес. Было в нем что-то «неправильное». Не в плане «плохое», а именно неправильное, отличающее его от других людей.
Он очень много работал сам и других ценил, в первую очередь, по их работоспособности, а во вторую — по степени таланта.
Пожалуй, в Сониной шкале ценностей эти два качества шли в обратной последовательности, но она не была бизнесменом, а Феодосий был. При всей его занятости он лично вникал в каждую мелочь, включая собеседование с будущей учительницей английского языка на своих курсах для сотрудников. Подобная внимательность, как и сама идея организовать подобные курсы, вызывала у Сони почтительное любопытство. Она знала, что большинство начальников забывают о данном ими поручении сразу, как только за подчиненным закрывается дверь. Феодосий был не такой, и ей это нравилось.
Он отправился ее спасать, потому что ему нужно было, чтобы Денис был спокоен на деловых переговорах. Он не растерялся, когда Соня потеряла сознание, и вышел из достаточно неловкой ситуации как-то элегантно и изящно, не вызвав Сониного смущения и особо не смущаясь сам. Он не поднял ее на смех, когда она излагала ему свои бредовые идеи по поводу возможного ключа к разгадке детективной тайны, участницей которой Соня стала, сама того не желая. Он был готов помогать дальше, разбираться во всех перипетиях дела, ехать к ней домой… Достойно уважения, что тут скажешь.
Если бы Соня Менделеева была чуть более искушена в отношениях между мужчинами и женщинами, то, разумеется, сразу бы поняла, что за всеми этими действиями стоит не уникальность человеческих качеств, а чисто мужской интерес, который Лаврецкий испытывал к ней. Однако искушенной она не была, а потому даже не догадывалась о том, что может ему нравиться.
Его мужские качества она тоже не оценивала. Признавала, что мужчина он видный, прекрасно сложенный, симпатичный, можно даже сказать, красивый, но дальше простой констатации фактов не шла. У богатого, самодостаточного мужчины, обладавшего такими внешними данными и не имевшего жены, наверняка было много женщин. Все они, разумеется, были молодыми, гораздо моложе тридцатичетырехлетней Сони, красивыми, длинноногими, модными, не вылезающими из СПА-салонов и от косметолога, и тягаться с ними Соня не могла, даже если бы и хотела. Но она не хотела, ей это было неинтересно.
На данный момент больше всего на свете она хотела разгадать загадку смерти отца и сына Галактионовых, а для этого расшифровать загадочный дневник. Феодосий обещал ей помочь, и надежда на его помощь была единственной, которую Соня питала по отношению к нему.
Именно поэтому она спокойно доела десерт, с удовольствием и не торопясь выпила еще одну чашку кофе, с легкой неловкостью и одновременно облегчением уточнила, что счет за ужин уже оплачен, после чего вышла из кафе, села в машину и поехала домой. В квартале от кафе на тротуаре стоял большой тяжелый внедорожник. Мигал аварийкой. Как успела отметить Соня, у него не было правого переднего колеса.