тебя бы ненавидел, если бы твое имя не было таким же, как у меня, и если бы древние боги Африки не предсказали твое появление.
Рори вытянул свою руку вдоль руки Бабы, сравнивая их.
— Вот две руки, Баба, — медленно проговорил он. — На каждой по пять пальцев, и на каждом пальце есть ноготь. Одни и те же мышцы и сухожилия управляют ими. Обе эти руки сильны, когда берутся за меч, но нежны, когда гладят мягкую кожу женщины. Эти руки могут управлять лошадью, могут завязать узел, могут стрелять из ружья, могут открывать самые тайные места на теле женщины. Я вижу только одно отличие между ними. Их цвет? — Глаза Бабы сравнивали его руку с рукой Рори.
— Да, цвет. Кожа у моей руки белая, а у твоей черная. Кто же может сказать, что красивее: статуя из мрамора или из бронзы? Древние греки высекали свои статуи из белого мрамора, но они же отливали их из черной бронзы, и обе статуи были одинаково прекрасны. Поэтому я не вижу, чем коричневая рука уступает белой, точно так же как рука из бронзы — руке из мрамора. Обе они — руки человека. Так что, мой господин Саакс, давай поступим так, как это делают у меня на родине. Гляди, моя рука тянется к твоей и сжимает ее. Я жму твою руку, а ты в ответ жмешь мою. — Рори взял руку Бабы в свою и крепко пожал ее. — Это старая традиция, никто не знает, как она возникла, но когда один человек пожимает руку другому — это знак доброй воли. Рукопожатие может также быть клятвой в верной дружбе. Оно может означать беспредельное доверие. Не белая рука пожимает черную, Баба, а моя рука жмет твою.
Рука Бабы сжала руку Рори.
— Благодарю тебя, брат мой.
К своему удивлению, Рори увидел слезы в глазах Бабы.
— Проклятая мошкара, — вытер глаза Баба, — так и лезет в глаза.
Глава XIV
Когда, как обычно, они были готовы лечь в постель, появилась Альмера, чтобы прислуживать Рори этой первой ночью в лагере каравана, за ней вошли еще две девушки вместе с Заей, мавританской рабыней Бабы. Обе новые девушки были черны, как отполированный агат, но все равно не могло быть никакого сравнения между этими двумя экзотическими орхидеями джунглей и обыкновенными бритоголовыми бабами, которых Рори видел, путешествуя по реке. Эти новые девушки были с гладкими боками и овальными животами, с высокими грудями, соски которых, накрашенные киноварью, были похожи на бутоны странных паразитических цветов, питающихся человеческой кровью. Лица имели скорее хамитские черты, чем негроидные: тонкие носы и четко очерченные, но не полные, губы были чувственно влажными и манящими. Их головы с коротко остриженными волосами, похожими на черный велюр, не имели ничего общего с копнами черных перчинок, которые видел Рори. Несмотря на то, что девушки были черного цвета, иссиня-черного цвета самой темной Африки, конечности их сияли, как начищенные стволы ружей, ловя и отражая пляшущие языки ламп при каждом их движении. Обе они источали запах сандалового дерева и мускуса, а в нарочитой грации их движений было что-то такое, что напомнило Рори о великолепных арабских лошадях, которых он видел, когда они приставали к берегу. Обе девушки были обнажены, за исключением замысловато переплетенных гирлянд разноцветного бисера вокруг бедер, а их ноги и ягодицы были расписаны киноварью и белыми арабесками. Они молча шли за Альмерой и Заей плавной походкой, как будто ноги их не касались земли.
— Я обещал тебе разнообразие, — подмигнул Баба Рори и поманил девушек к себе. Они подошли и стали перед ним, а он провел своими большими руками по их гладким бедрам, потом развернул их к себе спиной и прошелся по изгибам шелковистых ягодиц. Баба покачал головой, как бы не удовлетворившись их прелестями.
— Эти две действительно черны, Рори, чернее, чем сердце самого шайтана. Но не дай цвету их кожи обмануть тебя. Им дали изысканное воспитание и стали обучать искусству любви, как только они научились ходить. Они родом из далекого Анколе, где самых многообещающих и самых красивых мальчиков и девочек отбирают еще совсем маленькими. Затем их отправляют в Хартум учиться удовлетворять потребности аравийских принцев.
Всех мальчиков кастрируют, превращая в податливых евнухов, а девочки подвергаются искусной операции, которая делает их почти ненасытными. Говорят, что такая девушка может удовлетворить пятьдесят мужчин за ночь и что она получит такое же наслаждение от пятидесятого, как и от первого. Я заезжал в Хартум во время своего первого паломничества в Мекку и оставил там указания Мохаммеду Лаазибу, работорговцу из Хартума, отбирать двух самых прекрасных девушек ежегодно и посылать их мне. Я также распорядился, чтобы они обязательно проходили обучение у старухи Мириам, еврейки, которая, как говорят, знает больше способов удовлетворить мужчину, чем любая другая женщина в мире, хотя ей уже около ста лет. Она обладает редкой способностью научить девушку тому, как довести мужчину до экстаза и держать его в этом состоянии минуты, а не секунды, и раз за разом повторять это, совершенно не растрачивая его сил. Это переходит в форму утонченного безумия и заставляет молить о пощаде.
Эти девушки поступили в мое отсутствие, и мой отец, да благословит Аллах каждый волосок его бороды, зная, как не терпелось мне попробовать их, послал их сюда. Они прибыли со специальным караваном три дня назад и с тех пор готовились к моему приезду. А теперь, брат мой, выбирай ту, которая тебе приглянулась.
Рори рассмотрел внимательно их обеих, и они, видя, как он оценивающе смотрит на них, выгнули тела и стали ласкать свои груди в надежде на его одобрение. Он покачал головой. Невозможно было определить, которая из них более привлекательна.
— Как всегда, брат мой, ты бескорыстен, но, раз они твои и раз ты так долго ждал их приезда, делай первым свой выбор.
— Ба! Да они почти одинаковые, — сравнил их между собой Баба. — Не вижу разницы, за исключением того, что одна чуточку пониже, а у другой груди чуть поокруглее. И все же нет такого закона, который бы гласил, что кто-либо из нас должен сделать выбор. Наши диваны стоят так близко друг от друга, что они могут скакать с одного на другой. Так и порешим, если не возражаешь.
— Конечно. Но Альмера? — Рори сильно привязался к этой девушке.
— Альмера? При чем же тут она? Она всего лишь женщина, да притом рабыня. Рори, ее не назовешь даже ничтожеством. Единственная цель ее существования заключается в том, чтобы жить ради своего господина. Поэтому все, что приносит тебе удовольствие, должно делать счастливой и ее. Она не что иное, как глиняный горшок, в который ты сливаешь свои жидкости. По правде, я порой просто не понимаю тебя, Рори. Лошадь — это лошадь, а женщина — это женщина, и мужчина ездит на обеих, потому что он мужчина.
Баба повернулся к Альмере и поманил ее пальцем к себе. Она подошла и бросилась к ногам его, и, хотя Рори заметил следы слез в ее глазах, она стала отрицать, что будет ревновать Рори за его внимание к новой девушке. Косой взгляд, который она бросила на Рори из-под опущенных ресниц, красноречиво говорил, что слова ее расходились с чувствами, но Баба принял их за чистую монету, и, одновременно отталкивая ее прочь кончиком своего бабуша, он притянул к себе черную девушку, которую до этого ласкал, посадил ее на колени, а другую отослал на диван к Рори. Она приблизилась к Рори с грацией и кокетством котенка и притворно свернулась колечком у его ног.
— Меня зовут Шацуба, — мурлыкнула она по-арабски. — На моем родном языке это означает: та, кто может вознести своего господина на седьмое небо. Я сделаю тебя очень счастливым.
Ее тонкие пальцы обвились вокруг бабушей Рори, и она медленно сняла их, как будто совершая обряд. Ее пальцы коснулись его лодыжек, потом медленно стали подниматься вверх, кружа и лаская икры. Пальцы ее были мягкими и прохладными, но, несмотря на свою прохладу, они разжигали маленькие огоньки при каждом прикосновении. Не ослабляя контакта пальцев, она разогнулась и поднялась на колени, прижимаясь к Рори набухшими сосками. Постепенно ее проворные пальцы расстегнули застежки его бурнуса. Каждое движение ее было медленным, обдуманным и возбуждающим, было частью церемонии, которую она изучала и практиковала всю свою сознательную жизнь. После каждой расстегнутой застежки она делала паузу, прежде чем приняться за следующую, целуя и поглаживая ту часть его тела, которую обнажала. Вскоре все пуговицы были расстегнуты, все шнурки развязаны, все крючки разъединены. Подняв руку и тем самым прося его не двигаться, она села на пятки и стала смотреть на Рори, пока Альмера и Зая были заняты мелкими делами по шатру, наполняя чаши ароматизированной водой, раскладывая пушистые белые полотенца рядом с ложами, добавляя ароматические палочки фимиама в жаровни; после чего они ретировались, опустив полог шатра, который открывался в сторону лагеря, и подняв другой полог, который выходил на усыпанное звездами темное небо.
Когда их мягкие шаги замерли в ночи, Шацуба заговорила с Рори:
— Теперь, если мой господин встанет… — Она поднялась и разъединила одежды Рори так, что они упали к его ногам.
Теперь, когда он предстал пред ней в голом виде, казалось, она была поражена конвульсиями страха, глаза ее расширились, губы задрожали, и она сделала шаг назад, чтобы стать перед ним на колени.
— Простите меня, мой господин. Я никогда раньше не видела мужчины. Это правда, потому что мы всегда практиковались на деревянных куклах. А сейчас я боюсь. Я так мала, чтобы приютить такое величие. Я трепещу, мой господин.
Рори опустил руку, чтобы подбодрить ее, но она не смела глаз поднять, чтобы взглянуть на него. Взгляд его пересек шатер и упал туда, где Баба принимал такую же помощь, и Рори услышал, как девушка у ног Бабы повторяла те же самые слова, и тут он понял, что произносились они исключительно для того, чтобы он возгордился собственной мужественностью. Рори легонько похлопал ее по плечу, и она подняла голову, улыбаясь ему.
Полотенцем, смоченным в ароматизированной воде, она стерла пот с его тела, а другим полотенцем вытерла, и по всплескам воды в другом конце шатра Рори понял, что Баба подвергался такой же процедуре. Когда Шацуба вытерла Рори, она налила на ладонь сладко пахнущего масла из фляги и жестом предложила ему лечь на диван, после чего втерла масло ему в кожу, массируя все тело пальцами, расслабляя все его мускулы до тех пор, пока в них не осталось ни усталости, ни напряжения. Рори чувствовал себя освобожденным от телесной оболочки, как будто все его тело куда-то делось, оставив только пульсирующее облако, которое, казалось, и составляло теперь все его существо. Тут она не поленилась смазать его другим маслом, таким драгоценным, что она нанесла на пальцы лишь несколько капель. У Рори появилось ощущение жжения от ядовитого укуса, отчего он на мгновение почувствовал себя очень неважно, но потом ощущение прошло, и он ощутил новый прилив сил, еще более поразительный, чем ранее.