Видимо, на Настином лице снова отразился ужас, потому что он поспешил ее «утешить»:
— Нет, насиловать тебя я не буду. Мне это не в радость, и свой биологический материал я в этой комнате оставлять не намерен. Тут найдут только твои отпечатки, пальчики Лаврецкого и следы твоего сопротивления. Все.
Только сейчас Настя обратила внимание, что поверх его зимних ботинок, крепких, военного образца, были натянуты медицинские бахилы, а на руках красовались резиновые перчатки. Мужчина и впрямь собирался не оставлять следов. Он посмотрел на часы и сел на один из стульев в центре комнаты.
— Время у тебя еще есть, — буднично сказал он. — Комната должна протопиться до нужной температуры. Да и Лаврецкому еще предстоит сыграть в этой пьесе свою роль. А пока давай перекусим. Ты есть не хочешь?
Наклонившись, он вытащил из сумки, которую, оказывается, принес с собой, несколько упаковок с нарезанной бужениной, сырами, хлебом. Упаковки, как заметила Настя, были из магазина дяди Гоши, мужа ее мамы. Это был самый дорогой городской супермаркет, и продукты, которые сейчас красовались на столе, были очень похожи на стандартный набор, который обычно берут на свидание с дамой. Посредине стола была водворена бутылка коньяка, отчего-то початая.
В основательности, с которой ее похититель готовил сцену для ее будущего убийства, было что-то жуткое и завораживающее одновременно.
В комнате становилось все теплее, и Настя понимала, что это для нее означает. Скоро она умрет. Мама будет плакать, и Денис, наверное, тоже. И Глашка. Жаль, что первую в этом году листву она уже не увидит. И вкусный ужин на день рождения мамы не приготовит. И английский до совершенства не доведет. Какое счастье, что перед смертью Бог дал ей испытать, что такое любовь. Некоторые проживают длинную унылую жизнь, так и не узнав, что это такое. А она, Настя, узнала.
Ей было немного жаль Феодосия Лаврецкого, которому предстояли серьезные неприятности.
Глядя на хлопочущего у стола мужчину, Настя понимала, что тот сплел серьезную паутину доказательств, запросто не выпутаешься. И Соню ей было жаль тоже. Что, если та поверит? Что, если разочаруется в мужчине, которого полюбила?
На минуту представив себя на ее месте, Настя передернула плечами. Поверить, что Денис домогался другую женщину, а потом, не получив желаемого, убил ее, она бы не смогла. А если бы все доказательства были против него? Как пережить подобное? Нет, уж лучше смерть, которую приготовил для нее этот мужчина с безжалостными глазами.
Глава девятая
Светлана уже рассказала все, что знала, и Лаврецкий, сжалившись над несчастной страдалицей, отпустил ее восвояси, предупредив, что дать показания в полиции все же придется.
— Наверное, надо позвонить тому полковнику, который к тебе приезжал, — сказал он Соне. — Или ты все-таки считаешь, что надо подождать Настю?
— Можно и не ждать, — рассеянно ответила Соня.
Информация о том, что пожар в ее квартире устроен вечно недовольной секретаршей из приемной Феодосия, принесла и облегчение, и неприятный осадок одновременно.
Облегчение было вызвано тем, что поджог был никак не связан с убийством профессора Ровенского, а также пониманием, что больше ей и ее квартире ничего не угрожает. Осадок — осознанием того, что эта молодая женщина с толстыми ляжками, накачанными губами и упругой грудью была любовницей Феодосия, и в этом крылось что-то неизбывно пошлое. А Феодосий до этого момента никак не ассоциировался у нее с пошлостью.
— Мужчины примитивны, и я не исключение, — сказал он, словно прочитав ее мысли. — Мы берем то, что легко идет в руки. Но ценим только то, что нам приходится завоевывать. Соня, я — мужчина, и я уже несколько лет живу один. У меня были женщины. Много. В основном такие, как Светка, не заставляющие думать и чувствовать. Но это в прошлом, потому что сейчас у меня есть ты, и я никогда не рискну тебя потерять.
— Я не ревную, — тихо сказала Соня. — Это глупо — ревновать к прошлому. Мне просто неприятно, но я это переживу.
— Я виноват в том, что случилось в твоей квартире.
Соня махнула рукой, давая понять: «все, проехали».
— Наверное, надо позвонить Бунину, — сказала она, чтобы закрыть неприятную тему. — Он оставил мне свой телефон. Давай не будем ждать Настю. Мне кажется, что это очень серьезно.
Она достала телефон и начала рыться в записной книжке, но набрать номер не успела.
Дверь кабинета распахнулась, и в него ввалился взъерошенный Денис, одетый в джинсы и поварскую куртку, которую никогда не носил за пределами ресторанной кухни. Выглядел он так дико, что Лаврецкий моментально встревожился.
— Что случилось, Денис? — спросил он.
— Настя пропала, — ответил тот и скривил рот, словно сдерживая рвущиеся изнутри рыдания. — Она должна была прийти на мой мастер-класс и не пришла. Сначала я не встревожился, потому что у нее вполне могли поменяться планы, тем более что она не увлекается готовкой. Но потом Соня позвонила и попросила ее найти, потому что у Насти не отвечал телефон. Я начал ей звонить, но телефон действительно был вне зоны доступа. Тогда я позвонил ей домой. Ее мама не знала, что Настя провела ночь со мной, и была немного удивлена, что у Насти, оказывается, есть друг. В общем, она понятия не имеет, где Настя, и та не приезжала домой, хотя, когда мы расстались, собиралась именно туда. Ребята, случилось что-то страшное.
— А ты не преувеличиваешь? — аккуратно спросил Лаврецкий. — Ну, передумала девчонка, поехала не домой, а к какой-нибудь подружке, а телефон просто сел.
— Ее мама позвонила Аглае, это Настина подруга. Считалось, что Настя проводит ночь у нее, а не у меня, поэтому та сначала вообще начала что-то врать, но потом поняла, что дело серьезно. Настя звонила ей с утра, от меня, так же как и маме. И все, больше она на связь не выходила. И телефон у нее сесть не мог, потому что она совершенно точно заряжала его всю ночь.
— Денис, ну, у молодой красивой женщины могут быть разные обстоятельства, по которым у нее выключен телефон, — начал Феодосий, но замолчал, потому что Соня весьма ощутимо шлепнула его по руке.
— Денис, я считаю, что ты прав и с Настей действительно произошла какая-то неприятность, — мягко сказала она. — Я не очень хорошо ее знаю, но убеждена, что она не может обманывать. Кроме того, она излишне рьяно интересовалась убийством Николая Модестовича и могла привлечь к себе внимание убийцы. Поэтому мы сейчас, не медля ни минуты, позвоним полковнику Бунину.
— Ему уже позвонила Настина мама. — В голосе Дениса звучало страдание.
— Да, но мы владеем информацией, которая может помочь найти Настю.
Они позвонили Бунину, и Соня быстро и последовательно рассказала тому все, что они узнали от Светланы. По мере рассказа Денис менялся в лице.
— Если это Арсюха, то я его убью, — сказал он наконец, когда Соня договорила и отключилась. — Если выяснится, что он тронул хотя бы волос на Настиной голове.
— Бунин велел ехать к нашему дому, — быстро сказала Соня. — Так как речь идет о безопасности Насти, он хочет сначала переговорить с Арсением сам. Поехали.
До Сониного дома они доехали минут за десять. Денис был бледен. Соня то и дело поглаживала брата по руке, призывая не волноваться.
Машина полковника уже стояла во дворе, рядом с ним сидела красивая, огненно-рыжая женщина чуть за сорок. Журналистка Инесса Перцева, мать Насти Пальниковой. Ее лицо тоже было бледно, хотя и невозмутимо.
— Так, еще раз быстро излагайте факты, — коротко сказал Бунин.
— Моя секретарша ночью, когда было совершено убийство Ровенского, приезжала сюда, чтобы бросить бутылку с зажигательной смесью в окно Сониной квартиры, — быстро и четко доложил Феодосий. — Сначала она не могла решиться, а потому отсиживалась вон там, за водонапорной будкой. Оттуда она увидела, как из соседнего подъезда вышел молодой человек и зашел в подъезд, в котором живет Соня и жили Галактионовы. По описанию сначала я, а потом и Соня опознали молодого человека как Арсения Воеводина, детского друга и одноклассника Дениса. Спустя какое-то время во дворе появился второй мужчина, которого моя секретарь описала как Николая Ровенского. Он тоже вошел в подъезд, где его и убили. Мы считаем, что эти два факта взаимосвязаны. А Арсений Воеводин — и есть тот человек, который убил Ровенского.
— Я видела его на похоронах Николая Модестовича, — добавила Соня. — И очень удивилась. Они не могли быть знакомы, но тем не менее Арсений пришел на эти похороны.
— Он — двоюродный племянник Ровенского, — сказал Бунин. — Это обстоятельство мы уже успели выяснить.
— Как?
— Его мать — двоюродная сестра профессора. Воеводины жили бедно и неоднократно обращались к Ровенскому за помощью. А тот отказывал. Говорил, что каждый сам пробивает свою дорогу в жизни. Ладно, пошли. Будем надеяться, что он дома.
Они зашли в подъезд, где жил Арсений, поднялись на нужный этаж, нажали на кнопочку звонка.
За дверью послышалось шлепанье босых ног, затем дверь открылась, и на пороге возник сам Арсений, в трусах и мятой футболке. В изумлении он уставился на незваных гостей.
— Оба-на, нежданчик, как говорится. Каким ветром вас ко мне занесло?
— Где Настя, сволочь? — Денис кинулся в атаку, ворвался в коридор квартиры, чудовищно захламленный и грязный, прижал Арсения к вешалке с одеждой, схватил за горло. Тот заскулил и начал вырываться.
— Э-э-э, молодой человек. — Бунин переступил порог, железной рукой оторвал Дениса от его нечаянной жертвы, толчком в спину отправил Арсения в сторону кухни. — Мы там можем поговорить?
— О чем? — Парень испуганно озирался, видимо, не понимая, от кого ему грозят большие неприятности — от Дениса с его бешеными глазами или от этого спокойного внешне человека, глаза которого выражали лишь железную волю. А тут еще и Сонька со своим ухажером.
— Когда вы в последний раз видели Настю Пальникову?
— А кто это? — Арсений шлепнулся на табуретку, жалобно смот