Информация не вызвала бурю радости. Именно сегодняшний вечер Феодосий Лаврецкий предпочел бы провести без своего лучшего шеф-повара Дениса Менделеева. Впрочем, у того, кажется, тоже свидание? И приедет он с девушкой? Значит, тоже захочет побыстрее остаться с нею наедине. От этой мысли Феодосий слегка приободрился.
Убрав документы и заперев кабинет (он был чистюля и педант и всегда оставлял рабочий стол безукоризненно чистым), он спустился на первый этаж, немного поколебался, зайти в кафе или нет, решил, что сегодняшний день и так отнял у него слишком много бесценного времени, которое можно было провести с Соней, и прошел мимо, вышел через заднюю дверь во двор, где теперь, во избежание неприятностей, оставлял свою машину.
Небо было голубым-голубым, ясным-ясным. Солнце пригревало вовсю, недвусмысленно давая понять, что еще несколько дней, и весна окончательно сместит зиму. Скукоженный снег на газонах был тому подтверждением. В небе летали птицы, довольно низко, как будто встревоженные чьим-то незримым вмешательством. Летали и галдели, нарушая покой и безмятежность этого первого, по-настоящему теплого дня — предвестника скорой весны.
Солнце шалило, отражалось в слуховом окне стоящего напротив по соседству дома. Настырный солнечный зайчик бил в глаза, щекотал в носу, заставив Феодосия невольно зажмуриться. Подтаявшая ледяная шапка, свисавшая с крыши здания, внезапно начала движение вниз.
Заслышав странный шорох, Феодосий, полуослепленный солнечным зайчиком, инстинктивно поднял голову, отпрыгнул в сторону, чтобы не попасть под снежный удар, подвернул ногу и чудом не упал.
Снег свалился рядом, мягкий, пушистый. Даже свалившись на голову, он не мог причинить вреда, потому что, по велению Лаврецкого, крышу чистили регулярно и снег не был смерзшейся глыбой. Но и помимо снега что-то было не так. Какой-то странный звук, который раздался в тот же момент, когда Феодосий отпрыгнул, напуганный снежной шапкой.
Звук был резким, словно удар хлыста, а потом звонкий, дребезжащий.
Феодосий снова посмотрел на блестящую на солнце снежную горку. Отчего-то она была перемешана с битым стеклом. Он поднял голову и увидел в стекле двери, из которой пару мгновений назад вышел, аккуратную дырку, вокруг которой расходились лучики, нескольких стекольных фрагментов не хватало. Дырка располагалась точно на том уровне, где за секунду до прыжка находилась голова Лаврецкого.
Дырка в стекле, свист воздуха, который могла создавать только летящая пуля, солнечный зайчик в доме напротив быстро и неумолимо соединялись в мозгу Феодосия, вызывая в памяти время, проведенное в армии, в спецназе.
Полностью не поняв, а скорее предчувствовав опасность, он снова прыгнул в сторону, покатился по укутанной снегом земле, чтобы не быть неподвижной мишенью.
Вторая пуля подняла фонтанчик снега совсем рядом с ним. Он снова профессионально перекатился и теперь был за своей машиной, недосягаемый для засевшего в доме напротив стрелка.
Хлопнула входная дверь, на улицу высыпали люди, Феодосий увидел своего заместителя, Сашку Веретьева, с которым когда-то давно вместе служил.
— Живой? — крикнул тот. — Не зацепило?
Лаврецкий покачал головой.
Наглое солнце больше не отражалось в чердачном оконце, не било в глаза, что означало, что стрелок, кто бы он ни был, убрал свой прицел и ушел. В поднявшейся суматохе заканчивать начатое ему было не с руки.
— Полицию вызывай, — устало сказал Феодосий Веретьеву и поднялся на ноги, отряхивая штаны и куртку.
Сегодня ему уже ничего не угрожало. Змея неведомой опасности спрятала свое жало, и ее нужно было вычислить и уничтожить до того, как она попробует нанести удар в следующий раз.
Глава седьмая
Настроение у Сони было просто отличное. При мысли о безумствах, которые она вытворяла прошлым вечером и минувшей ночью, она невольно начинала улыбаться. Она даже не догадывалась, что может быть на такое способна. Воспоминания об объятиях Феодосия Лаврецкого заставляли петь каждую клеточку ее тела. Сквозь сладкий утренний сон она слышала, как он уходил, но была уверена, что обязательно вернется.
Вообще уверенность в мужчине была для нее внове. В недолгий период ее брака она никогда не могла рассчитывать на то, что Вадим, ее муж, выполнит взятые на себя обязательства или хотя бы сделает то, что обещал. В тот период, когда она больше всего на свете нуждалась в поддержке и опоре из-за смерти родителей, он действительно смог отвлечь ее от бушевавшего внутри горя, но лишь потому, что это ей приходилось о нем заботиться.
Она решала, где взять продукты, чтобы приготовить ужин, она выкраивала деньги ему на новые ботинки, латая свои единственные сапоги, которые безнадежно промокали, невзирая на все ремонты. Он ни разу ей не помог, ни разу не пришел вовремя, ни разу не постарался хотя бы попытаться облегчить ей жизнь. С тех пор она не доверяла мужчинам, искренне полагая, что таких, как ее отец и ее брат, больше нет.
Стремительно ворвавшийся в ее жизнь Феодосий Лаврецкий оказался сделанным из того же теста. Крутого соленого теста, хлебами из которого можно накормить всех страждущих. Он ничего ей не обещал. Он сначала просто слушал, а потом занялся с Соней любовью, а утром ушел по своим мужским делам, оставив короткую записку, но где-то внутри в Соне жила теперь уверенность, что он вернется и никогда ее не бросит и что с этого момента и до конца ее дней она больше точно не пропадет.
За первой утренней чашечкой кофе она улыбалась и в душе улыбалась тоже, и к машине спускалась с улыбкой, и рулила по сонным, совсем пустым субботним улицам, когда ехала на свои два частных урока. В течение утра его эсэмэски продолжали вызывать улыбку, которая освещала ее лицо, делая его еще нежнее, еще краше. Впрочем, уж о чем она точно не думала, так это о своей красоте.
Ей было о чем подумать.
К примеру, об обеде или уже ужине, который, наверное, надо приготовить к возвращению Феодосия.
Что он любит, этот владелец ресторанов и кафе, на которого работают такие изумительные повара, как ее брат? Сможет ли она его чем-то удивить?
К кулинарии Соня относилась без всякого пиетета, потому что в этой сфере в их семье был только один талантливый человек, причем не она. Праздничные обеды, когда они изредка все-таки случались в ее однообразной жизни, всегда готовил Денис, а она обходилась самой простой едой, не будучи особо притязательной. Сыта, да и ладно.
А может, Феодосий захочет пригласить ее в ресторан? Тогда готовить ничего не нужно и заезжать за продуктами тоже.
От необходимости принять решение по поводу ужина Соню спас брат. Из короткого разговора с ним Соня вынесла две вещи, причем обе важные. Во-первых, брат «запал» на ее ученицу Настю Пальникову, и та находится у него дома. Во-вторых, в деле Галактионовых появилась какая-то новая информация.
Если честно, второе волновало Соню гораздо больше первого. Девушки в жизни Дениса менялись с пугающей периодичностью, а Настя действительно была хорошенькой, так что неудивительно, что братишка обратил на нее внимание. А вот смерть соседей была как раз явлением необычным и пугающим, поэтому Соня была рада, что Денис и Настя приняли решение прервать свое свидание и сейчас направлялись к ней, чтобы обо всем рассказать, а заодно еще и везли контейнеры со всякими вкусностями. Зная брата, Соня была уверена, что там с лихвой хватит на ужин, да еще и останется.
Об этом она с радостью сообщила Феодосию, который позвонил, чтобы сказать, что уже освободился, а заодно уточнить, что именно она предпочла бы в качестве ужина. Получалось, что они оба думали об одном и том же, а потому, заканчивая разговор, Соня снова радостно улыбалась, уже который раз за последние сутки.
В подъезде Соня столкнулась с соседом, явно возвращавшимся с охоты.
Владимир Петрович был страстным охотником и, проявляя симпатию к соседям, часто угощал Соню то отборной лосятиной, то уткой, то куропатками, а однажды притащил тетерева, которого Денис запек, и это было одно из самых вкусных блюд, которые Соня пробовала в ее жизни. Сейчас сосед тоже тащил какую-то добычу, но пялиться на его мешок Соне было неудобно.
— Добрый день, Владимир Петрович, — дружелюбно сказала она.
Сосед был отчего-то мрачен и даже не сразу отреагировал на ее приветствие, но потом все же улыбнулся.
— Привет, Сонечка, — сказал он. — Как живешь? Отошла от нашего происшествия? — И он кивнул в сторону галактионовской двери.
Отчего-то Соня вспомнила, как они с Настей шебуршились у соседской двери, вламываясь в опечатанную квартиру, и покраснела. И чем она только думала? А если бы Владимир Петрович спал более чутко и застукал их за столь неблаговидным занятием? Вот стыда-то было бы не обобраться.
— Все в порядке, Владимир Петрович, — пробормотала она, словно сосед мог прочитать ее мысли, и прошмыгнула в свою квартиру.
Денис и Настя приехали раньше Феодосия. Девушка была чуть смущена, самую малость, но внимательному Сониному глазу это было заметно. Брат же держался, как всегда, уверенно и без малейшего стеснения. Да и с чего бы это ему было смущаться.
— Мы теперь пара, — заявил он чуть ли не с порога, чем вызвал у Насти новую волну смущения. — Говорю сразу, чтобы не было никаких вопросов.
— У меня нет вопросов. — Соня улыбнулась, подмигнула Насте, махнула рукой в сторону кухни: — Проходите. Вы голодные или с обедом можно подождать с полчаса?
— Мы-то как раз пообедали. — Брат ловко извлекал из пакета принесенные контейнеры с едой. — Мы только десерт съесть не успели. Так что сама решай, когда ты поешь. А потом вместе будем чай пить. Ну, в твоем случае — кофе.
— Тогда подождем Феодосия, — решительно сказала Соня, чувствуя себя, как спортсмен, который стоит на краешке бассейновой вышки, и только мгновение отделяет его от стремительного падения вниз, в бездну. — Он уже звонил, что выехал из офиса, так что это не займет много времени. И да, чтобы не было никаких вопросов, сразу скажу, что мы — пара.