Я закашлялся. От пола веяло холодом, и еще мне очень хотелось пить. Ничего, потерплю.
– В тот день мой учитель музыки умер, хотите верьте, хотите нет. Про него написали в местной газете, которую читал по утрам мой отец. Там было сказано, что он скончался от сердечного приступа и его ученики и родные скорбят о нем. Родителям я сказал, что ходил к нему лишь те несколько раз, когда они меня отвозили, а все остальное время, без присмотра, я гулял и спускал деньги на кино. Они, конечно же, поверили, хотя влетело мне тогда за прогулы по первое число. Из соседей моего преподавателя меня тоже по счастливой случайности никто не видел. Иначе, полагаю, полиция пришла бы к нам в дом, расспросить меня. Да и кто бы подумал, что стокилограммового амбала мог убить двенадцатилетний пацан, и не просто убить, а убить мыслью.
Отец Гренуй устало вздохнул.
– Нет, малыш, эти сказки рассказывай кому угодно и где угодно, но мне не надо, не сработает.
– Спустя некоторое время я проверил свой «дар». Мне казалось, что сам Бог наделил меня им, я считал себя особенным. Сначала я мысленно убил соседского пса, он упал мертвым спустя мгновение. Потом еще какую-то дворнягу, голубя. Даже родного любимого кота, когда он сильно меня исцарапал когтями – но именно тогда я понял, что мне нужно научиться управлять своим гневом, чтобы не наделать непоправимого. Люди встречаются разные, а мои негативные эмоции могли запустить маятник. С пятнадцати лет я начал подавлять в себе гнев на родного отца, это помогло мне научиться подавлять гнев в принципе. Были моменты, когда кое-кто находился буквально на волоске, но обошлось…
– Знаешь, можно было выдумать что-то более реальное. – Священник начал подниматься с места.
– Мое раскаяние – это ваш приговор, Гренуй. И сейчас, спустя девять лет, я смогу воспользоваться своим умением. Я уходил в музыку, чтобы воспитывать в себе Творца, а если бы я уходил в себя, то воспитывал бы только Дьявола. И кто знает, что бы уже к этому времени произошло, ведь я самый идеальный убийца из всех убийц в этом мире. Мы похожи с вами, Гренуй, и не похожи одновременно. Вы обнаружили в себе монстра и стали счастливы, а я обнаружил монстра и стал несчастен. Все эти годы я учился держать его на цепи, меня лечила музыка, а вас… вас, возможно, лечила бы молитва или родная дочь. Но вы не захотели и сами сделали свой выбор. И знаете, вы пошли самым легким путем. Как говорил Оскар Уайльд: «Единственный способ избавиться от искушения – это поддаться ему». Боже, как же я рад, что выговорился в конце концов…
Старик тем временем встал с кровати, подошел к письменному столу и достал из шкафчика нож. Красивый нож, с обмотанной кожей рукояткой и толстой сталью с чуть закругленным кончиком. Наверное, ручная работа.
– Теперь можно тебя наконец убить, Ганс Кристиан?
– Марк говорил, что есть люди, которых невозможно перевоспитать, их нужно убивать. Очень жаль, что вы не написали чистосердечное признание. Я рад, что со мной произошло «это» в двенадцать лет, иначе я бы не лежал сейчас здесь, а для того, чтобы сосчитать количество ваших жертв, пришлось бы использовать больше пальцев, чем есть на одной руке.
Он подошел ко мне и провел холодной сталью по моей щеке.
– Передайте моему учителю от меня привет.
Тело Гренуя свалилось на меня. Нож выскользнул из рук и упал возле моего лица, но меня не ранил. Я постарался скинуть из себя «балласт», эту тушу грязного старого животного, которое отправили на скотобойню. У меня получилось, правда, не сразу.
Немного проползя вперед и перекатившись на бок, я смог нащупать руками нож за спиной. Спустя некоторое время мне удалось перерезать веревки на запястьях, а дальше уже дело было за малым…
Я вошел в эту церковь, как призрак. Я, как призрак, покинул ее. На следующее утро его труп обнаружат. Скорее всего, прихожане, а может быть, и полиция. Но это уже не важно.
Выбравшись на улицу, я достал желанную сигарету и закурил. Вокруг – ни души. Мне вдруг захотелось вернуться к дому Линды Олбрайт, к рыжеволосой любительнице правды, такой же наивной дуре, как я. Чтобы сказать ей: «Спи спокойно, тот человек больше никогда тебя не побеспокоит» – и обнять ее изо всех сил. Но я не стал этого делать, иначе все нити однажды приведут полицию ко мне. Надеюсь, если это и случится – если мой голос запомнил священник Иоанн, а лицо – Линда Олбрайт, – то не в ближайшее время.
Я направился в отель, чтобы забрать ноутбук, телефон и вообще свои вещи. Прошел мимо кладбища, скоро здесь будут хоронить двух людей. Точнее – одного человека и одно животное.
Единственным призраком у кладбища был я.
Ночью того же дня я открыл дверь в квартиру Марка своим ключом и неслышно вошел внутрь. Разулся у входа и обнаружил две пары обуви: одна – Марка, вторые туфли – женские.
Его сестра уже спала. Да, на том самом диване, на котором спал я. И, как я и предполагал, крышка пианино была открыта. Ничего, пусть играет, если душе угодно. Я тихо затворил дверь в гостиную и заглянул в спальню Марка, он тоже спал. Я зашел внутрь и присел на край кровати.
Спустя какое-то время Марк открыл глаза и, мне показалось, едва не вскрикнул.
– Тс-с, это я, Марк. Не пугайся.
– Домиан…
И он обнял меня изо всех сил, как своего родного брата, которого сто лет не видел. А ведь прошли всего одни сутки. «Спасибо-спасибо, я тебя тоже очень ценю. И очень счастлив, что встретил в своей жизни».
Наконец он ослабил хватку.
– Домиан, я тебе сейчас все расскажу.
– Я все знаю, Марк, лучше обними меня еще раз.
Он хмыкнул, опять становясь прежним Марком, но все-таки обнял меня своей крепкой хваткой. Силой объятия он говорил мне, что я тоже ему нужен.
Мой отец, вместо того чтобы обнимать меня, давал читать книги. Наверное, поэтому сейчас мне больше всего на свете не хватало объятий. Отцовских, братских. Объятий Марка.
Я действительно почти все понял сам. В тот день, когда Гренуй убил свою первую жертву, сестра Марка тоже совершила преступление. И как потом они мне сознались, тоже убийство. На всякий случай я не стал уточнять подробности – сознательно ли, по неосторожности ли, самооборона ли. В общем, убийство девушки в церкви стало отличным предлогом, чтобы обеспечить Элизабет надежное, железное алиби. Вот только Марк не рассказал мне тогда, что в полицейском отделении все, разумеется, удивились, узнав, что его родная сестра, выгуливая собаку тем проклятым утром, видела измазанное кровью лицо дьявола в окне церкви.
Я видел дьявола и у него были человеческие глаза… А эта семейка убийц, ну и угораздило же меня!..
Я остался у Марка, а на следующее утро, когда я мирно спал на его кровати, (потому что спать мне больше было негде), меня разбудил телефонный звонок. Марк сказал, что они нашли убийцу, точнее, его тело. И улики – бутылки с «вином».
Кстати, Элизабет оказалась неплохим человеком, мы с ней разговорились, и я даже проникся к ней некоторой симпатией. Но все же, несмотря на ее красивую улыбку, я не любил высоких девушек. К слову, еще она прекрасно играла на пианино, но я лучше.
Она ушла от нас в тот же день, вечером. Взяла на работе отгул и решила отоспаться и забыться в хорошей книге, я посоветовал ей почитать классику разного рода: Хемингуэя, Уайльда и Кинга. Не знаю уж, как пойдет у нее Кинг, а вот первые два должны прийтись ей по душе, особенно второй, как мне показалось. Из детективов – Агату Кристи, «Подвиги Геракла», разумеется.
На душе у Элизабет было плохо. Что не удивительно. Я посоветовал ей уехать из города и продать квартиру. Марк меня поддержал и отдал сестре все свои сбережения – на новую жизнь. Спустя месяц она уедет.
А я… Я просто садился за пианино и играл целыми днями. Писал музыку и продавал ее. Сначала это приносило совсем немного, но спустя какое-то время с этим стало получше.
Марк все спрашивал меня, где я был и что делал в те сутки моего отсутствия. Я говорил, что спал, читал книгу и хотел забыть все, как страшный сон, хотел начать жить самостоятельно.
Я украл из библиотеки Гренуя «Старика и море», пусть это будет моим трофеем.
Каждый день я просыпался и думал о том, как уродлив этот мир. Око за око. Зуб за зуб. Брат за сестру. Друг лжет другу. И снова око за чужое око. Какой-то замкнутый круг. Месть. Ложь. И надежда на то, что все будет лучше, чем вчера. Я ненавидел ложь с самого детства, я презирал ее, и при этом сам продолжал лгать. Я был ничем не лучше, чем мир, который меня окружал.
Мне всего двадцать один, и сейчас я стою на распутье двух дорог – посвятить себя музыке и по-прежнему воспитывать в себе Творца, или пойти по стопам Марка и искушать своего Дьявола местью.
Так или иначе, меня не нашли. Это было идеальное преступление.