Когда Омер открыл глаза, он увидел, что Маджиде уже проснулась. Одетая так же, как и вчера, она сидела в профиль к нему, у стола, и задумчиво глядела перед собой. Омер некоторое время наблюдал за ней. Теперь он видел, как прекрасна ее шея, сиявшая белизной под волосами, которые она гладко зачесала назад. «Отчего я не проснулся, когда она встала и одевалась», - пожалел Омер. Потом подумал: «Который же час? Наверное, я опять опоздал в контору? Это уж слишком. Не хватало только, чтобы сейчас меня выгнали с работы. Тогда все пропало. Я во что бы то ни стало должен сегодня пойти в контору. Нужно бы переговорить с моим важным родичем. Расскажу, в каком оказался положении, скажу, что женился или, лучше, что собираюсь жениться. Может быть, найдет мне место поприличнее. На сорок две лиры семью не прокормишь… Но, главное, надо подумать, как быть сегодня. Кажется, у меня оставалось что-то около тридцати пяти курушей. Что на них можно сделать? Как я скажу ей об этом?»
Он пошевелился. Кровать скрипнула, и Маджиде повернула голову. Увидев, что Омер проснулся, она улыбнулась. И эта улыбка придала ее бледному, немного осунувшемуся лицу еще большую привлекательность. «Благодарю тебя. Я люблю тебя. Ты принес мне счастье!» - говорил ее взгляд так откровенно и ясно, как не могли сказать никакие слова. И Омеру почудилось, что он полной грудью вдыхает аромат цветов.
Омер вскочил с кровати. Босиком по грязному ковру подбежал к Маджиде, обнял ее и долго стоял, прижавшись лицом к ее щеке. Он гладил ее шею и, запустив пальцы в завитки волос на затылке, прижимал к себе ее голову.
Отпустив ее, он быстро оделся и, пытаясь придать естественность своему голосу, сказал:
- Я загляну в контору, постараюсь раздобыть денег.
Маджиде снова улыбнулась:
- У меня есть кое-что… До конца месяца дотянем. Да и не так уж долго осталось!
Омер вышел из комнаты и через некоторое время вернулся вместе с хозяйкой.
- Это моя жена!.. Мадам, наша хозяйка! - представил он их друг другу.
Мадам на вид было лет сорок - пятьдесят. С ее постной физиономии не сходило выражение вечного недовольства. Одежду она носила исключительно черного цвета, а волосы затягивала в тугой пучок на затылке. Мадам остановила на Маджиде долгий изучающий взгляд, затем, повернувшись к Омеру, проговорила с сильным греческим акцентом:
- Я очень рада! - и, обернувшись к Маджиде, добавила: - Я вам предоставлю соседнюю комнату. Она немного больше. Сейчас мы в ней приберем, подметем, и сегодня же вы сможете переехать.
Омер позавтракал вместе с Маджиде в маленькой столовой по соседству. Потом сел в трамвай и уехал на почту, а Маджиде вернулась домой, чтобы перебраться в другую комнату.
Когда Омер, взбежав по каменным ступеням, влетел в контору, он никого из сотрудников не застал на своих местах: все ушли обедать и еще не вернулись. Он сел за свой стол, зарегистрировал несколько бумажек, лежавших перед ним, и, не зная, чем бы еще заняться, стал перелистывать бухгалтерские книги; назначение большинства из них он давно позабыл. Отныне, решил он, следует проявить усердие в работе, дабы никто не мог его попрекнуть незаслуженным жалованьем. Пора крепко стать на ноги. Никогда прежде он не ощущал такой потребности и поначалу обрадовался, но вскоре призадумался: не слишком ли быстро он меняется?
Обеденный перерыв кончился, стали возвращаться чиновники. Они удивленно таращились на Омера - не привыкли видеть его поглощенным работой. Обмениваясь с ним короткими приветствиями, они усаживались за свои столы. А Омера так и подмывало сообщить всем о своей женитьбе. Так прямо и сказать: «Знаете, я женился! Сегодня. Теперь у меня семья. И мне, как большинству из вас, придется отныне думать о хлебе насущном и угождать начальству в надежде на прибавку к зарплате». Но он себя сдерживал. Какая там женитьба! Ни свадьбы, ни обручальных колец. Да над ним просто посмеются. И потом, разве его сослуживцев интересует что бы то ни было, не имеющее отношение к их собственным персонам? Пожалуй, только как тема для сплетен.
В конце концов Омер направился в закуток к Хюсаметтину-эфенди - сколько ж можно таить в себе радость? К тому же он намеревался попросить несколько лир в долг. Денег Маджиде хватило б до конца месяца, но не станет же он брать у нее на карманные расходы.
Едва взглянув на Хюсаметтина, Омер остановился в изумлении. Всего одну неделю они не виделись, но узнать того было почти невозможно: зарос щетиной, глаза ввалились, выражение лица стало опустошенным и даже немного диким.
- Что случилось, Хюсаметтин-бей? Вы нездоровы? - воскликнул Омер.
Кассир поднял очки на лоб и несколько мгновений отрешенно смотрел на юношу. Казалось, он вовсе не замечает его, а только пытается собраться с мыслями.
- Мы не виделись целую неделю, - сказал Омер. - У меня появилась важная новость!
- Садись, рассказывай, - безучастно произнес Хю-саметтин-эфенди.
Он предложил Омеру сесть из одной только вежливости. Было совершенно очевидно, что на самом деле он и думать не думает о делах своего молодого друга, а целиком поглощен своими заботами.
- Сначала вы расскажите. На вас же просто лица нет! Чем вы обеспокоены?
- И не спрашивай!.. Выкладывай лучше, что случилось с тобой.
«Господи боже мой, - удивился про себя Омер, - что это с нашим хафызом? Он и в прошлый раз был какой-то странный. Но сегодня особенно… Впрочем, ладно, все равно не выдержит, расскажет».
- Знаете, я женился! - выпалил Омер. Хюсаметтин несколько оживился и спросил заинтересованно:
- Когда? На ком? А нам ничего не известно! Омер рассмеялся:
- Откуда вам было знать?! Я сам не понял, как это случилось. Но что правда, то правда: теперь у меня есть жена, и я должен заботиться о ней.
Хюсаметтин поглядел на него с нескрываемой жалостью.
- Желаю счастья… Дай бог, чтобы тебе повезло. А я… я полагаю, ты парень с умом.
Омер заметил, что он еле удержался от того, чтобы сказать: «я полагал». Омер улыбнулся:
- Что, я сделал глупость?
- Нет, дорогой мой, должно быть, нет.
Омер стал рассказывать, как все это произошло. Он многое изменил в своем рассказе, не желая выставить Маджиде в невыгодном свете. Он не хотел, чтобы кто-нибудь даже за глаза подумал о ней плохо. К концу его рассказа Хюсаметтин-эфенди снова погрузился в свои мысли, и Омер убедился, что кассир его не слушает. Ему вдруг стало тоскливо, он вернулся к себе и до конца рабочего дня просидел, ничего не делая, однако создавая видимость глубокой заинтересованности работой. Несколько раз он подходил к начальнику канцелярии за объяснениями по поводу реестров. Тот отвечал ему серьезно, а сам ухмылялся: кого, мол, обманываешь, любезный; нам ли не знать, чего ты стоишь и благодаря кому здесь держишься.
Когда чиновники захлопнули ящики столов, Омера охватило радостное волнение при мысли о том, что он тоже сейчас пойдет домой. Там его ждала Маджиде. И впервые он не поморщился, вспомнив о пансионе и хозяйке-гречанке. От его напускного трудолюбия и старательности не осталось и следа. Захотелось сейчас же выскочить на улицу и нестись домой. В дверях он столкнулся с кассиром и сразу вспомнил, что собирался попросить у него денег взаймы.
- А я как раз к вам… - соврал он.
- Я тоже шел к тебе… Пойдем вместе.
Кассир не раскрывал рта, пока они не вышли на улицу. Они направились к Сиркеджи.
- Послушай, сынок, - начал Хюсаметтин-эфсн-ди. - Это правда, что ты рассказал мне сегодня?
- А вас это и вправду интересует? - со смехом ответил Омер.
- Оказывается, ты из быстрых. ; Молча они прошли еще несколько шагов. ••
- Хоть и нехорошо вводить в соблазн молодожена, ну да ладно, - сказал Хюсаметтин. - Пойдем пропустим пару рюмочек. Мне надо поговорить с тобой. И на этот раз серьезно. Ну и плохи же мои дела, раз я собираюсь обратиться к тебе за советом!
Омер хотел отказаться: ведь сегодня у него особенный день. Но вид Хюсаметтина встревожил его. Несмотря на всю свою взбалмошность, Омер был неплохой малый и не мог отказать, когда его о чем-нибудь просили. Не раз, бывало, остановит его на улице приятель и добрых полчаса несет околесицу, но, как бы Омер ни спешил, он не решался сказать: «Хватит, у меня дела». А на сей раз ему было особенно интересно, что скажет Хюсаметтин-эфенди.
- Ладно, пойдем. Только предупреждаю: я пить не буду, - сказал Омер.
Они зашли в маленькую закусочную у трамвайной остановки. Справа - стойка, слева - три маленьких столика. За одним из них сидел однорукий и одноглазый человек. Он опрокидывал водку рюмку за рюмкой, и после каждого глотка лицо его странно передергивалось.
Хюсаметтин быстро отхлебнул несколько глотков из своей рюмки и, подождав, пока Омер, вопреки своему намерению все же заказавший водку, пригубит ее, без всяких предисловий перешел прямо к делу:
- Тянется это уже давно. Два месяца. Ты ведь знаешь, я не из тех, кто делает из мухи слона. И вообще на все мне плевать. Но если бы кто-нибудь еще недавно сказал, что я впутаюсь в подобную историю, я бы ни за что не поверил. И вот я выбит из седла. Боюсь, здравомыслие окончательно откажет мне, и тогда, если есть хоть один шанс из тысячи выпутаться из этого дела, я упущу и его. Ты знаешь, просить совета не в моем характере. Но, может быть, твоя молодая голова все-таки снесет какую-нибудь золотую мыслишку. Ладно, не буду тянуть. Расскажу тебе вкратце все с самого начала. Не помню, рассказывал ли я тебе о своем шурине, который занимается посредническими делами по продаже недвижимости. Его контора здесь, в Сиркеджи. Но недвижимость - это только ширма. Нет такого дела, куда бы он ни совал нос, начиная от спекуляции земельными участками и кончая набором прислуги и хористок для баров и театральных компаний. То вдруг разбогатеет и приезжает к нам в гости на автомобиле, то люди видят, как его ведут в участок. У нас с ним были неважные отношения. Но все-таки родственник. У негодяя две дочери, два солнышка. Я люблю их, как родных. Стоит их отцу прогореть на очередной афере, как у них начинается голодный период, и девочки вместе с матерью перебираются к нам. А месяца через два-три этот самый Исмаил-бей, то есть мой шурин, в мое отсутствие приезжает за ними на машине и увозит к себе. Такая волынка тянется уже лет пятнадцать. Я дов