– Нет, черт возьми, не говорите так! – запротестовал Джордж, краснея еще больше.
– Дорогой Джордж, вам известна разница между жизнью и смертью?
Фэнтон выпрямился.
– Джордж, – сказал он, – она тебя дразнит, неужто не видишь? В следующий раз, если она снова начнет над тобой издеваться, ответь крепким словцом. Эту девчонку нужно ставить на место.
Мэг резко наклонилась к Фэнтону:
– Ну и поганый же у тебя язык!
– Станцуешь на моих похоронах, Мэг?
– Даже не сомневайся. Не только станцую, но еще и спою, как тогда… – Мэг вдруг умолкла на полуслове. Она откинулась на спинку сиденья и, глядя куда-то в пустоту, тихо спросила: – Ник, неужто ты позабыл?
– О чем?
– Как мы веселились в нашем эпсомском доме? И двух лет не прошло. У нас собирались твои друзья: Джордж (простите мне мою глупую шутку, Джордж!), лорд Рочестер, сэр Карр Скроуп и тот толстый старик – он еще просил звать его «мистер Рив». Самые отчаянные роялисты во всей Англии, какими были ваши отцы и деды. – На ресницах Мэг задрожали слезинки – на сей раз настоящие. – Ник, Ник, я не хочу говорить дурно о Лидии. Но мои предки, в отличие от ее пращуров, не были лицемерными пуританами. Моим отцом был капитан Чарльз Йорк, брат ее отца. Даже когда его людей разбили, лишь немногие обратились в бегство или признали Оливера лордом-протектором. Надежды не было, но они не сдавались. Завидев железнобокого, они бросались в бой и дрались до последней капли крови. Вскоре все они погибли, как и мой отец. – Мэг села прямо. Плечи ее дрожали, взгляд стал отрешенным. Фэнтон собрался было что-то сказать, но сдержался. – А помнишь, когда ты был мальчишкой, в каждом переулке стояли круглоголовые с пиками наперевес? Роялисты прямо у них перед носом бросали в кружку с вином крошку хлеба и пили, восклицая: «Боже, прибери крошку Кромвеля!»
– Конечно же помню.
– А Эпсом ты забыл? Позор тебе, Ник. – Мэг гордо вскинула голову. – Зато я помню, как мы собирались в нашей маленькой гостиной. Как я стояла на стуле, поставив одну ногу на стол, задрав юбки до колена, с цитрой в руках. Но я пела не похабные куплеты, Ник, а старые песни, от которых в глазах у вас разгорался огонь. Сейчас я тебе напомню.
Мэг гордо распрямила плечи и вскинула голову. Щеки ее зарделись, на лице появилось одухотворенное выражение. Она провела правой рукой по воздуху, словно играла на невидимых струнах, и запела:
Ликуйте же, верные Кромвеля псы, лижите хозяину руки!
А коли услышите Кромвеля свист, ползите сейчас же на брюхе!
Доспехи изрублены острым мечом! Поднимем же кубки с пьянящим вином!
Товарищей павших к себе позовем и каждому чарку доверху нальем!
И выпьем за то, чтоб Господь поскорей
Прибрал к себе Кромвеля-крошку!
Тут вдохновение оставило ее. Она устало откинулась на подушки и закрыла лицо руками. Джордж был сражен наповал.
– Вы необыкновенная женщина! – с благоговением произнес он. – Из вас вышла бы замечательная актриса!
– Ей это ни к чему, – вежливо заметил Фэнтон. – Она и так притворяется кем угодно.
Джордж побагровел от ярости:
– Скажи это любой другой, я бы.
– Впрочем, в ее патриотических чувствах ты можешь быть уверен. Чарльз Йорк был благородным и храбрым человеком, пусть земля будет ему пухом! – Немного поразмыслив, Фэнтон добавил: – Думаешь, я не очарован ею? Думаешь, я не сгораю от желания заключить ее в свои объятья? – (Руки Мэг едва заметно задрожали.) – Но разве ты не видишь, как она наблюдает за тобой сквозь пальцы, желая удостовериться, что произвела нужное впечатление?
Мэг убрала руки от лица и впилась в Фэнтона взглядом, полным ненависти. В ее глазах стояли слезы.
– Я направляюсь в Чипсайд, – холодно объявила она. – В магазин «Кокетка», что держит мистер Плавер. Не соблаговолите ли покинуть карету?
Фэнтон не двинулся с места.
– Ох уж эти кокетки… Взбудоражат несчастного и оставят ни с чем. Кстати, о несчастных: Джордж хотел спросить тебя кое о чем…
– Ник! – зашипел на него Джордж, чье лицо перекосилось от ужаса. – Молчи! Не сейчас!
– Спросить меня? – оживилась Мэг. – О чем же?
– Ник! Тсс! Не смей!
– Ладно, как хочешь. В конце концов, это не мое дело. – Фэнтон сделал паузу. – Мэг, это ты послала Китти в «Голубую ступку» за мышьяком?
Он мог бы поклясться, что удивление, отразившееся на лице женщины, было совершенно искренним.
– За мышьяком? – переспросила она. – Чтобы отравить тебя, надо полагать? Хорошего же ты обо мне мнения. – Тут щеки у нее снова вспыхнули. – Хочешь заставить меня ревновать? Что еще за Китти?
– Китти Софткавер. Наша кухарка.
Мэг брезгливо поежилась:
– Чтобы я связывалась с кухаркой? Да я эту девку ни разу не видела. – Ее губы искривила знакомая Фэнтону усмешка. – Ты и вправду думал, что мы с ней в сговоре?
– Отчего нет?
– У меня много пороков, как тебе известно. Однако меня всегда притягивали лишь мужчины.
– О, – сухо отозвался Фэнтон, – должен признать, я упустил это из виду. Однако позволь тебе напомнить, что у тебя нет недостатка в драгоценностях. А эта девчонка…
– Ты влюблен в нее?
– Нет. Она мне даже не нравится. Тебе бы тоже не понравилась. Воровка, падкая на красивые безделушки. Если бы ты подарила ей кольцо или браслет поярче…
– И накинула бы себе петлю на шею? Благодарю покорно.
– Но эта Китти описала аптекарю женщину, что послала ее за мышьяком. Точь-в-точь ты.
Мэг сочувственно покачала головой:
– Какой же ты дурачок… Ни одна женщина, покупая яд, не выдаст того, кто ее послал. А если она и описывает чью-то наружность, то лишь с расчетом навлечь подозрения на ни в чем не повинного человека. Надеюсь, эту девку… нет, я не стану называть эту дрянь по имени… надеюсь, ее как следует высекли.
В карете повисла тишина.
– Джордж, – наконец сказал Фэнтон. – Похоже, мадам Йорк делает дураков из нас обоих. Нам пора.
Джордж распахнул дверь, неуклюже выбрался на ступеньку и спрыгнул на землю. К его неимоверному удивлению, вокруг кареты столпился народ. Обычно простолюдины относились к роскошным выездам без уважения, запросто могли остановить карету или закидать ее камнями. Но если в экипаже, пусть даже невероятно богатом, сидела хорошенькая дама, хулиганы лишь молча пожирали ее глазами – зачастую доставляя ей удовольствие.
На ресницах Мэг снова задрожали слезы.
– Это наше с тобой прощание, Ник. Ты ведь знал, что я лгала, когда просила дать мне еще один день. Он мне не нужен. Уже к вечеру меня не будет в твоем доме.
– А я не перестану думать, – сказал ей Фэнтон, – что ты – Мэри Гренвил.
Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку… Как вышло, что их губы слились в поцелуе, – этого Фэнтон так и не понял. Его словно одурманили. Колено соскользнуло с сиденья, и он упал в объятия Мэг Йорк. Умопомрачение длилось недолго. Фэнтон высвободился, встал на ноги и вышел из кареты.
– Захочешь увидеть меня, – прошептала Мэг, наклонившись к нему, – узнай, где меня найти. Мы связаны с тобой навсегда, помни об этом.
Фэнтон махнул кучеру рукой. Джордж рявкнул на зевак, желая отогнать их от кареты, но те и не думали расходиться. Кучер стегнул лошадей, потом еще раз – экипаж дернулся, но не сдвинулся с места. Опасаясь, как бы не пришлось вновь вынимать шпаги из ножен, приятели нырнули в толпу.
– Ник! – прорычал Джордж, глядя на камни мостовой у себя под ногами. – А ведь она тебя любит.
– Брось! Послушай меня. Прежде всего мне нужна одна лишь Лидия. И потом, ты совсем не знаешь Мэг. Сможешь вытерпеть ее скверный нрав, осыплешь ее золотом и драгоценностями, накупишь платьев и безделушек, – она и тебя полюбит.
В глазах Джорджа промелькнула надежда.
– Ты и вправду так думаешь?
– Я… я ничуть в этом не сомневаюсь. К тому же мне не нравится этот капитан Дюрок, якобы из свиты французского короля.
Джордж тут же схватился за эфес шпаги.
– А с тобой, – продолжил Фэнтон, – она будет в надежных руках. Но лучше поспешить, Джордж. Уже сегодня вечером она покинет мой дом. Ты должен быть там. Соберись с духом и поговори с ней. Но будь тверд, иначе потеряешь ее. Ну как, попытаешь счастья?
Несколько мгновений Джордж молчал, потом, стиснув зубы, кивнул.
– Славно! А теперь, молю, поведай мне, что произошло в переулке Мертвеца, когда я… потерял память.
Джордж вкратце рассказал ему об утренних событиях.
Фэнтон помрачнел. Дела обстояли куда хуже, чем он думал. Он помнил, как переступил порог аптеки. Помнил, как взбесился Джордж, услышав от аптекаря описание внешности Мэг. А потом он, Фэнтон, набросился на беднягу Джорджа. Это все сэр Ник: во время суда над слугами он внезапно дал о себе знать, а чуть позже, когда Фэнтон завидел на улице головореза с зеленой лентой – привет от лорда Шефтсбери! – полностью завладел его сознанием.
А главное, что Фэнтон разозлился вовсе не на Джорджа. Он ощутил гнев, открывший сэру Нику дверь в его разум, лишь когда стало ясно, что Мэг виновна. Судя по всему, они с сэром Ником любили ее – или желали, если угодно, – сильнее, чем казалось им самим.
Но это было не единственное и не самое тревожное открытие. Раньше он чувствовал приближение сэра Ника: у него было время, чтобы собраться с силами и не дать смертельному ужасу вырваться из прогнившего гроба.
Однако на сей раз его застали врасплох. Он не почувствовал ровным счетом ничего. Да, в аптеке он вышел из себя, но это не было ослепляющей яростью, лишь приступом гнева: даже на Джудит Пэмфлин или Китти Софткавер он злился куда сильнее. А вот когда он выглянул в окно и увидел зеленую ленту… Никогда прежде Фэнтон не терял память.
Впрочем, кое-что он помнил: лязг скрещенных шпаг, тощего человека, чей-то вопль: «Берегись, собаки!» Все равно что выпить накануне много крепкого вина: наутро от вчерашнего вечера в памяти останутся лишь два-три разрозненных и нечетких обрывка.
Сбывался самый страшный кошмар Фэнтона: сэр Ник становился все сильнее.