Молодой врач покачал головой.
— Бессонница, отсутствие аппетита — это все пустяки. Но она не сказала ничего о том, чего она действительно боится.
— Боится? — Дарнис вопросительно изогнул брови. Но ответа не получил.
— Я видел кого-то в саду, — сказал Джордан. — Парнишку, который всматривался в окно доньи Юлианы.
— Кого-то из слуг?
— Не уверен. Он стоял недалеко, но мне не удалось его хорошо рассмотреть. Он не казался слугой.
Дарнис вскоре убедился, что попал в ловушку собственной рутины.
Ингредиенты, входящие в состав прописанного им лекарства, можно было получить только в городе, до которого было два дня пути. Эмма Маривел послала слугу, но он вернется не ранее утра четверга. Хозяйка убедила Дарниса остаться до его возвращения и лично проконтролировать изготовление эликсира. Медик согласился — им управляло чувство вины. Он не думал, что лекарство поможет донье Маривел, но думал, что за два дня ему удастся узнать у девушки настоящую причину ее болезни. И Джордан также решил остаться. На вопрос Дарниса ответил — из любопытства.
— В этом доме, — сказал молодой лекарь, — происходит что-то недоброе. И я хочу узнать, что именно.
Доменик Джордан не был врачом. У него были необходимые знания, поэтому никто не назвал бы его мошенником. Но Дарнис знал многих медиков, и без труда мог определить того, кто им не являлся. Его коварные вопросы были вежливо обойдены.
Обширные, но скорее теоретические, чем практические знания Джордана, его безукоризненные манеры, эксцентричный черный костюм, и необычное чувство юмора — все указывало на то, что товарищем врача был дворянин, богатый чудак. И этим выводом медик должен был ограничиться.
Перед самыми сумерками пошел первый в этом году снег. Доменик Джордан вышел в сад. Постоял недолго с поднятым лицом и закрытыми глазами. На коже он ощутил снежинки. Их прикосновения казались касаниями холодных детских пальцев. Когда открыл глаза, то увидел приближающуюся к нему девушку. Она шла быстро, почти бежала. Ее черное платье и вуаль сильно выделялись на фоне белого снега.
— Хотела поговорить. Прошу… — сказала она, задыхаясь и схватив молодого человека за плечи. Ему показалось, что через вуаль видит умоляющий блеск глаз.
— Мама… — начала Юлиана, колеблясь — мама сказала мне, что господа останутся до четверга. Зачем? Это же только мамин каприз. Не надо обо мне беспокоиться. В последнее время я себя неважно чувствовала, но …
Она даже не смотрела, куда идет. Они шли в глубь сада.
— Я бы хотела, чтобы вы уехали, — сказала она с отчаянием. После этого, испуганная собственной отвагой, вновь заколебалась. — Это будет лучше всего. Я…
Она замолчала и оглянулась. Они стояли у каменной чаши фонтана.
— Интересно, не так ли? — небрежно сказал он, как будто не слышал ни слова из того, что сказала девушка. — Я еще утром обратил внимание на эти игрушки. Интересно, кто их сюда вышвырнул?
Юлиана испуганно попятилась.
— Это… это игрушки моего брата. Завтра исполнится один год со дня его смерти. Думаю, поэтому я плохо себя чувствую. Это все от нервов, вы понимаете? Нервы и подавленность, ничего более.
Она попробовала рассмеяться. Но вместо беззаботности в смехе гуляла истерия. Смутившись, девушка умолкла.
— Значит, ваш брат умер год тому назад? И после его смерти мать выбросила игрушки сына?
— Но откуда, — она потрясла головой. Джордану показалось, что, несмотря на вуаль, видит ее чувственный, полный напряжения взгляд. — Алан сам их выкинул. Сказал, что ему уже 13, и он не хочет оставаться ребенком. Вынес игрушки в сад и попытался сжечь, но дождь погасил огонь. Вскоре произошел тот… несчастный случай и мой брат погиб. Может, мы вернемся в дом? Мне холодно.
— Твой брат, когда стал взрослым, начал вырывать плюшевым мишкам глаза? — спросил Джордан, но она ничего не сказала.
Они повернули к дому. Снегопад прекратился. Лучи заходящего солнца рисовали красные и оранжевые отблески на покрытой белым пухом земле.
— Вы уедете? — шепотом спросила девушка.
— Нет, — также тихо ответил он.
Возле дома молодой человек заметил начертанные на снегу литеры. Девушка вскрикнула как раненый зверь и побежала. Он пошел за ней, но прежде, чем сумел прочитать написанное, Юлиана уже смешивала снег с мокрой землей, стирая надпись. Он сумел прочесть RAW, но не смог, понять к какому слову эти буквы относятся.
Вечером Доменик Джордан долго не мог уснуть. В конце концов, зажег стоящую у кровати свечу и вышел из комнаты.
Пошел в библиотеку, в надежде найти что-то интересное, которое позволит легче пережить ночь. Нужное помещение нашел без труда, но горько разочаровался, в библиотеке было совсем мало книг, большинство составляли тома, изданные несколько десятков лет назад. Поэтому лекарь стал изучать висящие на стенах портреты. Самые новые представляли дону Маривел с детьми. Рядом с матерью стоял сын (Алан — подсказал услужливая память), на заднем плане — дочь.
Джордан впервые рассмотрел черты лица Юлианы. Она была совершенно не похожа на мать. Обычная, миленькая, но не красивая. Он подумал, что женщины вроде донны Эммы больше хотят сыновей, чем дочек, особенно если девочки не такие красавицы как их матери.
Перевел взгляд на мальчишку. У Алана было круглое веснушчатое избалованного сорванца и копна светлых густых волос. Он задорно улыбался, показывая щербины между передними зубами.
Джордана не удивило то, что Алан был похож на юношу, которого он видел в саду.
На следующий день за завтраком Джордан первым начал беседу.
— Я узнал о несчастье, которое постигло вашу семью, — сказал он. — От всего сердца приношу свои соболезнования. Утрата единственного сына — настоящая трагедия.
Дарнис, который подносил ко рту ложечку с кусочком яйца, замер. Эти слова, хотя и сказанные с безупречной вежливостью, были первой бестактностью, допущенной Домиником Джорданом.
Эмма Маривел подняла глаза и посмотрела Джордану прямо в глаза.
— Я любила Алана больше всего на свете, — сказала она спокойно, хотя было заметно, что сдерживается с большим трудом. — Ничто мне его не вернет, я знаю. Но знаю и то, что сын погиб как герой и я горжусь тем, что он совершил. Хотя это привело к его смерти, сознание того, что поступил как герой, является для меня утешением. Я не люблю вспоминать об этом — воспоминания приносят боль. Прошу меня простить.
Джордан опустил голову, будто бы соглашаясь с поражением. Дарнис был готов аплодировать этой женщине. Но донна Эмма еще не закончила.
— Алан очень меня любил, так же, как я его, — продолжила женщина. Ее красивые голубые глаза были пусты. Она уже не смотрела на собеседника. Она глядела куда-то вдаль. — Я сделала для него все, но не сумела спасти от смерти. Был таким добрым мальчиком. И смелым. Поэтому и погиб, погиб как герой, — повторила она в третий раз. На один раз больше, чем нужно, чтобы Джордан смог ей поверить.
Джордану был необходим кто-то, точно знающий, что же произошло в поместье Ферлэй год назад.
Какая-то служанка, говорливая, но не слишком глупая и, главное, лишенная воображения, — подумал он, прогуливаясь по комнатам. Но попадались только молоденькие горничные, которые, наверное, могли только заигрывать и хихикать. А нужен был кто-то постарше и рассудительнее.
Он подошел к окну и посмотрел в сад, и его внимание привлек маячивший между деревьями предмет. Сначала показалось, что это только иллюзия, тень от карликового дерева с причудливо изогнутыми корнями. Но вскоре предмет двинулся к дому, и Джордан увидел, что это мальчик. Ребенок остановился и посмотрел на него. Его рот шевелился — мальчишка что-то говорил. Когда лекарь отворил окно и высунулся наружу, услышал только карканье ворон, круживших над домом.
Однако на этот раз он хорошо рассмотрел мальчишку — ошибиться было нельзя. Еще минуту назад в саду стоял умерший год назад Алан Маривел. Джордан закрыл окно и пошел в сторону кухни. «Кухарки, — подумал он, — редко бывают молодыми, но часто любят поговорить».
Но в кухне он застал только сгорбленного старика, который курил глиняную трубку и сидел возле печи. Джордан уселся на дубовую лавку.
— Здравствуйте, дедушка, — сказал он вежливо. — Вы давно здесь служите?
— С детства, — старик достал трубку изо рта. — Сначала прислуживал в доме — старому господину, отцу нынешней госпожи. Но у меня все валилось из рук, и господин решил выучить меня на возницу. О, в этом я был хорош. Умел так стегнуть коня, что мчал как вихрь, искры летели из-под копыт. Но сейчас я уже стар. Летом в саду помогаю, но душа не лежит к подобной работе. Но госпожа добра, хлеба мне не жалеет, хотя могла бы выгнать, как старого пса.
— А вы знали молодого господина, Алана? Можете мне рассказать, как он умер?
В пальцах Джордана появилась серебряная монета. Старик присмотрелся. Слуге не понравился этот бледный мужчина. Он не знал почему, но не понравился. «Но, — рассудил старик. — Он не хочет ничего плохого. Все знают, как умер молодой господин. Это не секрет».
— Расскажу, почему бы и нет. Вы видели башню, что стоит возле дома?
Джордан кивнул.
— Построил ее первый хозяин Ферлэя, Мартин Маривел. Он был энергичный дворянин и плохой человек. По крайней мере, так о нем говорят. Кошелек его почти всегда был пуст — он все спускал на женщин и вино. Решил он разбогатеть неправедным способом, и в этой башне пытался из свинца получить золото. Но заклятье помогали плохо, кошелек зиял пустотой. В конце концов явился к нему сам Дьявол и предложил: я тебе дам золота столько, сколько захочешь, но через 50 лет, в ночь святого Матфея, заберу твою душу. С тех пор хватало только слова, чтобы свинец превращался в золото, а дон Мартин прославился богатством на всю округу. Прошло полвека. Когда хозяин сидел в башне, явился к нему Дьявол. Дон Мартин уже запамятовал о договоре и душу отдавать не хотел. Но кто может противостоять дьявольской силе? Дьявол задушил этого нечестивца и таким был конец первого хозяина поместья. С той поры в в канун дня святого Матфея Дьявол приходит в башню, и ждет с полуночи до утра. Ждет кого-то, кто решится заключить с ним договор. И днем мало кто решается войти в башню, а уж ночью.. — Старик покрутил головой.