«Для исследования», – напомнил я себе. Ей известно положение вещей. На въезде в Манхэттен я, наконец, сказал:
– Или я могу переночевать у тебя.
Она закрыла журнал, положив его на скрещенные ноги.
– Разве тебе не нужно собственное пространство? Мы только что провели вместе все выходные.
– Регулярный секс важнее личного пространства, – ответил я с иронией. – В любой день недели. Это наука.
– Значит ли это, что ты даешь шанс моногамии, пока мы временно вместе? – Звучало скорее как насмешка, нежели вопрос.
– Ты этого хочешь? – парировал я. Чем напомнил себе собственную мать с сестрой, которые в порыве пассивной агрессии пытаются убедить друг друга съесть последний кусок пирога на День благодарения.
– А ты этого хочешь? – упорствовала Мэд. Клавиатура в моей голове набрала грубый ответ. Ей что, пять?
– Конечно, – отрезал я. – Буду соблюдать временную моногамию. Если ты сделаешь то же самое.
– Я? – боковым зрением я заметил, как она ухмыльнулась. – Разве я известна тем, что бегаю по городу и прыгаю из одной койки в другую?
Весомый аргумент. Это правда, с тех пор как мы снова оказались в одной постели, я чувствовал, что теряю несколько баллов IQ всякий раз, когда кончаю в нее. Будто Мэдисон высасывала из меня логику. Далила для моего Самсона, будь он гением, а она… ну, причудливым хипстером. Я отпил кофе.
– Как думаешь, если бы мы когда-нибудь сняли секс-видео, оно бы выглядело странным? Ты такой крупный, – размышляла Мэд.
Я чуть не выплюнул напиток на лобовое стекло.
– Прежде всего, я бы никогда не снял секс-видео, как и любое документальное подтверждение близости с другим человеком в любом контексте. – Я поставил пластиковую емкость в подстаканник. – Но позволь мне тебя заверить, мы не выглядим странно в постели.
– Откуда ты знаешь?
– Я наблюдал за нами в зеркало своей спальни, когда мы занимались сексом. – Повисло молчание. – Мы выглядели чертовски эпично, если уж на то пошло.
Мэд прокручивала обручальное кольцо, надув губы, пока переваривала мои слова. До ее дома оставалось десять минут езды. Она все еще не сказала, могу ли я переночевать у нее. И я снова начинал на нее злиться. Возможно, это не такая уж плохая идея – провести некоторое время порознь.
– Думаю, сегодня я бы предпочла спать одна, – наконец сказала Мэд. – Знаешь, просто чтобы убедиться, что наши отношения развиваются не слишком быстро, и мы не прониклись друг к другу какими-то чувствами.
– Ладно, – сказал я. У меня не хватило духу поправить ее и указать на то, что… ну, у меня нет сердца, поэтому о зарождении чувств не может быть и речи.
– Отлично.
Я припарковался перед ее домом из коричневого камня и помог ей с сумками. Поставив их в гостиной, мы поцеловались, и я побрел обратно к машине.
Но остановился на выходе из здания.
Затем развернулся и поднялся обратно, сжав кулак и готовясь постучать в ее квартиру. Я уже поднял руку, но дверь распахнулась как раз в тот момент, когда мои костяшки пальцев почти коснулись деревянной поверхности. Мэдисон стояла в проеме и тяжело дышала.
Я моргнул, ожидая указаний. Должен ли я поцеловать ее? Или держаться на расстоянии? Ругать ее чертову нерешительность?
– Основные правила, – она предостерегающе подняла ладонь, – поскольку я знаю, что у тебя нет чувств, но у меня они есть, и я в первую очередь хочу защитить себя.
Вздернув подбородок, я показал, что внимательно слушаю. Я стоял возле ее квартиры. Она находилась внутри. Мне требовалось разрешение, чтобы войти. И прямо сейчас я бы, вероятно, согласился продать целые департаменты Black & Co. за один только минет.
– Первое: не более трех ночевок в неделю, учитывая обе квартиры. Таков коэффициент.
– Понял, – отрезал я.
– Во-вторых, ты позаботишься о Дейзи, пока меня не будет в городе. Несправедливо, что Лайле приходится с ней нянчиться. Учитывая, что это твой подарок.
– Когда мы встретили на улице австралийского пуделя, ты сказала, что всегда мечтала о щенке, – заметил я. Тогда мне казалось, что я оказываю ей чертову услугу.
Мэд уставилась на меня, как на сумасшедшего.
– Я много чего говорю, Чейз. Помнится, еще упоминала, что хочу выйти замуж в итальянском замке.
– И? – Я уставился на нее непонимающим взглядом.
– И, без сомнений, я выйду замуж на заднем дворе дома моего отца! – Она вскинула руки, будто это очевидно.
– Неважно. Я позабочусь о Дейзи, когда тебя не будет в городе, и не стану дарить то, чему для выживания требуется что-то кроме воды и батареек. – Сделал себе мысленную пометку дарить ей только ужасные вещи. Грелки, ежедневники с цветочным принтом и крем для рук с ароматом десерта. Дешевые безделушки, вызывавшие у Мэд улыбку. – Что-нибудь еще? – я театрально развел руки.
– Хм-м. – Она постучала пальцем по нижней губе. – Ах, да. Никому на работе не рассказывать о нас. У происходящего между нами имеется срок годности, и я не хочу выглядеть так, будто ты меня бросил. Дважды.
Мэд никому не говорила, что мы встречались; ни тогда, ни сейчас. Мне, однако, всегда было наплевать, видел ли кто-нибудь, как я целую ее по утрам, когда мы вместе приходили на работу.
– В первый раз я тебя тоже не бросал.
Мэдисон отмахнулась от меня.
– Они сами это додумают.
Она права. Людям свойственно предполагать, что уходит тот, у кого больше денег.
– И еще кое-что. – Она подняла палец вверх. Я надеялся, что это последний пункт, потому как уже стал думать, что было бы неплохо пригласить моего корпоративного юриста. У Мэд слишком много правил для того, что, возможно, станет двухнедельной интрижкой, или и того меньше. При мысли о том, что это означает для отца, у меня скрутило живот.
– Давай уже покончим с этим. – Я закатил глаза.
– Пообещай мне, что, когда все это закончится, ты не станешь выслеживать меня или пытаться продлить отношения. Ты как-то сказал, что я помешана на свадьбах и браке, и это правда. Меня волнуют подобные вещи, даже если это не феминизм, не хипстерство и не Манхэттен образца 2020 года. Обещай, что отпустишь раз и навсегда. Поступи достойно и прекрати преследовать меня, когда мы попрощаемся.
– Обещаю, – сказал я, делая шаг вперед, обнуляя пространство между нами. Теперь мы стояли губами к губам. Грудью к груди. Членом к киске. – Обещаю пощадить твое сердце. А теперь, пожалуйста, могу ли я получить остальную часть тебя?
Мэдисон обвила руками мою шею.
– Можешь, но после того, как мы примем душ.
Я завладел ее ртом, погружаясь в страстный поцелуй. Затем скинул туфли и завел ее в квартиру. Уровень удовлетворения и облегчения, которое я испытывал, оставшись на ночь у Мэд, должен был меня насторожить. К счастью, девяносто процентов моей крови сейчас приливало к паху, так что мозгу не с чем было работать.
– Кисмет[27], – пробормотала она мне в губы.
– Хочешь кончить еще? – спросил я. И еще, и еще, и еще. В идеале на моем лице.
– В пятницу словом дня Лайлы стало «кисмет». Только что увидела на ее двери.
Я безразлично хмыкнул, желая показать, что услышал ее, затем довел нас до душа, врубил струю и, не снимая одежды, зубами сорвал с Мэд платье.
А потом принял самый длинный и грязный душ в своей жизни.
Пару дней спустя мы с Грантом совершали пробежку в Центральном парке. Привычка, которой мы придерживались с подросткового возраста, поскольку жили в одном квартале и сами диагностировали себе синдром дефицита внимания и гиперактивность, поэтому нам нужно было выплескивать энергию. Иногда мы бегали молча, иногда болтали о школе, девушках, работе и прочем дерьме (не в буквальном смысле, помимо того случая, когда Грант жестко отравился во время горнолыжного отдыха в Тахо, который мы потом еще долго обсуждали).
Обычно мы преодолевали полный круг в десять километров, после чего перед началом рабочего дня проводили короткую силовую тренировку в тренажерном зале, расположенном в здании, где я живу. Но поскольку вчерашний день я провел у Мэд, а в свою квартиру заскочил лишь для того, чтобы взять чистую одежду и сходить в туалет (потому что, как мне сказали, занимать ванную в однокомнатной квартире лишь для того, чтобы пролистать все статьи в «Нью-Йорк таймс», не соответствует поведению джентльмена), мы пропустили целый день тренировок.
– Значит, ситуация принимает серьезный оборот. – Грант представлял собой идеальный образ бегуна: кроссовки с амортизаторами, шорты для бега, кепка, Apple Watch и специальные гелевые носки. Для завершения образа ему не хватало только гребаного номера, наклеенного на спину, как у Усэйна Болта. Я выглядел более сдержанно: черные шорты для бега, черная футболка и черные кроссовки, которые Кэти дарила мне каждые три месяца, дабы удостовериться, что мои стопы не состоят исключительно из мозолей. Но я не увлекался полумарафонами, подобно сестре и Итану. Я занимался спортом, потому что не хотел умереть молодым или обзавестись пузом к тридцати годам.
– Напротив. У нас сжатые сроки, поэтому я стараюсь извлечь максимальную выгоду. У меня все продумано.
Когда отец умрет, отношениям с Мэдисон тоже наступит конец.
– Хотелось бы послушать, – сказал Грант, делая вид, что подпирает подбородок кулаком, не сбавляя темпа. – Расскажи мне свой план.
– Я собираюсь проводить дни с отцом. Каждый день после работы возвращаться к нему, играть в шахматы, ужинать, смотреть телевизор, разговаривать, а вечером уезжать к Мэд и проводить с ней ночь. Таким образом, буду наслаждаться обоими мирами, и никто меня не переиграет.
– Не переиграет, – повторил Грант, ожидая дальнейших объяснений.
– В прошлый раз меня засосало в черную дыру грязного секса и честных разговоров. Больше такого не повторится.
– Это называется влюбленностью, идиот. Ты влюбился и обиделся, что никто не воздвиг тебе за это памятник. Поэтому совершил неимоверную глупость, пожалел об этом, получил второй шанс, и теперь, насколько я понял, ты снова собираешься все испортить.