— Нет, ни в коем случае, я же профессионал, — засмеялся он.
— Ну да, а я — жалкий любитель, хотя меня даже к этой категории отнести трудно, — призналась Настя.
В кухне она залезла на подоконник, потому что с него ей было удобнее смотреть, как Денис ловко орудует ножом и различными предметами кухонной утвари, многим из которых она даже не знала названия.
— А почему ты вообще решил стать поваром? Хотя извини, тебя, наверное, все об этом спрашивают.
Он покачал головой, показывая, что ничего страшного.
— Я с детства об этом мечтал, если честно. Многие мальчишки в детстве играют в летчиков, водителей, а мне нравилось готовить. Ты знаешь, в детстве у нас с Сонькой была няня, подруга нашей бабушки. Сначала она сидела с Соней, потом, когда родился я, помогала маме справиться с нами обоими, а потом, когда мне исполнился год, Соню отдали в детский сад, а баба Ива, как мы ее звали, потому что у нее было сложное имя-отчество — Иветта Илларионовна, осталась нянчиться со мной.
Я провел с ней почти два года, и у нас была любимая игра. Каждое утро, когда мы возвращались с прогулки, а обедать было еще рано, она расстилала на табуретке в комнате мягкую тряпочку — мою же бывшую пеленку, такую желтенькую, в ярко-пушистых одуванчиках, а на нее ставила тарелку с порезанным яблоком, тарелку с тертой морковкой и тарелку с капустой. У нее это называлось «сходить в ресторан». Как и все дети, я терпеть не мог овощи, а тут ел их за милую душу, аж за щеками трещало.
Потом, когда я уже был постарше, у нас в семье была традиция раз в месяц в выходной ходить всем вместе гулять. Мы каждый раз выбирались в новый район города, осматривали достопримечательности, иногда заходили в музеи, иногда папа что-нибудь рассказывал, он был прекрасный рассказчик, а потом шли обедать в ресторан, все вместе. И была в этом такая праздничность, такое счастье, я так ждал этих наших походов, что для меня слово «ресторан» навсегда стало синонимом радости, что ли.
А потом я стал старше, начал смотреть, как мама готовит, мне хотелось попробовать, она всегда разрешала, и я многие рецепты менял, потому что мне казалось, что так будет вкуснее. Чем лучше получалось, тем больше я импровизировал. В общем, лет с двенадцати я и не представлял для себя другой профессии. Обыденно звучит, да?
— Вовсе нет, — горячо сказала Настя. — Это же прекрасно, когда у человека есть призвание и он ему следует, а не задвигает его в дальний угол из-за дурацкой моды или каких-то сложившихся в обществе стереотипов. Ты прекрасно готовишь, я часто хожу в «Буррату», поэтому знаю. Там действительно любое блюдо вкусное.
— Спасибо. — Он улыбнулся, и Настя видела, что ее похвала не воспринята им как дежурная, что ему действительно приятно.
Примерно через час были готовы все блюда, которые Денис анонсировал ей в телефонном разговоре, хотя Настя понятия не имела, как именно ему это удалось. Он отварил полстакана киноа — мелкой крупы, которую Настя не видела никогда в жизни, запек в духовке шесть маленьких азербайджанских очень ароматных помидоров, добавил в салат, покрошил большой пучок кинзы, нарезал половинку авокадо, смешал с десятком гигантских креветок и заправил оливковым маслом. Выложил красивой горкой на тарелку, поставил на стол, сделал приглашающий жест: «Садись».
От ароматных запахов, заполнивших кухню, есть хотелось очень, даже слюнки текли.
Настя осторожно попробовала неизведанное ранее блюдо, быстро начала есть и даже не заметила, как тарелка опустела. От того, чтобы ее вылизать, она удержалась с большим трудом, так было вкусно.
— А добавки можно? — жалобно спросила она.
Денис довольно засмеялся:
— Подожди, еще же и другие блюда есть. Места не останется.
Пустая тарелка исчезла, а вместо нее появилась другая. Обещанное ризотто с морскими гребешками и спаржей. Оно тоже было очень вкусным, и Настя расправилась со своей порцией так же быстро, как и с салатом, по примеру Дениса посыпав блюдо молотым розовым перцем.
При следующей смене блюд она получила запеченного морского окуня, которого доела уже с видимым усилием, а ведь впереди был еще десерт.
Как там сказал Денис? «Семифредо с белым шоколадом, малиной и лавандовым соусом», кажется. Нет, она просто обязана это попробовать.
— Предлагаю сделать перерыв, а потом выпить кофе с десертом. — Такое чувство, что Денис читал ее мысли.
— Хорошо, — кивнула Настя. — А чем займемся?
Она тут же покраснела, потому что фраза прозвучала, с ее точки зрения, двусмысленно. Но он, казалось, не заметил ни ее оплошности, ни пунцовых щек.
— Можем кино посмотреть. У меня хорошая система домашнего кинотеатра. Ты «Фаворитку» видела? Оливия Колман в нем «Оскар» взяла. За лучшую женскую роль.
— Нет, не видела.
— Вот и славно, сейчас подключу все. Пойдем.
Настя встала из-за стола, но выйти из кухни не успела. У нее зазвонил телефон. «Дядя Ваня» было написано на экране. Именно так Настя называла полковника Бунина.
— Привет, красавица, — загудел в трубке знакомый голос, — вот звоню тебе с новостями. Помнится, ты интересовалась двумя трупами на Октябрьской?
— Да, интересовалась, дядь Вань, — звонко сказала Настя.
Сегодняшний день становился все более захватывающим, а она, дурочка, еще утром тоскливо думала, что не знает, как его провести.
— В общем, готовы результаты экспертизы, и я подозреваю, что они тебя разочаруют. Дело в том, что этих Галактионовых никто не убивал. Ни отца, ни сына.
— Как это? — не поняла Настя.
— Да так это. Смерти произошли от естественных причин. Галактионов-старший скончался от обширного инсульта. А его сын, похоже, просто от голода. В квартире при осмотре не нашли ни крошки съестного. Похоже, после смерти отца Галактионов-младший доел все, что было в квартире, а раздобыть новую еду не смог.
У Насти холодок пробежал по спине. Она представила страдания несчастного, умственно отсталого парня, который не мог жить в одиночестве, но никому не сказал о смерти отца, видимо, чтобы его не забрали в интернат, предпочтя мученическую смерть. Еще она подумала о том, что, когда была в квартире, не открывала холодильник и шкафы на кухне, а потому не заметила отсутствия еды. А еще хочет считаться профессионалом, стыдобища. Впрочем, дяде Ване про это было знать не обязательно. За свою самодеятельность можно было и по шапке получить.
— Дядя Ваня, то есть это абсолютно точно? Нет никакого преступника, который лишил жизни этих несчастных?
— Нет. Жили два больных человека и ушли из жизни друг за другом. Так что дело будет закрыто. Уголовное, я имею в виду. А служебная проверка в отношении участкового, который на сигнал соседей не отреагировал, конечно, идет, и он будет наказан, это я тебе обещаю.
Настя попрощалась, положила трубку и пересказала разговор Денису.
— Наверное, надо бы Соне рассказать, — сказала она в конце. — Потому что нет никакого убийцы, и профессор Ровенский ни в чем не виноват. Зря она его подозревала. Соня, наверное, обрадуется, потому что он же ее научный руководитель. Ей тяжело было думать о нем как о преступнике. Вот только я вчера не смогла до нее дозвониться. Думаю, что она, наверное, почему-то не хочет со мной разговаривать.
— Глупости не говори, — решительно сказал Денис. — Давай сделаем так. Десерт возьмем с собой и поедем к Соне. Ты ей все расскажешь, а кино, в конце концов, и у нее можно посмотреть.
Настя надеялась, что испытываемое ею разочарование не было написано у нее на лице. Ну, надо же, он, оказывается, вовсе не имел на нее никаких далеко идущих романтических планов, а она уж напридумывала себе бог знает что.
Еще мгновение, и она оказалась в кольце крепких, очень ласковых рук.
— У нас все обязательно будет, — теплый шепот проникал в покрасневшее ухо. — Но только торопиться я не буду. Ты этого не заслуживаешь.
Она не успела ответить, потому что он моментально разжал кольцо, оставив ее на свободе.
— Я пошел упаковывать десерт, одевайся. — Теперь голос Дениса звучал вполне буднично. Настя воспользовалась тем, что, священнодействуя с десертом, он повернулся к ней спиной, потому что уже в который раз за сегодняшний день покраснела.
Весь день Феодосий чувствовал себя немного не в своей тарелке. По крайней мере, голова у него была совершенно чумная. В ней гуляла пустота и стоял легкий звон. Такой точно гул обычно возникает, если оказаться в огромной пустой квартире с анфиладой комнат и высокими потолками, из которой недавно выехали жильцы и вывезли всю мебель. Только сквозняки от не закрытых второпях форточек гуляют между опустевшими покоями, да отдается эхом отражающийся от стен звук шагов. Вот такую квартиру и представляла сейчас его голова, в которой не было ни одной, даже случайно заблудившейся, мысли.
Необычное для Феодосия Лаврецкого состояние было вызвано не внезапно поднявшейся температурой, не навалившимися рабочими проблемами и даже не неким нехорошим предчувствием, которое поселилось где-то в районе желудка и наотрез отказывалось уходить, а недавним занятием любовью.
Вообще-то Лаврецкий, как и подавляющее большинство мужчин, относился к сексу как к делу само собой разумеющемуся. Внезапно возникшее желание требовало незамедлительной реализации, что было несложно, потому что сначала Феодосий был женат, а после развода недостатка в женщинах точно не испытывал. Занятия любовью были тем самым «стаканом воды», который можно было легко выпить в тот самый момент, когда наступала жажда. Не в пустыне же он и не на подводной лодке. А потому думать про секс было необязательно. Он и не думал, забывая об очередной даме, как только за ней закрывалась дверь.
С Соней все оказалось не так. Она была похожа на родник в пустыне, к которому припадаешь со сладострастным всхлипом и пьешь прохладную, живительную воду, спасающую от неминуемой смерти, с каждым глотком возвращаешься к жизни и все не можешь напиться настолько, чтобы оторваться губами от бьющей из недр земли священной струйки.