29
Воскресным утром Карл испек для Сэнди блинчики – ее любимое блюдо. Прошлой ночью она пришла домой пьяная, как всегда – в унылом настроении. Стоило ей опять вспомнить про свои никчемные чувства, он ничего не мог сказать или поделать, все об стенку горох. Ей просто надо было разобраться в себе. Пару ночей поквасит, поноет – а там и в себя придет. Карл знал Сэнди лучше, чем она сама себя. Завтра вечером – или, может, послезавтра, – после закрытия бара она трахнется с посетителем – каким-нибудь селюком, стриженным по-армейски под ежик, у которого дома жена да три-четыре сопляка. Тот наговорит Сэнди, как жалеет, что не встретил ее раньше, до свадьбы со своей старой свиноматкой, что она – главная красотка на деревне, и все будет отлично, пока она опять не захандрит.
Рядом с ее тарелкой он положил пистолет двадцать второго калибра. Его Карл купил несколько дней назад за десять долларов у пожилого мужика, которого встретил в «Белой корове». Со стволом под рукой бедный сукин сын боялся застрелиться. Прошлой осенью у него скончалась жена. Он паршиво с ней обходился, признался старик, даже когда она лежала при смерти; теперь же ему стало так одиноко, что аж невмоготу. Он рассказал все это Карлу и малолетней официантке, а в широкие окна забегаловки звенел льдистый снег, ветер на улице раскачивал металлический знак. На старике было длиннополое пальто, от которого пахло древесным дымом и мазью от простуды «Викс Вапораб», и синяя вязаная шапка, усеянная катышками и натянутая по самые уши. Пока он исповедовался, Карлу пришло в голову: а ведь, когда они отправятся на охоту, Сэнди не помешает собственная пушка – просто на всякий пожарный, если что-то пойдет не по плану. Карл удивился, как он раньше не допер. Всегда был настороже, но и на старуху бывает проруха. Теперь Карл радовался, что купил оружие, – чувствовал, что становится мудрее.
Чтобы убить из двадцать второго, надо стрелять в глаз или даже совать ствол прямо в ухо, но это все же лучше, чем ничего. Он однажды так делал – сунул пистолет в ухо одному студенту, какому-то кудрявому мудаку из университета Пердью, тот все хмыкал, когда Сэнди рассказывала, что мечтала поступить в колледж учиться на стилиста, но потом застряла за стойкой, все пошло своим чередом, а стало быть так и надо… После того как они связали парня, Карл нашел в кармане его куртки книжку – «Стихотворения Джона Китса». Спросил гондона по-хорошему, какой у него любимый стишок, но к этому времени хлыщ уже обосрался и слушал невнимательно. Карл открыл книгу на каком-то стихе и начал читать, мальчишка рыдал, и голос Карла становился все громче и громче, чтобы заглушить его мольбы, пока не дошел до последней строчки – что там было, уже и не упомнишь, какая-то херня про любовь и славу, хотя, надо признаться, тогда у Карла от нее аж волосы на руках встали дыбом. Потом он спустил курок, и с другой стороны из головы студентика вылетел комок влажных серых мозгов. Когда тот завалился, глазницы у него наполнились кровью, как два маленьких огненных озерца, так что снимок получился просто шикарный; но то был тридцать восьмой, а не какой-то пугач двадцать второго калибра. Карл был уверен, что если показать тому вонючему хрычу снимок с парнишкой, так сраный нытик вмиг передумает кончать с собой – по крайней мере, стреляться из пистолета. Официантке показалось, что Карл ловко выманил у старика оружие, пока тот не наделал себе вреда. Той ночью он мог бы поиметь ее на заднем сиденье универсала, если бы захотел, так она расписывала, какой он замечательный. Еще несколько лет назад этой мелкой сучке от него было бы не уйти, но теперь такие вещи уже лишились для Карла притягательности.
– Что это? – спросила Сэнди, когда увидела у тарелки пистолет.
– Просто на случай, если что-то пойдет не так.
Она покачала головой, отодвинула оружие на его сторону стола.
– Это твоя работа – следить, чтобы ничего не случилось.
– Да я так, к слову…
– Слушай, если у тебя уже нервишки шалят, так и скажи. Господи боже, хотя бы дай знать раньше, чем нас обоих под монастырь подведешь, – сказала Сэнди.
– Я ведь уже говорил, мне не нравится такой тон, – ответил он. Посмотрел на стопку стынущих блинчиков. Она к ним даже не притронулась. – И жри давай лепешки эти херовы, поняла?
– Пошел ты, – сказала она. – Буду есть, что хочу. – Она встала, и он смотрел, как она забрала кофе в гостиную, слушал, как включился телевизор. Поднял двадцать второй калибр и прицелился в стену между кухней и диваном, на котором она наверняка усадила свою тощую жопу. Постоял так пару минут, прикидывая, сможет ли выстрелить, потом убрал оружие в ящик. Весь остаток холодного утра они молча смотрели киномарафон Тарзана по десятому каналу, а потом Карл пошел в магазин «Биг Бер» и купил галлон ванильного мороженого и яблочный пирог. Ей всегда нравились сладости. Если придется, он их ей в глотку затолкает, думал Карл, расплачиваясь на кассе.
Много лет назад он слышал, как один из хахалей его матери рассказывал, будто в былые дни мужчина мог продать жену, если оказывался на мели или если она ему надоела: тащил на городской рынок, привязав паршивке на шею лошадиную подкову. По сравнению с этим запихать Сэнди мороженое в пасть – ничего особенного. Люди и сами порой не понимают, как им везет. Его мать точно не понимала. Человек по имени Линдон Лэнгфорд – самый умный из длинной череды ублюдков, с кем она путалась за время своего бренного существования, фабричный рабочий с завода «Дженерал моторс» в Колумбусе, который иногда читал настоящие книжки, когда пытался бросить пить, – дал Карлу первые уроки по фотографии. Ты, главное, помни, однажды сказал ему Линдон, люди в большинстве своем любят, когда их снимают. Почти что угодно сделают, если наведешь на них камеру. Карл никогда не забудет, когда первый раз увидел на одном из снимков Линдона голое тело матери: та была привязана к кровати удлинителями, а на голову надета картонная коробка с двумя прорезями для глаз. И все-таки Линдон, когда не пил, был вполне приличным человеком. Потом Карл сам все испортил: съел кусочек мясной нарезки, которую Линдон хранил у них в холодильнике на свои ночевки. Мать тоже этого так и не простила Карлу.
30
Когда Огайо снова согрелся и зазеленел, Карл начал всерьез планировать следующую поездку. В этот раз он подумывал о Юге, чтобы отдохнуть от Среднего Запада. Вечерами он изучал дорожный атлас: Джорджия, Теннесси, Виргиния, Северная Каролина, Южная Каролина. Две с половиной тысячи километров за неделю – вот что он всегда планировал. Хотя обычно они меняли машины, как только расцветали пионы, теперь он решил, что с одной-единственной вылазкой универсал еще справится. Да и Сэнди уже зарабатывала не так, как раньше, когда регулярно выходила на панель. Ее братец постарался.
Как-то в четверг, лежа в кровати поздно вечером, Сэнди сказала:
– Все у меня, Карл, не идет из головы этот пистолет. Может, ты и прав. – Она умолчала о том, что, кроме пистолета, из головы не выходила официантка из «Белой коровы». Как-то Сэнди даже туда зашла, заказала молочный коктейль, пригляделась к девчонке. Лучше бы Ли ни о чем не говорил. Больше всего ее беспокоило, как эта девчонка похожа на саму Сэнди, только прежнюю, до встречи с Карлом: такая же нервная, стеснительная и услужливая. Потом, несколько ночей назад, когда Сэнди наливала выпивку мужчине, с которым недавно трахалась бесплатно, от нее не укрылось, что он больше не провожает ее взглядом. Когда через несколько минут она увидела, как тот уходит с какой-то зубастой фифой в фальшивых мехах, ей пришло в голову: возможно, Карл подыскивает замену. Было больно думать, что он ее может вот так предать, но почему он должен быть лучше всех остальных ублюдков, с которыми она знакома? Сэнди надеялась, что ошибается, но все же иметь при себе оружие – не такая уж плохая мысль.
Карл промолчал. Он с безысходным видом таращился в потолок, желая смерти домохозяйке. Его удивило, что через столько дней Сэнди вдруг заговорила о пистолете, но, может, она просто пришла в себя? Кем надо быть, чтобы не носить оружие при их-то занятиях? Он перевернулся на бок, высвободил толстые ноги из-под одеяла. Снаружи было уже градусов пятнадцать – и это в три часа утра, а старая сука так и не отключила термостат. Он не сомневался: она это нарочно. Недавно они опять успели поцапаться из-за того, что он поет по ночам. Карл встал, раскрыл окно, постоял на ветерке, чтобы хоть немного остыть.
– Почему передумала? – наконец спросил он.
– Ой, не знаю, – ответила она. – Как ты сказал, никогда не угадаешь, что может случиться, правильно?
Он уставился во тьму, потирая щетину на лице. Карла пугала одна мысль о постели. Его сторона пропотела насквозь. Может, сегодня лечь на полу у окна, подумал он. Наклонился к рваной оконной сетке и сделал несколько глубоких вдохов. Черт, так и задохнуться недолго.
– Она это назло, чтоб ее.
– Чего?
– Не выключает блядское отопление, – пояснил Карл.
Сэнди привстала на локтях: темная сгорбленная фигура Карла напоминала какое-то погруженное в раздумья мифическое чудовище, которое вот-вот расправит крылья и воспарит.
– Но ты же научишь меня стрелять?
– Конечно, – пообещал Карл. – Чего там уметь. – Он услышал, как она сзади зажгла спичку и затянулась сигаретой. Повернулся к кровати. – Будет у тебя выходной – съездим куда-нибудь, потренируешься чуток.
В воскресенье около полудня они выбрались из квартиры на вершину Руб-Хилла и спустились с другой стороны. Он свернул налево, на грязный проселок, и остановился, когда дорога уперлась в свалку.
– Откуда знаешь это место? – спросила Сэнди. Пока не появился Карл, она частенько бывала здесь по ночам – на свалке ее трахали парни, о которых уже и вспоминать не хотелось. Она всегда надеялась, что, если даст, парень будет относиться к ней, как к своей девушке, может, даже сводит на танцы в «Зимний сад» или «Арсенал», но так ничего и не дождалась. Как только им перепадало, о ней забывали. А бывало, даже отбирали у нее чаевые и отправляли домой пешком. Она выглянула в окно и увидела в канаве использованную резинку, натянутую на горлышко бутылки из-под молока «Бунс Фарм». Парни звали это место Депо – и судя по всему, зовут до сих пор. Если подумать, она ни разу в жизни не была на танцах.