– Джайлс, прошу, ты должен отдохнуть. Доспехи и оружие оставь здесь, пусть валяются. Ступай.
Джайлс поднялся и на негнущихся ногах заковылял к дому. Фэнтон проводил его осоловелым взглядом, встал с земли и, по-прежнему сжимая в руке шпагу, медленно направился к низкой кирпичной стене. На горизонте виднелась узенькая, понемногу исчезавшая полоска света.
Только теперь до Фэнтона дошла очевидная истина.
На дворе стоит тысяча шестьсот семьдесят пятый год. Фехтовальное искусство только зарождается – его расцвет придется на конец восемнадцатого столетия. Дуэлянты семнадцатого века понятия не имеют ни о каком искусстве. Да что там – они попросту дубасят друг друга, время от времени прибегая (в чем он убедился лично) к грязным приемам. Как дети, честное слово.
А у него за плечами – тридцатилетний опыт фехтования рапирой. Прибавьте к этому неисчерпаемые знания и здоровое молодое тело. Да, многие авторитеты считают, что навык владения рапирой не приносит пользы. Другие же утверждают, что в конечном счете все решает опыт, и фехтовальщик, который долгие годы оттачивал свое мастерство, постигая тонкую науку выпадов и защиты, имеет куда больше шансов на победу, чем дуэлянт, бессистемно орудующий шпагой.
Фэнтон был полностью согласен со вторыми. Его главный страх обернулся его сильной стороной. Он владел шпагой несравненно лучше сэра Ника.
Фэнтон вдохнул полной грудью свежий воздух, напоенный ароматами травы и цветущих деревьев. Оцепенение спало. Сэр Ник уже долгое время не давал о себе знать. Быть может, дух его упокоился с миром?
Губы Фэнтона искривила жестокая усмешка. Кто улыбался на самом деле – он или сэр Ник?.. Через мгновение усмешка исчезла, и Фэнтон позабыл о ней. Он поднял шпагу, на которую попал последний отблеск солнечного света. Сталь угрожающе сверкнула в густых сумерках.
– И тот, кто обратит свой меч против меня, – громко произнес он, – падет от моей руки!
Глава двенадцатаяФлирт в Весенних садах
Не прошло и десяти дней, как враг вновь напомнил о себе. Дважды. Первый удар стал неожиданным, застав Фэнтона врасплох. И неудивительно, ведь в последние недели тот был настолько счастлив, что почти потерял бдительность.
«Ты до беспамятства любишь Лидию, попросту помешался на ней!» – со смехом вспоминал он горькие слова Джорджа.
Да, его приятель был прав – и что с того?
Фэнтон действительно не отходил от Лидии ни на шаг, не считая тех часов, когда он работал в кабинете или совершал одинокие прогулки в каком-нибудь отдаленном уголке парка – к примеру, рядом с трущобами Вестминстера.
Он очень много читал. Аромат старых книг пьянил его, истинного книголюба, сильнее вина, и непогожие дни он нередко проводил в библиотеке, – покуривая длинную трубку, читал что-нибудь занимательное, зажегши пять свечей в канделябре.
Впрочем, для истинного книголюба важно лишь одно: книга должна быть старой – чем старше, тем лучше, – и не важно, каково ее содержание.
Фэнтон давно перестал приобщать своих домашних к достижениям технического прогресса и поэтому искренне повеселился, найдя увесистый том – сочинение сэра Джона Харрингтона, выпущенное более ста лет назад. Находчивости сэру Джону было не занимать: он весьма выразительно описывал устройство и назначение первого… унитаза. Страницы книги были испещрены многочисленными чертежами и схемами. Автор посвятил свой труд королеве Елизавете и лично презентовал первый экземпляр ее величеству.
Королева Елизавета, отличавшаяся передовыми взглядами, велела установить диковинный предмет в отдельном помещении, внутри Виндзорского замка, а подаренную книгу – повесить рядом на гвоздь. Унитаз, однако, так и не снискал любви придворных, и даже дамы предпочитали нововведению привычные уборные. Фэнтон, в очередной раз разжигая трубку с помощью уголька, который вынул щипцами из камина, немного подумал и решил, что обойдется без унитаза.
«Не стану мучить людей из прошлого очередным достижением технической мысли, – справедливо рассудил он. – Тем более оно уже сто лет как устарело».
Отдельного рассказа заслуживают четыре мастифа, которые постоянно обитали в доме. Впервые увидев Фэнтона, они насторожились, будто заподозрили неладное. Но, услышав его голос, они приблизились, обнюхали и лизнули протянутую руку – и узнали хозяина. В следующую же секунду все четверо налетели на Фэнтона, едва не сбив с ног, принялись прыгать, как безумные, пытались лизнуть его в лицо, носились вокруг, угрожая переломать мебель. А потом повалились на пол, скуля и подвывая от радости.
Это были старые английские мастифы, отличные сторожевые и бойцовые псы. Тело у них было длинным и мощным, ноги – стройными и мускулистыми; длинные уши вздрагивали при малейшем шорохе, а добродушная морда в мгновение ока превращалась в жуткий оскал, не суливший врагу ничего хорошего.
Самый высокий из псов почти доходил Фэнтону до пояса. Звали их Гром, Лев, Жадина и Голозадый. Кличка последнего на старом английском наречии звучала куда более сочно – мы передаем ее смысл относительно пристойным словом. И если у домашних она не вызывала вопросов, то у Фэнтона шевелились волосы на затылке, когда Лидия подзывала пса своим нежным, звенящим голоском.
Больше всех к Фэнтону привязался самый крупный и сильный мастиф – Гром. Он боготворил хозяина, ходил за ним по пятам, и Фэнтону каждый раз приходилось прибегать к неимоверным ухищрениям, чтобы выпроводить пса из покоев.
– Душа моя, – спросила как-то Фэнтона его супруга, – ты не забываешь их дрессировать?
– Хм… Конечно нет!
– Главное, не касайся шпаги, когда ведешь с кем-нибудь приятельскую беседу. И тем более не вынимай ее из ножен, даже на дюйм. Иначе… – Она неопределенно пожала плечами.
Стоит отметить, что Лидия, как и ее многочисленные римские тезки, обожала принимать ванну и делала это куда чаще, чем требовала необходимость. Она почти полностью выздоровела и выглядела бесподобно. Фэнтон мог бы поклясться, что своей красотой она затмит любую даму при дворе (хотя он пока не встречал ни одной). Однажды Лидия плескалась в ванной, а Фэнтон стоял рядом, чтобы никто не вошел, и поглядывал на дверь. Лидия, забавы ради, дернула его за рукав, и он, потеряв равновесие, рухнул в воду. Джудит Пэмфлин, сидевшая в своей комнате, долго еще слышала плеск воды, хохот и жуткие богохульные высказывания.
Вообще-то, Фэнтон не имел ничего против купания в одежде. Медленно, но верно он изгонял из сознания Лидии глупые предрассудки, которые ей внушали с самого детства. К примеру, поначалу она соглашалась раздеваться лишь в полной темноте. Фэнтон наглядно объяснил, как чудесно проделывать это при свечах, и вскоре Лидия совсем перестала стесняться. Теперь, глядя, с каким восхищением Фэнтон наблюдает за ней, она чувствовала гордость и удовлетворение. Ее молочная кожа и мягкие изгибы тела были поистине усладой для глаз. И не только для глаз.
– Встань передо мной! – говорил ей Фэнтон. – Спусти рубашку, слегка наклонись вперед…
– Вот так? – с придыханием спрашивала Лидия.
– А теперь отпусти рубашку, пусть соскользнет на пол… Подойди ко мне.
– Тебе… нравится?
– Я тебя люблю.
На это Лидия уже ничего не могла ответить, так как ее губы были прижаты к его губам – она лишь энергично кивала, тоже признаваясь в своих чувствах.
Во всем, что касалось Лидии, Фэнтон проявлял почти маниакальную настороженность. Это в особенности относилось к пище. Всякий раз, как они садились ужинать в столовой, которая по вечерам сияла от блеска начищенного серебра, Фэнтон первым пробовал каждое блюдо и несколько минут ждал, стараясь понять, что происходит в желудке. Лидия, привыкшая к безразличному или жестокому поведению сэра Ника, поначалу приходила в восторг от такой самоотверженной заботы, но постепенно начала протестовать.
– Душа моя, – сказала она, – я читала, что раньше у королей были особые слуги, которые первыми пробовали их еду. Должно быть, такой король едва не умирал от голода на своем золотом троне, дожидаясь, когда ему дозволят отведать пищу, давно уже остывшую.
Фэнтон слушал ее вполуха. «Десятое июня, десятое июня, десятое…» – вертелось у него в голове. Проклятая дата приближалась, и это сводило его с ума.
– Так надо, душа моя.
– Неужели кто-нибудь посмеет сделать это снова? Теперь, когда ты так… так…
«Изменился», – хотела сказать Лидия, но осеклась. Мастифы сновали по комнате, шумно принюхиваясь, – все, кроме Грома: тот лежал, вытянувшись, у ног Фэнтона.
– Кто может нам угрожать? – продолжала рассуждать Лидия. – По ночам дом заперт, снаружи его охраняют собаки – никому не пробраться… А в этих стенах… Ты нашел того, кто хотел мне навредить. Это была…
«Китти», – чуть было не сорвалось с ее уст, но она сдержалась и потупила взгляд. Само звучание этого имени было ей противно. Когда она вновь подняла свою прекрасную головку, ее облик был достоин кисти сэра Питера Лели: на челке и густых локонах, плотно прилегавших к голове с боков, дрожали отблески огня, а взгляд прекрасных голубых глаз был красноречивее всяких слов.
– Разве тебе и вправду не безразлично, – произнесла она почти шепотом, – что со мной станет?
– Господи, Лидия, что ты говоришь!
Иногда они решали проехаться верхом. Лидия садилась на маленькую покладистую лошадку, Фэнтон – на статную кобылу, которую купил у Джорджа, и оба отправлялись за город, в Хэмпстед или даже в Хайгейт. Там, в какой-нибудь уютной таверне, где на полках лежали головки сыра размером с бочку для эля, они ели и пили вволю, не опасаясь за свою жизнь. Возвращались они ночью, при свете луны, с упоением вдыхая дурманящие ароматы трав и цветов. Лидия тихонько мурлыкала что-нибудь себе под нос, а однажды, ни с того ни с сего, пропела звонким голосом:
– Виляйте хвостами, как верные псы, хозяин вас – Оливер – кличет…
И тут же умолкла, исподтишка глядя на Фэнтона: не напомнила ли ему старая роялистская песенка о Мэг? О, если бы она могла навсегда вычеркнуть из своей памяти это богомерзкое имя, то была бы безгранично счастлива! А Фэнтон… скажем так, он