– Подожди меня полчаса, сын мой. Здесь, в церкви, или в сквере напротив. Я освобожусь, и мы сможем поговорить лицом к лицу. Возможно, тебе трудно решиться на этот шаг самому, но я буду с тобой, и мы вместе пойдем в клинику. Я буду рядом…
– Ха-ха-ха!
Смех собеседника прозвучал настолько жутко, что на сей раз замолчал священник. Все его благие намерения вдруг разом натолкнулись на стену. Толстую, непробиваемую. Стену, выстроенную из камней, скрепленных раствором безумия. Ему пришлось принять факт: он не знает, что делать. Он совершенно не знает, что делать.
Откуда-то повеяло холодом, священник передернул плечами, сбрасывая дрожь.
– О, это так благородно, отец, – раздался голос. – Но поздно, поздно… Я чувствую, что еще немного, и я взорвусь. Мой хищник проснется, и начнется охота. Настоящая охота, в которой проигравших и живых нет. Ты ведь меня понимаешь?
Нет, он не понимал. Но ему нужно было что-то сделать, что-то предпринять. Иначе… Он чувствовал это «иначе». Оно присутствовало здесь, оно витало в воздухе, оно пропитывало деревянные стены исповедальни. Тайна исповеди… безумец за решетчатым окошком… и совсем мало времени…
– Я могу предложить тебе альтернативу, сын мой. Отдай мне часть тьмы, и я отдам тебе часть света.
– Ах, отец, не поздно ли? Поздно!
– Отдай мне этот гвоздь.
Человек в черном, как земля, плаще замер на секунду, затем кивнул, достал из глубокого кармана ржавый гвоздь и протянул его в окно. Священник взял гвоздь, но в тот же момент человек из беспросветной тьмы протянул вторую руку к ладони служителя церкви и коснулся ее. А затем быстро убрал пальцы.
– Извините меня, отец, хотелось потрогать настоящий свет, а не вещи пропитанные светом. М-м, ощущения странные. Двойственные.
Священник спрятал гвоздь, а из кармана, в котором лежал ключ и десять долларов, он достал купюру и протянул ее неизвестному.
– Благодарю тебя, добрый человек. Я только прикоснусь к ней, я только впитаю ее, развею ей свою мглу. Пропущу через себя, как разряд согревающего душу тока. О да… Мне намного лучше, благодарю тебя. Верный пес божий… – Последние слова он произнес настолько тихо, что священник их не услышал. – Я пойду, отец. Я наркоман. И ты знаешь, мой наркотик…
– Сын мой, если ты не хочешь, чтобы я помог тебе, может быть, ты согласишься на помощь другого священника? Он лучше…
– Нет, я никому больше не откроюсь, – отрезал неизвестный. – Удача, что я встретил тебя. До свидания.
И сгорбленное тело буквально растворилось во мраке конфессионала.
Спустя пять-шесть дней. 15:11.
– Здравствуйте, отец.
На сей раз священник узнал голос сразу. От мглы пахло бедой и непонятным страхом.
– Здравствуй.
– Я шел за молодой девушкой полтора километра и ждал, когда она зайдет в любую подворотню. В моем кармане лежал большой камень, он и сейчас там лежит. Но она, к моему сожалению и к нашему всеобщему счастью, зашла в уличное кафе. Как же ей повезло, что в тот момент захотелось кофе.
Он протянул в окно узкий тяжелый камень белого цвета.
Прежде чем взять его в руки, священник проверил содержимое своего кармана. Сегодня в нем не было ничего. Ничего, кроме ключа. И священник внезапно ощутил беспомощность. Его втянули в какую-то игру, игру со странными правилами и непонятным результатом. Он не хотел ее, не понимал. Все, о чем он мечтал, чтобы этот сумасшедший, или забавляющийся столь чудовищным образом, человек ушел и больше никогда не появлялся на пороге его церкви. Да, малодушие – священник и сам это знал, однако он никогда раньше не попадал в такую ситуацию. И… и он участвовал в игре. Против воли. Потому что… потому что вдруг все, что говорит незнакомец, правда.
– Сын мой, сейчас мне нечего тебе дать, – медленно сказал священник.
После этого камень исчез во мраке.
– Я ухожу! – твердо и без колебаний произнес человек в плаще.
– Погоди…
«Если сегодня он убьет другую женщину этим булыжником… Кровь ее… на моей совести…»
– У меня есть кое-что, – наконец сказал священнослужитель.
Камень вновь появился в окне. Больше не колеблясь, священник забрал камень и отдал холодной костлявой руке свой ключ.
– Благодарю тебя. О, наконец-то меня согревает какое-то тепло. Мне становится гораздо легче, я исцеляюсь… Цепи падают на пол, тело больше сковывают судороги. Я могу дальше жить.
Человек вернул священнику ключ, и святой отец, поняв, что все это время сдерживал дыхание, шумно выдохнул. Ему стало легче. И от того, что ключ снова лежит в кармане, и от ощущения, что по крайней мере на сегодня эта история закончена.
– До свидания, отец. Спасибо за добро.
Всего десять секунд понадобилось, чтобы сделать слепок с ключа. Все остальное время неизвестный просто издевался, и это доставляло ему настоящее удовольствие.
Глава пятая
– Как думаешь, Пуаро, почему он не насилует своих жертв, а лишь оставляет чужую сперму?
– Похоже, из принципа. Не желает добавлять в произведение искусства прозаичность, нечто человеческое. Думаю, он видит свои работы шедеврами. В какой-то степени. Это ведь его способ самореализации в мире. Он считает своих мертвых жертв совершенными, а потому не оставляет на них отпечатков своей похоти. Возможно, убийство для него – это целый культ. Он создает представление, окружает себя зрителями, а сам остается инкогнито, как лондонский Потрошитель, к примеру, который убивал проституток.
– И что им движет? Этот ублюдок же преследует какую-то цель.
– Конечно, преследует. Если любимое дело, которым ты занимаешься, может тебя прославить, или даже больше – принести бессмертие, то почему бы не обзавестись публикой и не превратить его в искусство?
Марк выразительно поднял бровь, усмехнулся:
– Ты сам не маньяк случайно, Домиан?
– Я пианист. Но я понимаю его возможные мотивы. Вопрос еще и в том, хочет ли он дешевой славы? Если газеты перестанут печатать статьи про его убийства, то истинный маньяк, который живет и дышит своими убийствами, все равно продолжит убивать.
– Зачем?
– Для себя. Для внутреннего удовлетворения, вот зачем.
– Знаешь, у меня есть некоторый опыт за плечами… И с девяностодевятипроцентной вероятностью, если этот «бык» вошел во вкус, его не остановят газеты. Его остановит только патрон, и то крупного калибра. На быков нужны бычьи пули.
– Марк, мы с тобой ни разу не выходили на улицу вдвоем. Как насчет прогуляться, а еще лучше поехать к месту первого убийства?
– Почему именно первого?
– Мне интересно взглянуть при дневном свете в то окно, куда смотрела женщина с собакой.
Марк снова взглянул с хитрым прищуром.
– Давай поедем. Но, к сожалению, ничего нового мы не обнаружим, там несколько десятков ботинок утоптали все в поисках волосинки, упавшей с головы убийцы.
– Да я не про улики. Мне хотя бы ощутить атмосферу… не знаю… атмосферу убийства. Я никогда не был замешан в подобном. Это нечто новое и даже немного захватывающее для меня.
– Вот он, творческий человек… Ищешь свежий источник для вдохновения? – Марк подался вперед. – Лучше бы ты никогда не был замешан в убийстве, Домиан. Иначе наши с тобой пути разойдутся. Понимаю, может быть, не велика потеря, но… убийство – это не самый лучший способ изменить мир. А тюрьма – не самое лучшее место для перевоспитания себя. Так, на будущее. – Он снова откинулся на спинку стула. – Ладно, бери сигареты. Пойдем. Заодно и заправлюсь перед работой.
Когда мы прибыли к католическому храму, уже начало темнеть. Напротив входа в церковь шумела проезжая часть, около здания росли два высоких дерева и было предостаточно места для парковки нескольких автомобилей. Справа от церкви располагалась частная стоматологическая клиника. Слева – маленький обувной магазин. На другой стороне улицы, прямо через дорогу от церкви, в небольшом сквере стоял памятник безымянному солдату.
– Как она могла рассмотреть лицо убийцы, если внутри черным-черно?
– Ты еще учти, что в пять тридцать утра на улице было гораздо темнее, чем сейчас.
– Марк, у тебя есть ключи от церкви? Она опечатана, но ведь ключи вы изъяли у священника?
Марк задумался, потом кивнул каким-то своим мыслям.
– Я могу их достать. Сам не против провести эксперимент, если ты об этом.
– Ты читаешь мои мысли, – я улыбнулся. – Завтра приедем сюда снова?
– Не думаю, – ответил он и посмотрел на серый автомобиль, припаркованный недалеко от нас, на другой стороне улицы. – Попрошу ключи прямо сейчас.
И Марк решительным шагом направился к автомобилю. Ему открыл дверь водитель, и они завели разговор.
Спустя несколько минут Марк вернулся с ключом в руках.
– Пойдем внутрь. Я стану на том месте, где предположительно стоял убийца, а ты посмотришь в окно и скажешь, видишь ли ты меня достаточно четко, чтобы рассмотреть лицо.
Марк отворил тяжелую железную дверь храма и зашел внутрь. Я остался снаружи.
Да, я видел его силуэт достаточно хорошо и, возможно, даже смог бы рассмотреть черты лица и запомнить их, но… следы крови на его лице? Никак. Слишком мало освещения в храме. Там его почти нет.
Так я и сказал Марку:
– Силуэт виден нормально, но кровь на лице разглядеть было бы практически невозможно.
– Понятно. Наталкивает на некоторые мысли…
– Меня тоже. Можно я зайду внутрь? Хочу посмотреть, что там.
Марк пропустил меня вперед, а затем закрыл за нами дверь.
Это была обыкновенная христианская церковь, которых в нашем городе десяток. Величественные мраморные колонны, высокие шестиметровые потолки, картины, изображающие святых, праведников, Христа. В конце помещения прямо по центру расположился алтарь.
– Вот здесь, справа от алтаря убийца распял девушку прямо на голой стене. Гвозди были толщиной с мой большой палец.
Мне стало не по себе. Эта атмосфера, этот запах церковных благовоний, таинства и неизвестности. В воздухе витал и аромат страха. Я посмотрел на дыры в стене и ужаснулся еще больше.