– Что будешь делать? – спросил он, сев на кровать.
– Что буду делать… У тебя есть что поесть, а?
– Есть, – улыбнулся Марк. – Пойдем.
За обедом, который на этот раз состоял из купленной запеченной семги и овощного салата я решил спросить у Марка о его работе.
– Не опаздываешь?
– Уже опоздал. Доешь, я докурю и поеду. И давай говори сразу, пойдешь в полицию после моего ухода?
Я задумался. Зачем?
– Нет… Ты говорил со священником о тех, кто приходил исповедоваться?
– Не успел. Сейчас этим и займусь, кстати.
Я старался не смотреть на него. У меня появилось такое чувство, что между мною и Марком образовалась некая пустота, огромная пропасть от одного края обрыва до другого.
– Все, Домиан, я пошел.
– Ага. – Я покончил с семгой и закурил сигарету. – Слушай, дай, пожалуйста, телефон на две минуты.
Марк достал свой мобильник и протянул его мне без раздумий. Я набрал номер своей матери…
– Алло, мама, это я. Давай позже поговорим, на этот номер не звони мне, я взял телефон у прохожего. Слушай, принеси, пожалуйста, мой ноутбук, зарядку к нему, телефон и, если тебя не затруднит… м-м-м… – я замялся: – … и долларов семьдесят на первое время. Больше я у тебя денег не попрошу. Спасибо. Куда принести? Давай я тебя встречу возле нашего дома завтра в семь вечера, хорошо? Еще раз спасибо. До завтра. Да…
– Благодарю, – я отдал Марку его телефон. Он увидел, как я погрустнел.
– Все в порядке?
– Да. Нужно зарабатывать деньги самостоятельно.
– И для этого тебе понадобится ноутбук?
– Ага. На нем виртуальные студии для создания музыки. Я решил продавать свою музыку. Пусть это и не много приносит, но все же… Так будет правильно.
– Ты молодец, Домиан, – Марк похлопал меня по плечу. Правда, как-то неуверенно и без энтузиазма, будто отец, который некогда отправился в далекое плавание, а двадцать лет спустя приехал поздороваться с сыном. – До вечера. Хорошо, что у тебя теперь будет собственный мобильный.
Марк закрыл дверь и оставил меня одного в этом… храме убийства. Боже, как теперь, после услышанного, спокойно принимать ванну?! Как резать хлеб этим ножом? Как смотреть на ведро?..
Да никак, что я как маленький! Просто не буду думать об этом. Ладно, постараюсь не думать!
Но где, интересно, он расчленил труп? В какой комнате? Разумнее, конечно, было бы это сделать в ванной.
Я ходил по гостиной. От двери до окна и обратно. Я думал о том, что убийцу не остановит ничего, кроме пули. И, быть может, он уже знает имя новой жертвы. В конечном итоге я сел за пианино и сыграл «Лунную сонату». Это меня отвлекло.
В этот вечер Марк, вернувшись домой, крикнул с порога:
– Домиан, ты дома?
Громко крикнул. Я вышел из гостиной и внимательно на него посмотрел.
– Ты оказался прав. Да, в исповедальню приходил один подозрительный тип. Я тебе сейчас все расскажу.
Мы сидели на кухне. Я пил черный чай с лимоном, он свой кофе. В воздухе как всегда стоял густой туман.
– И почему он не рассказал обо всем сразу?
– Якобы сначала не придал этому серьезного значения. Говорил неохотно, зная, что к нему много разных людей приходит исповедоваться – тайна исповеди, черт бы ее побрал! Он сам упирался рогами, как бык. Не хотел ничего раскрывать. Сказал: «Ну, ключ же он мне отдал сразу. Не подменил, не украл. Просто подержал в руках. Разве это преступление?»
– Понятно, он не хотел выдавать его тайну. Священника можно понять, он думал, что таким образом спасает невинные жизни.
– Видимо, да. Сделать слепок с ключа, как на асфальт плюнуть – несколько секунд. Для этого нужен пластилин, металлический лист, масло. И все. Дело несложное. Такое приспособление можно спокойно пронести в кармане. Все грамотно, этого у убийцы не отнять. Все чисто и грамотно.
– Но погоди, Марк, если сделать слепок из пластилина, то на ключе должен остаться какой-то след, его можно ощутить пальцами. Разве не так?
– Скорее всего.
– Марк, можно тебя попросить купить набор деталей для создания этого слепка. Давай проведем эксперимент. Священник не говорил, что ключ по возвращении изменился на ощупь? Нет?
– Да нет вроде, ничего такого.
– Ты опросил только первого священника?
– Да.
– Того, что служил в церкви, в которой мы с тобой были позавчера днем?
– Именно того самого. Отец Иоанн служит там. А что?
– Опиши мне его.
– Пониже меня, а тебя, соответственно, чуть повыше. Черные длинные волосы, не большой, но и не маленький нос. Без горбинки. Серые глаза. Пухлые губы. Взгляд добрый, покладистый. Характер спокойный. Помесь флегматика и сангвиника. Любит свое дело, чтит церковные традиции и Бога. Телосложение среднее. Сорок восемь лет, священником служит последние десять.
– Понятно. Пойдем купим инструменты для слепка.
Марк не был против, он, собственно, еще и не разувался.
Слепок мы сделали действительно довольно быстро. Ничего сложного тут не было. Все, что потребовалось – нанести на металлическую пластину тонкий слой пластилина. Пластилин предварительно мы смазали подсолнечным маслом, чтобы предотвратить его возможное прилипание к ключу. Потом прижали ключ от квартиры Марка к пластилину, и он оставил четкий, ровный отпечаток.
Да, Марк не соврал, проще простого. Вот теперь по полученному слепку из металлической пластины можно было вырезать заготовку, по которой выпиливается ключ. Но вот в чем проблема…
– Ты понял, Марк, да?
– Трудно не понять, – сказал он, без слов догадываясь, о чем я.
– Я думал, что на ключе должны были остаться следы пластилина. Но если бы убийца не смазывал его маслом, то ключ просто застрял бы в пластилине. Был бы испорчен слепок, а на ключе остался бы пластилин… Выходит, он смазал его маслом. Слушай, а других способов нет?
– Чтобы все инструменты поместились в кармане? – уточнил Марк. – Нет.
– Тогда он смазал пластилин маслом. Потрогай свой ключ. Священник запачкал бы руки, взяв этот ключ обратно. Такую деталь он не забыл бы никак.
– Ключ можно было сразу вытереть об одежду, – сказал Марк, и в его словах определенно имелся здравый смысл. Это чертовски верно.
– Ну, давай попробуем вытереть его.
– Убийца не обязательно вытирал ключ о свою одежду, мог принести с собой и небольшое бумажное полотенце, – заметил Марк, увидев, что я хочу приложить ключ к штанам.
– Ладно, давай полотенце.
Марк принес из кухни салфетку. Ключ все равно остался скользким. Даже после того, как его тщательно протерли.
– Марк, но… у маньяка не было столько времени на то, чем мы сейчас занимаемся. Отец Иоанн сказал, что ключ находился в руках у неизвестного несколько секунд. Наверное, не больше двадцати. Скорее всего, он его в спешке вытер о верхнюю одежду. То есть… так или иначе священник должен был ощутить, что ключ стал жирным.
– Может быть, он подумал, что у гостя просто запотели руки. Что в этом такого?
– Да, может. Нельзя исключать. Но ты все равно спроси у него об этом завтра, так невзначай. Хорошо?
– Дожили, яйца курицу учат, – насмешливо улыбнулся Марк. – Из тебя бы получился хороший детектив к моим годам. Не хочешь пойти учиться в полицейскую школу?
– Нет. Я люблю играть на пианино. Хочу стать пианистом, а не детективом. Вскоре я полностью посвящу себя музыке.
Прозвучало, конечно, пафосно, но да ладно, я сказал правду. Если только мои демоны не возьмут однажды надо мной власть…
Марк словно прочел мои мысли:
– Помнишь, я тебе говорил, что полицейские зачастую меняются после первого убийства.
– Ну. А что?
– Я не все тебе тогда сказал. Одни входят во вкус и сами идут на рискованные дела, а другие… они замыкаются. Не редкость, что полицейский после первого же убийства подает рапорт об увольнении и уходит в отставку. А из тех, кто остается в полиции, некоторые начинают бояться оружия, насилия, стрельбы. Все зависит от характера человека. Крепкие грубеют. Слабые боятся. И если приходит момент, когда нужно хладнокровно и без промедления стрелять, они не стреляют. И их убивают первыми.
Марк на минуту замолк в задумчивости. Я не стал его торопить.
– Я был из числа вторых, Домиан. Когда ты спросил, скольких людей я отправил на тот свет, я ответил – двоих. Но официально в моем досье числится только одно убийство. Полиция не знает о втором, никто о нем не знает, кроме меня. И теперь – тебя. После того, как я убил Альфреда Честера, я долгое время силой заставлял себя вынимать из кобуры пистолет. Боялся опасных ситуаций и старался всегда держаться от них как можно дальше. Это заметили все. А особенно мой напарник: он думал, что у меня глубокая депрессия после гибели Мэллы, но нет, дело было не в этом. Хотя по-настоящему из депрессии я вышел лишь недавно. Когда дернул тебя за плечо и повалил на пол. Знаешь, почувствовал какое-то необъяснимое облегчение. Скорее всего, именно поэтому я пустил тебя в свой дом.
И снова пауза. На сей раз, правда, короткая.
– Четыре года назад я вышел на задание. Тогда я еще был сержантом, так что выезжал на мелкие бытовые разборки, помогал снимать котов с деревьев, успокаивал выпивших и неугомонных посетителей в ресторанах и кафе. Однажды меня вызвали проверить подозрительный шум в квартире. Соседи позвонили в полицию, объяснили, что слышали женский крик. А там как раз жила женщина лет восьмидесяти, разумеется, они заволновались. Дверь была заперта. Мы с напарником выломали ее и вошли внутрь. Разделились. Джон осматривал кухню, ванную, прихожую, а я пошел вперед. Громко сказал: «Полиция! Если здесь кто-нибудь есть, оставайтесь на своих местах». Труп пожилой женщины я обнаружил в гостиной. У нее была пробита голова, а по полу растекалась лужа крови. Медленно и тихо я направился к самой дальней комнате. И в какой-то момент на меня выбежал мужчина с молотком в руках. Я держал его под прицелом, но не стрелял. Он подбежал ко мне вплотную и ударил молотком по голове. И только в последний момент я выстрелил ему в живот.