Каким очаровательным человеком был Холмс! А теперь, когда Анна узнала его, она призналась себе, что он и вправду был очень красив. Когда его чудесные голубые глаза встречались с ее глазами, его взгляд, казалось, согревал ее тело. Нет, что ни говори, но Минни действительно сделала отличный выбор.
Волнения
Позднее в тот же вечер продавцы билетов на выставку, подсчитав общее количество проданных билетов только на этот день, 4 июля, объявили, что суммарное число платных посетителей составило 283 273 человека – намного больше общего числа людей, посетивших выставку за всю первую неделю ее работы.
Это было первым убедительным свидетельством того, что Чикаго в состоянии создать нечто экстраординарное, а это укрепило надежды Бернэма, что посещаемость выставки достигнет в конце концов того уровня, на который он рассчитывал.
Но на следующий день на выставку пришли всего лишь 79 034 платных посетителя, а три дня спустя их число съехало до 44 537. Банкиров тревожило, что задолженность выставки значительно увеличилась. Аудиторская проверка выявила, что служба Бернэма уже потратила на строительство выставки свыше 22 миллионов долларов (что примерно составляет 660 миллионов долларов XXI века), то есть вдвое больше того, что было изначально запланировано. Банкиры требовали от совета директоров выставки назначить комитет по сокращению расходов, вменив ему в обязанность не только искать пути сокращения расходов на функционирование выставки, но и воплотить в жизнь все мероприятия по сокращению расходов, которые он сочтет необходимыми, в том числе массовые увольнения и упразднение служб и комитетов.
Бернэм понимал, что передача судьбы выставки в руки банкиров будет означать ее неминуемый крах. Единственным способом ослабить давление банкиров, считал он, было увеличение общего числа платных посетителей до определенного уровня. Согласно проведенным оценкам, для того чтобы избежать финансового краха – а это было бы унижением для гордых отцов города Чикаго, считавших себя повелителями доллара, – выставка должна продавать минимум 100 тысяч билетов ежедневно до дня закрытия.
Чтобы обрести хотя бы надежду на достижение такого уровня продаж, железная дорога должна была снизить стоимость проезда, а для этого Фрэнку Миллету требовалось еще больше активизировать усилия и привлечь к этому делу людей из всех концов страны.
В условиях растущей депрессии национальной экономики, которая с каждым днем делала положение в стране все более угрожающим – банки лопались, число самоубийств росло, – это казалось невозможным.
Клаустрофобия
Холмс понимал, что бо́льшая часть постояльцев его отеля (если не все) должны находиться на выставке. Он показал Анне аптеку, ресторан и парикмахерскую, а потом провел ее на крышу, откуда открывался прекрасный вид на Энглвуд и купу раскидистых деревьев, окружающих его заведение. Экскурсию по дому он завершил в своем кабинете, где усадил Анну, а сам, извинившись, придвинул к себе кипу бумаг и погрузился в чтение.
Подняв голову от какого-то документа, он попросил Анну зайти в соседнюю комнату, где, по его словам, располагалось что-то вроде архива, и принести оттуда нужный ему документ.
Она с удовольствием согласилась.
Холмс неслышными шагами последовал за ней.
Сначала ей показалось, что дверь позади нее захлопнулась случайно. В комнате было совершенно темно. Анна постучала по двери и позвала Гарри. Прислушалась, после чего постучала вновь. Она не испугалась, но произошедшее ее озадачило. Она не любила темноту, а здесь темнота была такой непроглядной, какую она едва ли когда-нибудь видела – здесь было намного темнее, чем в самую безлунную ночь в Техасе. Она постучала по двери костяшками пальцев и снова прислушалась.
В комнате становилось душно.
Холмс прислушался. Он спокойно сидел на стуле у стены, отделяющей его кабинет от чулана. Время шло. Все проходило на редкость спокойно. Легкий бриз струился по комнате, окна в которой располагались на двух стенах – такая перекрестная вентиляция была одним из преимуществ его кабинета, расположенного в углу здания. Бриз, все-таки еще довольно прохладный, приносил утренние ароматы трав, растущих в прерии, и влажный дух еще не просохшей почвы.
Анна сняла туфлю и постучала каблуком по двери. В комнате становилось все жарче. Пот заливал ей лицо, струился по рукам. Она подумала, что Гарри и не подозревает о ее бедственном положении и что он, наверное, ушел куда-то в другую часть здания. Только этим и можно объяснить, почему он так долго не шел, несмотря на ее стуки. Очевидно, он пошел в магазин этажом ниже, чтобы что-то выяснить. В комнате стало еще более жарко. Она с трудом могла дышать. Она мечтала о глотке свежего воздуха и о том, чтобы принять ванну.
Он, конечно, будет переживать и извиняться, когда узнает о том, что произошло. Но она не покажет ему своего испуга. Она старалась заставить себя думать о поездке, в которую они отправятся уже сегодня. То, что она, примитивная техасская училка, скоро будет вышагивать по улицам Лондона и Парижа, все еще казалось ей невероятным, но ведь Гарри обещал все это и предпринял все необходимые действия. Через несколько часов она уже будет в поезде, в котором совершит короткую поездку до Милуоки, а вскоре после этого она, Минни и Гарри поплывут к прекрасной прохладной долине по реке Святого Лаврентия, протекающей между Канадой и Нью-Йорком. Она мысленно видела себя сидящей на просторной веранде какого-нибудь шикарного отеля, расположенного на речном берегу, попивая чай и наблюдая закат солнца.
Она снова застучала кулаками по закрытой двери, а потом по стене, отделяющей чулан от кабинета Гарри, в котором было так свежо от утреннего бриза.
Паника охватила ее так, как охватила бы любого человека, оказавшегося на ее месте. Холмс представил себе Анну, забившуюся в угол. Если бы он захотел, он мог бы подбежать к двери, распахнуть ее, взять Анну на руки и заплакать вместе с ней из-за трагедии, которая едва не случилась. Он мог так поступить в последнюю минуту, в последние несколько секунд. Он мог так поступить.
Или он мог открыть дверь, посмотреть на Анну и широко ей улыбнуться – и дать ей понять, что это была вовсе не случайность, – а затем снова закрыть дверь, запереть ее и, вернувшись на свой стул, смотреть, что будет дальше. А еще он мог пустить в чулан газ, пустить его прямо сейчас, немедленно. А тогда по шипению и отталкивающему запаху она так же ясно, как по его улыбке, поймет, что происходит нечто совсем необычное.
Он мог сделать любое из того, что пришло ему в голову.
Он должен был напрячься и сосредоточенно прислушаться, чтобы уловить доносившийся из чулана плач. Воздухонепроницаемая арматура, железные стены и звукоизолирующая прокладка из минеральной ваты поглощали практически все звуки, но по приобретенному опыту он знал, что если приложить ухо к газовой трубе, то можно более или менее ясно услышать все, что происходит внутри.
Этой минуты он ждал больше всего. Она доставила ему сексуальное удовлетворение; такое состояние, казалось, длится часами, хотя на самом деле крики и мольбы прекратятся довольно скоро.
Для пущей уверенности он наполнил чулан газом.
Вернувшись в квартиру в Райтвуде, Холмс велел Минни быстро собраться – Анна ждала их в «замке». Притянув к себе Минни, он поцеловал ее и сказал, как ему повезло и как сильно ему нравится ее сестра.
Во время поездки на поезде в Энглвуд он, казалось, отдыхал, пребывая в мире с собой; у него был такой вид, будто он только что совершил на своем велосипеде многомильную прогулку.
Спустя два дня, 7 июля, семейство Окер получило от Генри Гордона письмо, в котором он ставил их в известность, что больше не нуждается в их квартире. Письмо было неожиданным. Океры были уверены, что Гордон и обе сестры все еще живут в квартире. Лора Окер поднялась наверх, чтобы проверить, как в действительности обстоят дела. Она постучалась, ей никто не ответил, и тогда она вошла в комнату.
«Я не знала, как они вышли из дома, – говорила она, – но в квартире были многочисленные свидетельства их поспешных сборов; несколько книг, блокнотов и всякая мелочь валялись на полу. Если в блокнотах и книгах и были какие-либо записи, то никаких следов от них не осталось – все страницы с ними были вырваны».
В тот же день, 7 июля, агент компании «Уэллс-Фарго энд компани» [202] в Мидлотиане, штат Техас, погрузил большой чемодан в багажный вагон поезда, идущего в северном направлении. К чемодану – а это был чемодан Анны – была прицеплена бирка с адресом «Мисс Нанни Вильямс, для передачи Г. Гордону, Райтвуд-авеню, 1200, Чикаго».
Через несколько дней чемодан прибыл в Чикаго. Ломовой извозчик, работавший в «Уэллс-Фарго энд компани», пытался доставить его по адресу в Райтвуде, но найти человека по имени Вильямс или Гордон не удалось. Извозчик привез чемодан в офис «Уэллс-Фарго энд компани». Но никто так и не пришел, чтобы забрать его оттуда.
Холмс пригласил к себе некоего жителя Энглвуда по имени Сифас Хэмфри, у которого была подвода и команда грузчиков для погрузки и оперативной транспортировки мебели, тары и других крупногабаритных предметов с последующей их выгрузкой на месте доставки. Холмс велел ему перевезти ящик и сундук. «Я хочу, чтобы ты приехал за ними, когда стемнеет, – предупредил Холмс, – мне бы не хотелось, чтобы соседи видели, что я съезжаю с квартиры».
Хэмфри сделал все так, как ему было велено. Холмс провел его в «замок» в комнату, в которой не было окон, но была тяжелая дверь.
«Это место выглядело ужасным, – рассказывал Хэмфри. – Окон не было вообще, в комнату вела только тяжелая дверь, открывшаяся вовнутрь. У меня все затряслось внутри. И появилось дурное предчувствие, но мистер Холмс почти не дал мне времени подумать об этом».