Фух, теперь мне действительно далеко до статуса Мученицы Мэдди. Прежняя я никогда бы не сказала ничего даже отдаленно плохого в адрес незнакомого человека. Новая Мэдди, однако, хотела, чтобы люди отвечали за свои поступки. Теперь жить стало намного комфортней.
– Нет, для этого уже слишком поздно. – Свен наклонился, прикалывая иголки к ткани, сбившейся на моей талии. Он держал во рту еще несколько, пока говорил. – Кроме того, даже если бы я мог заполучить другую модель, я хочу ту, которая выглядит как настоящая женщина. Она того стоит. Поверь мне.
– Супермодели тоже настоящие женщины. На самом деле, женщины бывают всех форм и размеров, любого цвета кожи и роста, и ни одна из их физических характеристик не умаляет их женственности. – Нина подняла руку, будто спрашивая разрешения, пока оба рассматривали меня в созданном мной же произведении искусства.
– Аминь. – Я дала Нине пять, прежде чем сделать привычное вращение невесты перед зеркалом в полный рост, которое мы держали в студии в основном для ежедневной проверки внешности Свена. Все дизайнеры, стажеры и ассистенты собрались вокруг меня, чтобы посмотреть на платье. Багрянец окрасил мою шею и щеки, а кожа покрылась пятнами от смущения. Я не привыкла к тому, что все взоры обращены на меня.
– Ладно. Внесу поправку. Модель стоит того, потому что она выглядит так, будто рождена для этого платья, и меня не волнует, что она занята. А теперь, Мэдди, не могла бы ты сделать мне одолжение и выпрямить спину? Выглядишь так, словно собираешься спрятаться в этом платье.
Я сделала, как мне было сказано, проведя рукой по пышной ткани «Лунного цветка». Дизайн получил такое название в честь белого цветка, который, раскрываясь, напоминал закрученное длинное платье. Существовал еще один нюанс, заставивший меня настоять на этом названии – лунный цветок распускался только ночью, в темноте. Свен посоветовал назвать платье так, чтобы оно ассоциировалось со мной.
Ничто так не напоминало мне о себе, как цветение в объятиях тьмы.
Я потеряла мать в самый разгар своего неловкого перехода во взрослую жизнь. Оставшись под присмотром одного вдовствующего отца, который занимался спасением другого наследия моей покойной матери – ее цветочного магазина.
Я влюбилась в Чейза Блэка, когда его отец оказался на пороге смерти.
И полюбила себя, когда поняла, что достойна такого мужчины, как Чейз Блэк. Честно говоря, я достойна любого.
Закусив нижнюю губу, я смотрела в зеркало и думала обо всех женщинах, которые, как я надеюсь, пойдут к алтарю в этом платье. Затем о жизни, которую им предстоит провести со своими супругами после церемонии. Думала об их будущих детях. О положительных тестах на беременность. О продвижении по службе. Рождественских завтраках. Семейных каникулах. Целые жизни будут окутывать «Лунный цветок». Тысячи женщин посмотрят на это платье спустя годы, и для каждой из них оно будет символизировать что-то свое. Любовь. Надежду. Разбитое сердце. Осознание этого наполнило мое сердце трепетом.
– Мэдди. – Нина шагнула вперед, передавая мне мой телефон, вибрирующий в ее ладони. – Тебе звонят.
Я нахмурилась, глядя на определитель номера. Кэти. Она хотела отменить наши обеденные планы? Я прижала телефон к уху.
– Привет, Кэт. Что случилось?
– Мэдди, – выдавила она. Мое сердце тут же упало.
– Кэти, – произнесла я дрожащим голосом. – Что произошло?
Это ужасно. Задавать вопрос, на который я знала ответ, только чтобы внести прояснение. Чтобы мы могли справиться с этим. Сегодняшнее слово дня Лайлы – «катастрофа». Мне стоило догадаться.
– Папа. – Голос Кэти звучал мягко и хрипло, словно таял в горле. – Он умер.
Следующий час прошел будто в тумане. Я не могла дышать. Не могла думать. И ясно видеть.
Может, именно поэтому я выскочила из здания в свадебном платье, напоминавшем трехъярусный торт, но Свен и Нина затащили меня обратно, пока я брыкалась и кричала, что должна поехать к Блэкам. Нина затолкала меня в уборную и помогла снять наряд, после чего переодела в повседневную одежду. Я дрожала всем телом, пытаясь дозвониться до Чейза, но каждый раз попадала на холодное, безличное приветствие его голосовой почты. Хвала господу, Нина упорно работала над тем, чтобы загладить свою вину и стать лучшей версией себя. Она позаботилась о том, чтобы внизу меня ждало такси.
Дорога до больницы пролетела как один миг. Я не могла разобрать ни лиц, ни слов персонала, который направил меня в палату Ронана Блэка. Когда я пришла, его уже увезли. Чейз стоял спиной ко мне, глядя в окно, позади пустой, все еще смятой кровати. Лори свернулась калачиком на зеленом кресле, уткнувшись головой в плечо Кэти. Джулиан сидел на краю койки, уставившись на свои руки на коленях. Эмбер и Клементины нигде не было видно. И, будучи не готовой столкнуться с болью Чейза, сначала я бросилась к Кэти и Лори.
– Как это случилось? – спросила я, прекрасно понимая, что это не тот вопрос, на который они хотели бы отвечать. В тот день, когда я узнала о маме, папа не хотел ни о чем говорить, тем более о технических деталях того, как это произошло. И все же, когда стали приходить друзья и родственники, нас завалили вопросами. Как она умерла, кто ее нашел и как папа преподнес мне эту новость?
– Мама зашла в спальню, чтобы спросить папу, не хочет ли он вместе пообедать. – Кэти шмыгнула носом, удерживая затылок Лори. – Он не реагировал. Она нажала тревожную кнопку. – Семейство Блэков установило медицинское оповещение сбоку кровати Ронана. – Когда приехали медики, у него все еще был слабый пульс, поэтому они забрали его сюда. Он умер через несколько минут.
Я обняла их обеих, будто каким-то образом могла удержать их. Я вдыхала их страдания и целовала их макушки, не уверенная, что имею на это право, но отчаянно желая даровать утешение.
Когда их прерывистое дыхание стихло, я отступила. Джулиан и Чейз стояли спиной ко мне в разных углах комнаты. Сначала я подошла к Джулиану. Он был бледен, как яйцо. В его глазах я заметила тот блеск одиночества, присущий человеку, который недавно потерял гораздо больше, чем просто отца. Я знала, что он переживает развод, и адаптация к новой реальности с Клементиной отнюдь не легкая прогулка на пикник. Осторожно, затаив дыхание, я положила руку ему на плечо и крепко сжала его. Джулиан поднял голову, и наши взгляды встретились, дюйм за дюймом, так медленно, что стало очевидно – он ждал какой-то конфронтации.
– Сожалею о твоей утрате, – сказала я.
– Ты не должна чувствовать ко мне ничего, кроме презрения. – Он склонил голову. – Но я ценю это.
– И я знаю, что сейчас, когда рваная рана еще свежа и кровоточит, мои слова ничего не значат, но я обещаю, что в будущем тебя ждут лучшие дни. В текущем моменте нужно просто держаться. – Я проигнорировала его замечания.
– Зачем ты это делаешь? – У него перехватило дыхание на вдохе. – Почему тебя это вообще волнует? Я вел себя с тобой ужасно.
– Да, – признала я, не в силах убрать руку с его плеча. – Ты раскрыл мою ложь и оценил меня в шесть баллов. Ты не проявлял ко мне доброты, но это не значит, что я должна идти тем же путем. Я нравлюсь себе такой, какая я есть. Шестерка, но с сердцем на десятку.
– Ты слышала нас тогда? – брат Чейза почти комично приподнял брови.
Я пожала плечами.
– Красота субъективна. – Сейчас не время и не место говорить об этом, но я чувствовала, что разговор занимает Джулиана, а в этом и заключалась суть борьбы с горем. Продолжать идти, разговаривать, делать привычные вещи.
– Я хотел взбесить Чейза, – вздохнул Джулиан. – На самом деле я не имел этого в виду. И для протокола – я это сделал. То есть разозлил его. Так что… – Его взгляд скользнул к окну, где стоял погруженный в размышления Чейз, все еще не замечая моего присутствия. – Делай из этого выводы.
Это означало лишь то, что Чейзу и Джулиану нравилось ненавидеть друг друга. Нельзя позволять себе верить в иное. Я перевела взгляд на Чейза. Он прижался лбом к окну, конденсат от его дыхания распространился по стеклу серым облаком. Потребность обнять этого темного дикого зверя разрывала меня на части.
– Иди. – Джулиан похлопал меня по плечу. – Ты ведь ради него пришла.
Я подошла к Чейзу. Положила руку ему на спину. Мое сердце сжалось в груди. Петляло. Скручивалось. Умоляло. Кричало: «Выпусти меня». Я никогда так не боялась заговорить с кем-то. И не знала, смогу ли пережить его боль.
– Чейз.
Он развернулся и рухнул в мои объятия. Я по инерции отшатнулась, но обхватила его руками, словно заключив в тиски. Каждый дюйм наших тел был связан, прижат друг к другу. Казалось, что мы подключены к сети: я играла роль зарядного устройства, а он высасывал из меня энергию. На его лице отражались эмоции, которых я никогда раньше не видела. В нем читалось столько уязвимости, что казалось, будто меня резали острым ножом. Я обхватила ладонями лицо Чейза и отстранилась, дабы заглянуть ему в глаза. По моим щекам струилось столько слез, что я испугалась за свой рассудок. Я обожала Ронана, но не знала его настолько, чтобы его смерть вызвала такую реакцию. Все, что я знала, это то, что он оставил семью, которая искренне его боготворила. А значит, был человеком, достойным моих слез.
– Сейчас я отвезу тебя домой, – прошептала я.
Чейз покачал головой.
– Еще столько всего нужно сделать.
– Нет, – в унисон сказали Кэти с Лори, вставая с кресла.
– Нет. Все это бюрократия. Мы встретимся через несколько часов и перегруппируемся, – настаивала Лори. – Я хочу принять душ. Собраться с духом. И мне нужно позвонить своим сестрам.
Поездка на такси до дома Чейза прошла в тишине. Мы держались за руки на заднем сиденье, наблюдая за мелькающим за окном Нью-Йорком. Когда мы добрались до его квартиры, я налила ему щедрую порцию виски и заставила обхватить бокал пальцами. Потом усадила за кухонный островок в форме подковы, направилась в ванную и включила душ. Пар окутал стеклянные дверцы. Я бросила полотенце на обогреватель, вернулась на кухню, поднесла бокал с остатками виски к губам Чейза и заставила его осушить его одним глотком. Затем потащила его в душ.