«Все складывается слишком удачно для того, чтобы оказаться правдой», – писал Гейер впоследствии.
Быстро пожав ей руку, он и Кадди поспешили на Сент-Винсент-стрит. Райвз уже ждал их перед домом.
На этот раз уже Гейер попросил у него лопату, и через минуту Райвз принес ему тот же самый инструмент, который давал соседу.
Дом выглядел на редкость привлекательным: фронтон на главном фасаде, наклоненный под крутым углом, и зубчатая отделка делали его похожим на сказочный пряничный домик, и единственным отличием было то, что тот домик одиноко стоял в лесной чаще, а этот в центре Торонто на красивой улице, почти вплотную заставленной симпатичными домами, окруженными газонами и заборами из штакетника, украшенного лилиями. Плети цветущих ломоносов обвивали столб веранды.
Текущая съемщица, миссис Дж. Армбраст, открыла им дверь. Райвз представил ей детективов. Они вошли в центральный коридор, деливший дом на две трехкомнатные половины. Гейер попросил разрешения осмотреть подвал.
Миссис Армбраст провела детективов в кухню, сдвинула с пола линолеум, прикрывавший квадратный люк. Стоило детективам открыть его, как запах сырой земли распространился по кухне. В неглубоком подвале было очень темно. Миссис Армбраст принесла лампы. Гейер и Кадди спустились по крутым ступенькам лестницы, больше похожей на стремянку, в маленькое подвальное помещение, длина которого была примерно десять футов, а ширина не более четырех. Лампы светили дрожащим оранжевым светом, от которого тени детективов казались непомерно большими. Согнувшись под нависавшими над головой балками, Гейер и Кадди пробовали землю, втыкая в нее штык лопаты. В юго-западном углу Гейер нашел место, которое казалось свежевскопанным – штык вошел в нее необычайно легко.
«Стоило прокопать лишь небольшое отверстие, – вспоминал Гейер, – как газы вырвались из-под земли, и зловоние стало непереносимым».
На глубине трех футов они обнаружили человеческую кость.
Они пригласили местного гробовщика В. Д. Хамфри помочь извлечь останки. Гейер и Кадди осторожно спустились обратно в подвал. Хамфри спрыгнул вслед за ними.
Зловоние уже распространилось по всему дому. Миссис Армбраст была потрясена.
Привезли гробы.
Люди похоронной команды гробовщика оставили их в кухне.
Дети были погребены нагими. Эллис лежала на боку, голова покоилась в западном конце могилы. Нелли лежала лицом вниз, покрывая телом Эллис. Ее густые черные волосы, тщательно заплетенные в косы, лежали вдоль спины, такие аккуратные, словно она их только что расчесала и заплела. Мужчины расстелили на полу погреба простыню.
Начали они с Нелли.
«Мы поднимали ее как можно более осторожно, – вспоминал Гейер, – но в связи с тем, что тело уже разложилось, вес ее свесившихся вниз и заплетенных в косы волос потащил за собой скальп с ее головы».
Они обнаружили еще кое-что: у Нелли были ампутированы стопы. Во время обследования жилища, которое после обнаружения трупов провела местная полиция, никаких следов Нелли в доме обнаружено не было. Поначалу это казалось какой-то непонятной тайной, но потом Гейер вспомнил, что Нелли была косолапой. Холмс лишил ее ног, рассчитывая таким образом избавиться от улики, которая могла помочь в идентификации трупа.
Миссис Питзел прочла в утренней газете о том, что нашлись ее девочки. Она поехала к друзьям в Чикаго, и поэтому Гейер не смог отправить ей телеграмму. Она спешно выехала поездом в Торонто. Гейер, встретив ее на вокзале, отвел в отель «Розин-хаус», в котором жил сам. Она выглядела истомленной, печальной и, казалось, вот-вот лишится чувств. Гейер подбодрил ее, поднеся к носу пузырек с нюхательной солью [222].
На следующий день после полудня Гейер и Кадди зашли за ней, чтобы отвести в морг. Они взяли с собой коньяк и нюхательную соль. Позже Гейер писал: «Я предупредил ее, что, кроме волос и зубов Эллис, она не сможет увидеть абсолютно ничего, а у Нелли она сможет увидеть только волосы. Мои слова, казалось, вызвали у нее состояние, близкое к параличу; мы опасались, что с ней может случиться обморок».
Бригада коронера предприняла все возможное, чтобы сделать процедуру осмотра менее болезненной. Они удалили кожу и плоть с черепа Эллис и тщательно вычистили ее зубы, после чего прикрыли ее тело парусиновой простыней, а на лицо положили лист бумаги с вырезами, через которые просматривались зубы – именно так филадельфийский коронер готовил процедуру идентификации трупа ее отца.
Они вымыли волосы Нелли и аккуратно разложили их на простыне, покрывавшей тело Эллис.
Кадди и Гейер встали по обе стороны миссис Питзел и ввели ее в покойницкую. Зубы Эллис она опознала сразу. Повернувшись к Гейеру, она спросила: «Где Нелли?» и буквально в ту же секунду заметила длинные черные, заплетенные в косы волосы дочери.
Коронер, будучи не в состоянии обнаружить на трупах какие-либо следы насилия, предположил, что Холмс закрыл девочек в этом большом ящике, а затем подал туда газ из клапана газового трубопровода лампового освещения. И действительно, полиция, найдя ящик, обнаружила на одной его поверхности просверленное отверстие, закрытое самодельной затычкой.
«Ничему я так не удивлялся, – писал Гейер, – как той очевидной легкости, с которой Холмс убил этих двух маленьких девочек, причем в самом центре города Торонто, не вызвав при этом ни у одного человека ни малейшего подозрения». Он был уверен, что, если бы Грэхем не решил поручить ему проведение разыскных работ, «эти убийства так никогда и не были бы раскрыты, и миссис Питзел сошла бы в могилу, так и не узнав, живы ее дети или мертвы».
Хотя Гейер и считал, что нахождение девочек было «одним из самых значительных эпизодов моей жизни», его удовлетворенность была неполной, поскольку о судьбе Говарда не было ничего известно. Миссис Питзел отказывалась верить, что Говард мертв: она «буквально вцепилась в надежду на то, что он в конце концов будет найден живым».
Даже Гейер в глубине души не расставался с надеждой на то, что в этом случае Холмс не врал и что поступил с ребенком именно так, как говорил клерку в Индианаполисе.
«Так был ли он [Говард] помещен в какое-либо детское учреждение, о чем Холмс намекал в разговоре, или был спрятан в каком-то неизвестном и недостижимом месте? Был он жив или мертв? Я был озадачен и буквально пребывал в замешательстве, а поэтому действовал на ощупь, как будто находился в полной темноте».
Живой труп
В Филадельфии утром 16 июля 1895 года – в тот день, когда о находках детектива Гейера в Торонто напечатали все национальные газеты, – из канцелярии окружного прокурора по телефону было передано срочное приказание начальнику тюрьмы «Мойаменсинг» ни под каким видом не давать заключенному Холмсу утренние газеты. Приказ подписал заместитель окружного прокурора Томас В. Барлоу. Он рассчитывал удивить Холмса этой новостью, надеясь, что она подействует на того настолько сильно, что он, осознав ситуацию, расскажет обо всех своих делах.
Приказ Барлоу пришел в тюрьму слишком поздно. Охранник, посланный перехватить утренние газеты, нашел Холмса сидящим за столом и читающим газету – при этом он был настолько спокоен, будто читал прогноз погоды.
В своих мемуарах Холмс утверждал, что эта новость действительно повергла его в состояние шока. Он писал, что газеты ему принесли, как обычно, в восемь тридцать утра, «и еще не успев раскрыть до конца первую страницу, я увидел огромный заголовок, объявляющий об обнаружении трупов в Торонто. На какой-то момент я не поверил, что такое возможно; я даже был склонен предположить, что это обычная газетная утка, какие часто появлялись на ранних этапах расследования этого дела…». Но вдруг, писал он, ему стало понятно, что произошло в действительности. Минни Вильямс убила их или заказала кому-то это двойное убийство. Холмс знал, что у нее был знакомый с сомнительной репутацией по кличке Резак. Первой его мыслью было то, что это убийство замыслила Минни Вильямс, а выполнил его Резак. Все это было настолько ужасным, что попросту не укладывалось у него в голове. «Я оставил попытки дочитать статью до конца, поскольку перед моими глазами стояли два маленьких личика, которые я видел в тот момент, когда в спешке уходил от них; я чувствовал на губах робкие невинные детские поцелуи, и в моих ушах снова звучали искренние слова прощания – и тут я осознал, что на меня свалилось еще одно бремя, которое уйдет со мной в могилу… Я думаю, что на этот раз я наверняка лишился бы чувств, если бы мне не приказали срочно приготовиться к тому, чтобы ехать в офис окружного прокурора».
То утро было жарким. Холмса везли по Брод-стрит на север, к зданию мэрии. Воздух, которым он дышал, казалось, был липким, как конфета ириска. В офисе окружного прокурора его допросил Барлоу. Газета «Филадельфия паблик леджер» писала, «что гениальная способность Холмса выкручиваться из любого положения внезапно пропала. Два часа он просидел под градом сыпавшихся на него вопросов, не проронив ни слова. Его никак нельзя было назвать испуганным, но положение, в котором он оказался, явно не сулило ему ничего хорошего».
Сам Холмс писал об этом так: «Я был не в состоянии сносить его обвинения и не мог ответить на большинство его вопросов». Он сказал Барлоу, что мисс Вильямс и ее подельник Резак, по всей вероятности, убили также и Говарда.
Холмса перевезли обратно в тюрьму «Мойаменсинг». Он начал усердно искать издателя своих мемуаров, надеясь быстро подготовить их для печати и с их помощью настроить общественное мнение в свою пользу. Если сейчас он не может напрямую и непосредственно применить свою силу убеждения, то, по крайней мере, попытается сделать это косвенным образом. Он заключил сделку с журналистом по имени Джон Кинг, взявшимся за издание книги и распространение ее на рынке.