Именно в этот момент Настя вдруг поняла, что эти два человека — преподавательница и ее брат — совершенно «ее» люди. Только совершенно «своя» Софья, обнаружив Настю за взломом чужой квартиры, не начала вопить, звать на помощь и звонить в полицию, а увязалась вслед за ней, добровольно войдя в квартиру, в которой пережила не самые приятные минуты своей жизни. Только «свой» Денис мог после устроенной сестре выволочки совершенно искренне интересоваться, что именно они нашли.
«Мы с тобой одной крови. Ты и я», — говорилось в любимой с детства Настиной книжке про Маугли.
Брат и сестра Менделеевы были с Настей одной крови, и отчего-то понимать это ей было очень приятно. Они ей нравились. Оба.
— Ничего мы не нашли, — говорила тем временем Соня. — По крайней мере, сегодня. Настя осмотрела все комнаты, фотографий наделала зачем-то. А так квартира как квартира. Книг много, и все они зачем-то пронумерованы. Клетка пустая в комнате Санька. В ней когда-то морскую свинку держали, только я так и не поняла, куда она девалась.
Неясная тень мелькнула по лицу Дениса. Мелькнула и пропала.
— А не сегодня? — спросил он, видимо, привычно вычленяя из разговора важные детали. — Ты сказала, что вы сегодня ничего не нашли. А когда нашли?
Соня вдруг покраснела.
— В тот день, когда я была понятой, я нечаянно прихватила из квартиры Галактионовых дневник Саши. Там много таких тетрадей, но тогда я об этом не знала. У меня голова закружилась, и я случайно ухватилась и вытащила последнюю.
— Так вот почему тебя сегодня туда понесло. — В голосе Дениса звучало удовлетворение, как будто он ответил на важный для себя вопрос. — Ты вычитала в этих дневниках что-то важное и решила раздобыть еще информации.
— Наверное, но бессознательно. — Соня пожала плечами. — Просто в этом дневнике кроется какая-то загадка, и она никак не дает мне покоя. Я даже сегодня с Феодосием это обсуждала, но у него не получилось приехать посмотреть и…
— С кем ты это обсуждала? — В голосе Дениса звучало неприкрытое изумление. — С Феодосием Лаврецким?
— А ты знаешь еще одного Феодосия? — огрызнулась явно застигнутая врасплох Соня. Настя за ними обоими следила с неослабевающим интересом. — Да, я ужинала с твоим шефом и рассказала ему про эту тетрадь. Ты имеешь что-нибудь против?
Денис неожиданно развеселился. Эмоции у него менялись так быстро, что Настя с трудом успевала за ними. То он иронизировал, то сердился, то волновался, то снова веселился. Непостижимый какой-то человек.
— Я совершенно не против, — сказал он. — Я, скорее, только за. Если ты будешь ужинать с Феодосием Лаврецким, то я за тебя спокоен. Да и за него, признаться, тоже. Ей-богу, он тебя заслужил.
— Что ты хочешь сказать? — теперь начинала сердиться Соня.
— Я хочу сказать, тащи свою тетрадь. Будем разбираться, какие такие загадки она прячет.
Настя понимала, что все было не зря. Даже в самых смелых своих мечтах она не могла рассчитывать на такую удачу. Разумеется, в тетради кроется ключ к разгадке преступления, просто Софья сама не смогла его отыскать.
— Налить вам еще чаю? — спросил Денис, пока его сестра бегала в свою комнату за дневником.
Чаю хотелось и варенья тоже.
— Да, — сказала Настя и улыбнулась Денису.
Ей почему-то хотелось ему улыбаться, потому что у него было открытое доброе лицо, выражение которого не портила даже прячущаяся в уголках глаз насмешка. Впрочем, сейчас он был серьезен и над Настей не смеялся.
Он поставил перед ней чашку ароматного чая, сварил Соне и себе кофе, и, голова к голове, троица уселась вокруг стеклянного кухонного стола, раскрыв тетрадку с рисунками.
Мой ангел, наклонясь над колыбелью,
Сказал: «Живи на свете, существо,
Исполненное радости, веселья,
Но помощи не жди ни от кого».
— Что это? — с изумлением спросила Настя, прочитав эпиграф на первой странице. — Что это означает?
— Это стихотворение Уильяма Блейка. Был такой английский поэт, — объяснила ей Соня. — Я не понимаю, откуда он взялся в дневнике Санька. Сразу не поняла, а после нашей с тобой экскурсии по квартире Галактионовых не понимаю еще больше. Дело в том, что я нашла и посмотрела остальные тетради, предыдущие дневники, которые Санек вел с детства. Его отец все хранил, аккуратно нумеруя, как и книги на полках. В общем, во всех остальных тетрадях только рисунки, там нет никаких стихов. Ничьих. Получается, что интересоваться творчеством Блейка Санек неожиданно начал незадолго до своей гибели.
Они переворачивали страницу за страницей, разглядывая рисунки людей во дворе, птиц, многочисленные портреты Сони.
— А ведь парень был в вас влюблен, — заметила Настя.
— Я никогда про это не думала, — призналась ее преподавательница и незамедлительно покраснела.
— «Неужели к нам ангел спустился с небес?» — процитировал Денис. — Да уж, сестрица, не помню, чтобы кто-нибудь когда-нибудь называл тебя ангелом. Да еще в стихах. Но, ей-богу, я не вижу здесь никакого посыла к будущему убийству. Потому что версию, что какой-нибудь твой горячий поклонник приревновал тебя к Саньку, я отметаю.
— Дурак, — рассердилась Соня. — Твои портреты тут тоже есть. И многих соседей. Вон, к примеру, Арсений изображен. В весьма неприглядном виде, кстати. Даже с тетрадной страницы видно, что твой дружок детства — премерзкий тип. Кстати, я тут с ним на днях пересеклась и еще больше убедилась в этом мнении.
— Да ладно, я же шучу. Не обижайся, — примирительно сказал Денис. — А что касается Арсюхи, то нормальный он парень, неудачливый просто. О, а это же твой профессор!
— Точно, Ровенский, — подтвердила Настя. — Это что же получается, они были знакомы?
— Я спросила у Николая Модестовича о его знакомстве с Галактионовым, — призналась Софья. — И его реакция мне не понравилась. Он сначала побледнел, потом покраснел, потом начал говорить что-то о том, что Галактионов тоже работал в университете, а потом сказался больным и сбежал с работы. И сегодня, — она посмотрела на часы, — точнее, уже вчера на работу не пришел. Так что их точно что-то связывало.
— Ну, конечно, он работал в университете, — подтвердила Настя. — Это есть в его личных данных. Он приехал на кафедру английской литературы по распределению, здесь защитил диссертацию, работал на кафедре до 1987 года, а потом уволился. Я еще удивилась, почему вы скрываете, что знали его не только как соседа, но и как коллегу.
— Потому что он не был моим коллегой, — преподавательница улыбнулась Насте, — ты совершаешь ошибку, присущую всем молодым людям. Сводишь воедино разные временные пласты. Ты только что сказала, что Борис Авенирович уволился в 1987 году, а я только родилась в 1985-м, а в университет поступила в 2002-м. Именно поэтому я никак не могла его знать как коллегу и даже как преподавателя.
Да, это обстоятельство Настя не учла и даже рассердилась на себя за подобную невнимательность. Тоже мне, сыщица хренова. Чтобы скрыть легкое замешательство, она прочитала вслух строки из тетради:
В ярость друг меня привел — гнев излил я, гнев прошел. Враг обиду мне нанес — я молчал, но гнев мой рос.
— Это что же получается, что ваш сосед и профессор были врагами?
— Получается, что так. Но уверена, что Николай Модестович нам этого ни за что не подтвердит.
— Хотелось бы узнать, какая кошка между ними пробежала, — заметила Настя. — Жаль. Если мы этого не узнаем.
— Почему же, узнаем. — Глаза Сони светились. — Есть человек, который в те годы работал в университете, и он нам обязательно все расскажет.
— Да? И кто он?
— Профессор Федор Иванович Золотарев. Он дед одной моей приятельницы и будет не прочь поболтать о делах давно минувших дней, если я приду к нему в гости. Ему 89 лет, но голова у него светлая, так что я обязательно завтра же ему позвоню. Точнее, уже сегодня, — снова поправилась она.
Денис тем временем рассматривал картину, изображавшую мужчин и женщин, спускающихся в глубокое ущелье.
— Блейк? — спросил он у Сони.
— Ага. Все-таки, Дениска, ты удивительный человек. Даже мне понадобилось гуглить, чтобы убедиться, что это знаменитая гравюра Блейка. А ты на глаз определил.
— Ну, не знаю, откуда я это помню, — отмахнулся Денис.
И, раскрыв свою тетрадь,
Сел писать я для того,
Чтобы детям передать
Радость сердца моего! —
прочитала между тем Настя. — Вот из этих строк точно вытекает, что Галактионов-младший пытался нам что-то сказать. Ну, то есть не нам, конечно, а тому, кому попадет в руки эта тетрадь. Вот только как понять, что именно он имел в виду?
— Будем надеяться, что после разговора с Золотаревым хоть что-то станет понятно, — вздохнула Соня, — а пока давайте пойдем спать. Уже три часа ночи. Вставать скоро. Не знаю, как вы, а я не могу не явиться на занятия. Насть, домой поедешь или у меня останешься? Я могу постелить тебе на диване. Денис, твоя комната, разумеется, в твоем распоряжении.
— Никто никуда не едет, — решительно сказал Денис. — Не можем же мы отправить Настю одну посредине ночи. Так что оставайтесь, Настя.
Ей и самой хотелось остаться, тем более что Глашка, заранее успокоенная, что Настя в гостях у их преподавательницы, наверняка уже видела пятые сны. Конечно, ее можно было разбудить, но зачем?
— Останусь, если можно, — сказала она, радуясь, что в ее рюкзачке лежат косметичка, зубная щетка и чистые трусики. Она же собиралась ночевать не дома. — И да, спасибо вам, Софья Михайловна, за приглашение.
Соня сидела в залитой светом комнате, вдоль стен в которой от пола до потолка высились книжные шкафы. Она выросла в очень читающей семье, она только сегодняшней ночью с любопытством рассматривала книжные полки Галактионовых, которые вселяли уважение, но такого количества книг в одном месте она не видела нигде, кроме разве что в публичных библиотеках.