— Их смерть — да. Один умер от инсульта, второй — от голода. Вот только убийство там действительно произошло. И не далее чем вчера вечером.
— Во сколько? — Сухой язык терся о сухие щеки, поэтому слова Настя произносила с трудом. Почему-то она представила, что убили Соню, и страшно испугалась за Дениса. Он же не переживет. Он так любит сестру. — Кого убили, дядя Ваня?
— А чего ты так переполошилась-то, дочь подруги дней моих суровых? — проницательно спросил ее собеседник. — Вот не зря я сердцем чую, что в этом деле у тебя рыльце в пуху.
— Вы еще скажите, что это я убийца, — возмутилась Настя. — Дядя Ваня, чего вы меня мучаете-то. Кого убили? Соню Менделееву?
— А с чего ты взяла, что ее должны убить? Ладно-ладно, ты пыхтишь так, словно вот-вот убьешь меня, причем на расстоянии. Все в порядке с твоей учительницей. Хотя и не совсем. Дело в том, что труп нашла она. Надо отдать ей должное, в обморок не упала, истерики не закатывала. Вообще стойкая барышня, надо признать. Услышав шум на лестничной клетке, не побоялась ночью выйти из квартиры. Обнаружив незапертые соседские двери, вошла внутрь, включила свет и обнаружила в квартире Галактионовых тело.
— Дядя Ваня, — простонала Настя, у которой, впрочем, немного отлегло от души. Соня в порядке, и слава богу. — Ну, что вы кота за хвост тянете? Расскажите подробнее. Кого убили?
— Профессора университета нашего, некоего Ровенского.
— Николая Модестовича? — Настя не верила собственным ушам. — А как он у Галактионовых в квартире оказался? Хотя я понимаю, наверное, книгу искал.
— Какую книгу, душа моя? — Голос Бунина теперь предвещал мало хорошего. — Если ты что-то знаешь, то изволь рассказать. Я ж тебе за этим звоню, а не для того, чтобы интересный детективчик пересказать. Селезенкой чую, знаешь ты немало.
Настя уже приняла решение.
— Вот что, дядя Ваня, — сказала она твердо. — Дайте мне минут сорок на то, чтобы умыться и собраться, и приезжайте на квартиру к Соне Менделеевой. Там мы с ней вам все и расскажем.
— То есть вы в это дело вместе вляпались, — констатировал Бунин. — Ладно, краса моя, давай будем считать, что договорились. И да, матери своей героической, ради бога, пока ничего не рассказывай. Только ее мне для полного счастья и не хватало.
Душа Насти пела от радости. Впервые в жизни Иван Бунин доверил ей секрет, которого пока не знала мама.
— Договорились, — горячо заверила она. — Ждите, я скоро приеду.
Мама тоже вставала рано, даже по выходным, поэтому, когда Настя пришла на кухню, она уже была там, чуть слышно напевая, стояла у плиты, колдуя над чем-то вкусным.
— На работу сегодня? — спросила она у дочери, и Настя мысленно воспела хвалу финансовым возможностям дяди Гоши, благодаря которым у них была большая квартира. Дочкиного разговора с Буниным мама не слышала.
— Ага, по делам, — туманно сообщила Настя. Она предпочитала не врать тогда, когда этого можно было избежать. — Мам, ты меня сегодня вечером не жди, я ночевать не приду.
— Опять у Глашки сходняк? — осведомилась мама, но Настя уже пила сваренный мамой заблаговременно кофе, а потому просто покрутила головой. Ни да, ни нет. Понимай как хочешь. — Ладно, ночуй где хочешь, ты уже большая девочка, — философски заметила мама и снова отвернулась к плите.
— А у тебя какие планы на сегодня?
— Сейчас все приготовлю, по интернету прошвырнусь, вдруг что-то интересненькое найду. Тогда поработаю. Завтра номер сдавать, а там еще уйма полос не закрыта. Обленились все совсем, работать никто не хочет. А вечером к тете Ире заеду. Она звонила, что мы давно не виделись. Заодно с Иваном поговорю, вдруг интересную тему подкинет.
Настя заметно вздрогнула и вознесла хвалу небесам, что мама стоит к ней спиной. Нет, все-таки совершенно понятно, почему она считается самым лучшим в их городе журналистом. У нее просто звериное чутье, которое позволяет ей первой добывать горячие эксклюзивы и всегда быть на голову впереди конкурентов.
Ладно, вечер еще не скоро, а значит, Настя сумеет обтяпать все дела с дядей Ваней раньше мамы. Тем более что на вечер у нее совсем иные планы.
В несколько глотков она выпила кофе, чтобы нечаянно не выболтать что-то лишнее, сбегала в душ, быстро собралась и пятнадцать минут восьмого уже выскочила из квартиры, крикнув напоследок:
— На телефоне.
Пустыми страхами мама не страдала, но, хорошо владея криминальной обстановкой, имела привычку несколько раз в день проверять, где дочь и все ли с ней в порядке.
Еще через пятнадцать минут Настя припарковалась во дворе у Сони, где уже стояла машина дяди Вани, а сам он с обманчиво скучающим видом сидел за рулем, обозревая двор и выходящие в него окна квартир.
— Учительницу твою я предупредил, она нас ждет, — отрывисто сказал он, когда Настя подошла поближе. — И еще раз предупреждаю, не вздумайте мне врать. Обе.
Соня, с забранными в тугой узел волосами, выглядела бледной, но спокойной.
Проведя гостей на кухню, она повернулась к кофемашине, чтобы сварить кофе. Похоже, без этого напитка она просто жить не могла.
Дождавшись своей чашки кофе, крепкого и очень горячего, Настя вздохнула, как перед прыжком в воду, и начала рассказывать.
Соня ее не перебивала, лишь качая головой, подтверждая, что все сказанное правда. Бунин тоже слушал молча, никак не выказывая ни своего удивления Настиной бесшабашностью, ни недовольства безобразным ее поведением.
— Ну, я так понимаю, вы обе ненормальные, — подытожил он, когда Настя наконец выдохлась и замолчала. — От тебя, Настасья, я, конечно, примерно что-то в таком духе и ожидал. Ты — истинная дочь своей мамочки. Той в окно горящего дома залезть или секретный документ у меня со стола сфотографировать не фиг делать. Но вы-то, Софья Михайловна, — серьезный человек, педагог. Вас-то как угораздило?
Соня смущенно молчала, и Настя сочла своим долгом встать на ее защиту.
— Никак ее не угораздило, дядя Ваня, — сердито сказала она. — Все случайно получилось. Софья Михайловна вовсе не собиралась лезть в галактионовскую квартиру. Просто по лестнице кто-то шел, и мы были вынуждены внутрь заскочить, чтобы нас не поймали.
— Просто, — передразнил ее Бунин. — Да это просто счастье, что Софья Михайловна чужой труп нашла, а не кто-то ее собственный. Нельзя же так неосмотрительно поступать, тем более одинокой женщине, да еще ночью. Ладно, воспитывать вас в мои планы не входит, да и поздно. Расскажите мне лучше, есть ли у вас мысли по поводу того, что мог делать в чужой квартире Николай Ровенский? Да еще ночью.
Мысли у обеих дам были, поэтому они по очереди, не перебивая друг друга, рассказали Бунину все, что узнали о вражде Галактионова и Ровенского, о первом прижизненном издании Уильяма Блейка, оставленном в дар профессором Свешниковым, а также о том, что книга из квартиры пропала.
Соня принесла и показала дневник Саши Галактионова, при виде которого Бунин даже руками всплеснул. Впрочем, он тут же признал, что скорее всего полицейские при осмотре не заметили старые тетради на книжном стеллаже, а потому Соня даже молодец, потому что вообще обратила внимание на столь важную улику.
Полковник вообще слушал их внимательно, иногда уточняя детали. Лоб его перерезала пополам глубокая морщина, как знала Настя, признак серьезного раздумья.
— Тут вывод может быть только один, — сказал он наконец. — Этот ваш профессор действительно ничего не знал о смерти своего старого врага. Да, с год назад он зачем-то приходил в дом к Галактионовым, и, видимо, разговор этот был достаточно тяжелым, раз Александр нарисовал Ровенского в своей тетради и назвал врагом. Однако тогда у него не было в планах завладеть книгой насильно. Когда вы, Софья Михайловна, рассказали своему научному руководителю о смерти своих соседей, тот первым делом подумал о книге. Именно от этого он так разволновался, что слег, а вовсе не от того, что имел к этой смерти какое-то отношение. Когда ему стало лучше, он попытался проникнуть в квартиру, чтобы завладеть книгой. Но подобные планы были у кого-то еще, и Ровенского просто убили.
— Но кто это мог быть? — нетерпеливо спросила Настя. — Кто еще узнал о книге и о том, что Галактионов-старший больше не является ее стражем? Кто проник в дом одновременно с Николаем Модестовичем и убил его? И еще — забрал ли он книгу? Ее не было в квартире еще до того, как был убит Ровенский. Значит, сам Галактионов год назад то ли спрятал ее, то ли продал. Или мы ее просто не заметили, а убийца нашел и забрал? Это он устроил погром в квартире? Или все-таки Николай Модестович?
— На этот вопрос мы узнаем ответ, когда поймаем убийцу, — серьезно сказал Бунин. — Софья Михайловна, вы как думаете, стоит ли подключать к поиску книги специалистов по антиквариату? Она действительно такая ценная?
— Я списалась со своим приятелем, он год жил в России и преподавал у нас в университете, а потом вернулся домой, в Англию. Его зовут Дэниел Аттвуд, он работает в одном из лондонских университетов, и я задала ему вопрос о том, что известно о прижизненном издании Блейка и о том, что один из экземпляров был когда-то давно якобы подарен профессору Свешникову. Сегодня утром я получила ответ.
— И молчишь! — воскликнула Настя. — Соня, ну, ты что. Это же так важно.
— Да я не молчу. — Соня слабо улыбнулась. — По-моему, мы все утро только и делаем, что разговариваем. В общем, Дэн пишет, что английский поэт и художник Уильям Блейк создал свою первую книгу — «Песни Неведения» — в 1789 году. Ее особенностью было то, что он сам выгравировал текст и иллюстрации к этой книге и сам отпечатал совсем небольшой тираж. Это было настоящее оригинальное авторское издание. Каждый отпечатанный лист он раскрашивал от руки, затем сшивал листы в книги и даже сам их продавал. Покупали их друзья и немногие знакомые. До наших дней дошел только 21 экземпляр «Песен Неведения» и еще 27 экземпляров второго издания, которое увидело свет в 1794 году и где «Песни Неведения» были объединены автором со вторым циклом «Песни Познания».