— Спасибо, Лил, — прошептала я, хоть и знала, что она меня не слышит.
— Что, солнышко? — спросил папа, входя, в комнату.
— Да нет, ничего, просто подумала, какая Лили умница. Я даже не ожидала ничего подобного, чудесная квартира, правда?
Он опустил глаза, пытаясь подобрать подходящие слова.
— Да, это чудесная квартира для Нью-Йорка. Но получить так мало за такие деньги… Знаешь, твоя сестра и Кайл платят тысячу четыреста в месяц за квартиру с двумя местами для парковки, центральным кондиционером, у них три спальни, две ванные комнаты, выложенные мрамором, а на кухне — посудомоечная и стиральная машины последней модели. — Он перечислял так, словно делал открытие. За две двести восемьдесят можно снять домик на побережье в Лос-Анджелесе, трехкомнатную квартиру на тенистой аллее в Чикаго, апартаменты с четырьмя спальнями в Майами или замок с подъемным мостом в Кливленде. Это всем известно.
— Места для парковки, площадка для гольфа, гимнастический зал и бассейн, — дополнила я, — да, я знаю. Но все равно это чудесная квартира. Уверена, нам здесь будет очень хорошо.
Папа обнял меня.
— Я тоже так думаю. Если только ты не будешь слишком занята, чтобы оценить это, — сказал он шутливо и снял с плеча сумку, которую носил целый день. Я думала, что у него там спортивная форма для тенниса, но он достал оттуда коричневую шкатулку, крышку которой украшала броская надпись «Выпуск ограничен». Скраббл. Коллекционный набор с вращающейся подставкой. У доски были маленькие бортики, чтобы буквы не соскальзывали. Мы вместе любовались таким набором в специализированном магазине вот уже лет десять, но купить не решались: не было подходящего случая.
— Ох, папа, ну зачем ты! — Я знала, что доска стоит больше двухсот долларов. — Я так рада!
— Ну и на здоровье. — Он снова обнял меня. — Твоему старику за тобой не угнаться. Помню, было время, когда я тебе специально поддавался, иначе ты бродила по дому и дулась на меня целый вечер. А сейчас! Сейчас, если б я даже и захотел тебя одолеть, мои старые мозги для этого уже не годятся. Хотеть-то я, может, и хочу, — добавил он.
Я собиралась ответить, что это все благодаря моему учителю, но тут вошел Алекс. Вид у него был невеселый.
— Что случилось? — спросила я, как только он зашаркал у порога кроссовками.
— Да ничего, — солгал он, указывая глазами на отца. Его взгляд говорил: «Подожди секунду». — Вот, принес коробку.
— Я тоже пойду за коробками, — сказал отец, направляясь к двери, — может, у мистера Фишера есть тележка. Тогда мы поднимем все сразу. Сейчас вернусь.
Я посмотрела на Алекса; мы подождали, пока за папой не закрылись двери лифта.
— В общем, я только что говорил с Лили, — медленно произнес он.
— Она на меня больше не сердится? Она всю неделю была сама не своя.
— Да нет, с этим все в порядке.
— Тогда что же?
— В общем, она была не дома.
— А где она была? У какого-нибудь парня? И из-за этого она не явилась на собственное новоселье? — Я рывком открыла окно, чтобы немного проветрить квартиру: в ней чувствовался сильный запах свежей краски.
— Да нет, дело в том, что, когда я позвонил ей на сотовый, она была в полицейском участке. — Он смотрел на свои ботинки.
— Где?! С ней все в порядке? Боже ты мой! Ее что, ограбили? Или изнасиловали? Я еду за ней.
— Энди, с ней все нормально. Просто ее арестовали. — Он произнес это мягко — так, словно разговаривал с родителями одного из своих учеников и ему было неприятно расстраивать их известием, что ребенок оставлен на второй год.
— Арестовали? Ее арестовали? — Я пыталась сохранять спокойствие и даже не заметила, что перешла на крик. В дверях появился папа, он тянул за собой огромную тележку, которая грозила опрокинуться под весом беспорядочно наваленных коробок.
— Кого это арестовали? — спросил он небрежно.
Я судорожно напрягла мозги, но Алекс нашелся раньше, чем я успела что-нибудь придумать.
— А, это я рассказывал Энди, как одну девчонку из группы «Ти-эл-си» арестовали за распространение наркотиков. А с виду вполне приличная девушка…
Отец кивнул, почти не слушая и, возможно, в глубине души удивляясь, с чего это мы с Алексом так заинтересовались рэп-звездульками.
— Думаю, твоя кровать здесь поместится, только если поставить ее изголовьем к дальней стене, — крикнул он из моей новой спальни. — Пойду-ка я взгляну, как они там с ней управляются. Не понимаю, чего они так копаются.
Как только дверь квартиры захлопнулась, я бросилась к Алексу.
— Ну! Рассказывай! Что случилось?
— Энди, да не кричи ты так громко. Ничего ужасного. Скорее даже забавно. — Он прищурился, ухмыльнулся и на какое-то мгновение стал похож на Эдуардо. Брр!..
— Алекс Файнеман, будет лучше, если вы перестанете кривляться и сию минуту скажете мне, что случилось с моей лучшей подругой.
— Ладно, ладно, не сердись. — Все это явно доставляло ему удовольствие. — Прошлым вечером она гуляла с молодым человеком, Парнем с Колечком в Языке. Ты его знаешь?
Я уставилась на него.
— Короче говоря, они поужинали, и Парень с Колечком пошел проводить ее до дому, а ей пришла в голову забавная идея покрасоваться перед ним — прямо на улице, напротив ресторана. «Маленький стриптиз», — сказала она. Просто чтобы он оценил.
Я представила себе, как Лили берет в рот свою обычную послеобеденную мятную пастилку и выходит на улицу, а потом задирает блузку перед парнем, который заплатил за то, чтобы ему в язык продели кольцо. Боже.
— Нет, она не могла…
Алекс мрачно кивнул, хотя сам едва удерживался от смеха.
— И ты говоришь, что Лили арестовали за то, что она показала голую грудь? Да это курам на смех. Это Нью-Йорк, я тут каждый день вижу женщин, которые ходят практически без верха — и это на работе! — Я снова не выдержала и перешла на крик.
— Зад. — Он не решался поднять глаза; щеки у него были пунцовые — не то от смущения, не то от душившего его смеха.
— Что?
— Не грудь. Зад. Нижнюю часть тела. Всю целиком. Спереди и сзади. — И, не в силах больше сдерживаться, Алекс расплылся в широченной ухмылке. Он так развеселился, что я подумала, он вот-вот описается.
— Скажи, что это неправда, — простонала я. Как же Лили чувствует себя после всего этого? — И что, это увидели копы и ее за это арестовали?
— Нет, это случайно увидели двое маленьких детишек и сказали об этом своей маме.
— О Господи…
— Та попросила Лили надеть брюки, но Лили объявила во всеуслышание, что именно она сделает с ней и с просьбой. Ну и после этого женщина побежала за полицейским и нашла его на соседней улице.
— Ох, ну все, хватит, замолчи.
— Это еще не все. Когда та дама и коп вернулись, Лили и Парень с Колечком в Языке как раз занимались тем, о чем упомянула Лили, и уже порядком раскочегарились.
— Да о ком это ты? Неужели Лили Гудвин? Неужели это моя милая, очаровательная Лили, моя лучшая подруга с восьмого класса, раздевается догола и трахается с парнем, у которого в языке колечко?
— Энди, да успокойся же. С ней все в порядке. Ее и арестовали-то только за то, что она показала полицейскому средний палец, когда он спросил ее, правда ли, что она спускала штаны…
— Господи, я больше не могу. Вот так, наверное, переживают за нас родители.
— …но они просто сделали ей предупреждение и хотели отпустить, а она, похоже, была пьяна в стельку — иначе зачем бы ей отказываться от этого предложения? В общем, не волнуйся. Сейчас мы тебя поселим, а потом, если захочешь, съездим ее навестить. — Он кивком указал на тележку, которую папа оставил посреди комнаты, и принялся ее разгружать. Но я не могла ждать, мне необходимо было выяснить, что случилось. Она ответила после четвертого гудка, как раз перед тем, как обычно включался автоответчик, — будто решала, ответить ей на мой звонок или нет.
— Как ты? — спросила я, лишь только услышала ее голос.
— Привет, Энди. Надеюсь, я не сорвала вам переезд. Вы ведь обошлись без меня? Прости, что так вышло.
— Да это все чепуха, я хочу узнать, как ты. С тобой все в порядке? — До меня только сейчас дошло, что Лили, должно быть, провела всю ночь в полицейском участке. — Ты всю ночь просидела там? В «обезьяннике»?
— Ну, в общем, да. Это было не так уж плохо, никаких телеужасов и прочей мерзости — только совершенно безобидные девчонки, тоже загремели из-за чепухи. Охранники оказались просто душки, с ними проблем не было. Никаких тяжелых железных решеток или чего-то в этом роде. — Она засмеялась, но как-то вымученно.
Я поняла это сразу же, и мне представилась моя милая маленькая бесшабашная Лили, загнанная в закуток между стеной и воняющей мочой раковиной какой-нибудь агрессивной и настойчивой лесбиянкой.
— И где шлялся этот твой Парень с Колечком? Что, он просто оставил тебя гнить в «обезьяннике»?
Но еще до того, как она успела ответить, в голове у меня вспыхнула мысль: а где же шлялась я сама? Почему Лили мне не позвонила?
— Да нет, он вел себя замечательно, он…
— Лили, почему…
— …хотел остаться со мной и даже позвонить адвокату своего отца…
— Лили! Лили! Подожди. Почему ты не позвонила мне? Ты же знаешь, я бы тут же приехала и не уехала бы без тебя. Так почему? Почему ты не позвонила мне?
— Ох, Энди, ну какая разница? Мне было не так уж плохо, клянусь тебе. Просто я вела себя как идиотка, и знаешь, решила больше так не напиваться. Оно того не стоит.
— Но почему? Почему ты не позвонила? Я всю ночь была дома, я бы примчалась через две секунды.
— Да это все чепуха, правда. Я не позвонила, потому что думала, что ты либо на работе, либо жутко устала. Мне не хотелось беспокоить тебя. Тем более в субботу вечером.
Я припоминала, что я делала прошлой ночью, и единственным, что всплыло в памяти, оказался просмотр «Грязных танцев» на Ти-эн-ти — наверное, уже в семидесятый раз в моей жизни. Вроде бы я заснула еще до того, как Джонни заявил, что «никто не обидит Малышку», и продолжал — в буквальном смысле слова — ставить ее на ноги, пока доктор Хаузман не признал, что это не Джонни сделал ребенка Пенни, и не похлопал его по спине, и не поцеловал Малышку, которая к тому времени уже доросла до имени Фрэнсис. Все эти сцены я уже знала наизусть.