– Как думаешь, куриная печень сойдет? – спросила бабушка, в очередной раз подсчитывая в уме финансы. Потроха шли по дешевке.
– Почему бы и нет? – сказал Эрвин. Он к этому времени был согласен на все; хоть на свиные пятаки. Старушка уже двадцать минут кряду глазела на подносы с окровавленным мясом.
– Ну, не знаю. Все говорят, им нравится, как я ее готовлю, но…
– Ладно, тогда принесем всем большущий стейк.
– Тьфу ты, – ответила она. – Ты же знаешь, я ничего такого себе позволить не могу.
– Ну, значит, куриная печень, – показал он на товар мяснику в белом фартуке. – Бабуль, брось ты переживать. Ну, священник и священник. Уверен, он и похуже чего ел.
Субботним вечером Эмма накрыла сковородку с куриной печенью чистым полотенцем, и Эрвин аккуратно поставил ее на пол у заднего сиденья машины. Бабушка и Ленора не на шутку разнервничались; они весь день репетировали приветствия. «Рада познакомиться», – повторяли они каждый раз, когда сталкивались друг с другом в тесном доме. Эрвин с Ирскеллом сидели на крыльце и посмеивались, но через некоторое время это стало надоедать. «Господи боже, парень, уже невмоготу это слышать», – наконец сказал старик. Встал с качалки, обогнул дом и ушел в лес. Два этих слова – «рада познакомиться» – еще несколько дней сидели в голове у Эрвина.
Когда в шесть часов Эрвин с семейством подъехали к старой церкви, усыпанная щебенкой стоянка вокруг нее уже была заставлена машинами. Эрвин внес сковородку с печенью и поставил на стол рядом с остальным мясом. Новый священник, высокий и тучный, пожимал руки в центре зала и снова и снова повторял: «Рад познакомиться». Звали его Престон Тигардин. Его длинные светлые волосы были зализаны назад душистым маслом, на одной волосатой руке поблескивал большой овальный камень, а на другой – тонкое золотое обручальное кольцо. На нем были блестящие голубые брюки, слишком тесные для его фигуры, высокие ботинки и фестончатая белая рубашка – несмотря на то что было только первое апреля и еще стояли холода, она уже пропиталась потом. Эрвин дал ему на глаз где-то тридцать, но жена казалась моложе – ей, кажется, и двадцати не исполнилось. Это оказалась тонкая девочка-травинка с долгими каштаново-рыжими волосами, причесанными на прямой пробор, вся бледная и в веснушках. Она стояла в метре от супруга, жевала жвачку и поправляла лавандовую юбку в белый горошек, которая так и норовила залезть в подтянутую круглую попку. Священник представлял ее «своей нежной благоверной невестой из Хохенвальда, штат Теннесси».
Преподобный Тигардин стер пот с гладкого широкого лба расшитым платочком и заметил вслух, что в церкви города Нэшвилл, где он в свое время служил, стоял настоящий кондиционер. Было вполне очевидно, что дядюшкино заведение его разочаровало. Господи, даже ни единого вентилятора! К середине лета эта хибара превратится в форменную душегубку. Его настроение начало падать, а лицо постепенно приобретало столь же сонное и скучающее выражение, как у жены, но тут Эрвин заметил, что он заметно воспрянул духом: в церковь вошла миссис Альма Ристер с двумя дочками-подростками, Бет Энн и Памелой Сью, четырнадцати и шестнадцати лет. Как будто впорхнули два ангелочка и уселись священнику на плечи. Как тот ни старался, не мог отвести глаз от их подтянутых загорелых фигурок в одинаковых кремовых платьях. С неожиданным воодушевлением Тигардин обратился к прихожанам с предложением организовать молодежный кружок – в нескольких мемфисских церквях, где он служил ранее, такие зашли на ура. Священник поклялся, что постарается привлечь на службу молодых людей. «Они – кровь любой церкви», – сказал Тигардин. Потом к нему подошла жена, не сводя глаз с девчонок Ристеров, и что-то прошептала на ухо, чем явно его взволновала, – во всяком случае, так решила часть паствы, судя по тому, как он поджал красные губы и ущипнул ее за руку. Эрвину с трудом верилось, что этот жирный юбочник приходится родственником Альберту Сайксу.
Эрвин улизнул перекурить на улицу как раз перед тем, как Эмма и Ленора вышли представиться новоприбывшему. Эрвину было интересно, как они отреагируют, когда священник поприветствует их словами «Рад познакомиться». Встал под грушей – там уже стояли два фермера в комбинезонах и застегнутых до горла рубашках, – глядел, как в храм торопятся все новые и новые люди, и слушал, как фермеры обсуждают повышение расценок на телят. Наконец кто-то вышел к двери и крикнул: «Священник готов трапезничать».
Прихожане настояли, чтобы Тигардин с супругой угостились первыми, так что пухляш взял две тарелки и проследовал вокруг столов, придирчиво принюхиваясь к еде, открывая блюда и влезая пальцем то туда, то сюда, устроив целое представление для двух девчонок Ристеров – те захихикали и принялись шушукаться. Потом вдруг встал и передал все еще пустые тарелки жене. Щипок на ее руке уже начинал синеть. Возвел к потолку глаза, вскинул руку, потом показал на сковородку Эммы с куриной печенью.
– Друзья, – начал он громогласно, – нет сомнений, что сегодня в этой церкви собрались только смиренные люди, и вы все проявили ко мне и моей прелестной молодой невесте великую доброту, и я благодарствую от глубины души за теплое приветствие. Нет средь нас никого при хороших деньгах, машинах, побрякушках и красивой одежде, чего бы нам всем хотелось, но, друзья мои, бедная душа, что принесла куриную печень в этой мятой сковородке – что ж, просто скажем, я бы хотел прочесть об этом минутную проповедь, прежде чем мы приступим к трапезе. Вспомните, если можете, что много веков назад сказал Иисус беднякам в Назарете. Конечно, кто-то из нас зажиточней других, и я вижу, что на этом столе в изобилии и белое, и красное мясо, и подозреваю, те, кто это принес, в основном питаются очень хорошо. Но бедняки несут то, что могут себе позволить, а иногда они не могут себе позволить вовсе ничего; и потроха – знак мне, что я, как новый священник этой церкви, должен пожертвовать собой, чтобы сегодня всем досталось хорошее мясо. Так я и поступлю, друзья мои: я возьму потроха, а вы разделите между собой остальное. Не беспокойтесь – уж такой я человек. Поступаю по образу доброго Господа нашего Иисуса всякий раз, как он дает мне возможность, и сегодня он благословил очередной возможностью последовать по его стопам. Аминь.
Потом преподобный Тигардин тихо сказал что-то своей рыжеволосой жене, и она направилась прямиком к десертам, слегка запинаясь на высоких картонных каблуках, и там наполнила тарелки ватрушками с заварным кремом, пирогами с морковью и сахарным печеньем, которое испекла миссис Томпсон, а он тем временем отнес сковородку с куриной печенью к своему месту во главе одного из длинных фанерных столов, поставленных по сегодняшнему случаю перед алтарем.
– Аминь, – отозвалась паства. Кто-то казался смущенным, а другие – те, кто принес хорошее мясо, – довольно ухмылялись. Кое-кто поглядывал на Эмму, стоящую вместе с Ленорой у конца очереди. Почувствовав на себе взгляды, Эмма пошатнулась, и девушка подхватила ее за локоть. Эрвин поспешил к старушке от открытых дверей, у которых стоял, и вывел ее на свежий воздух. Посадил на траву под деревом, а Ленора принесла стакан воды. Старушка отпила и расплакалась. Эрвин похлопал ее по плечу.
– Ну, ну, – сказал он, – не переживай ты за этого толстобрюхого трепача. У него небось у самого в карманах пусто. Хочешь, я с ним потолкую?
Она промокнула глаза подолом выходного платья.
– За всю жизнь не было так стыдно, – призналась Эмма. – Так бы и заползла под стол.
– Отвезти тебя домой?
Она еще немного повсхлипывала, потом вздохнула.
– И что делать, не знаю, – глянула она на дверь церкви. – Он точно не тот священник, на какого я надеялась.
– Черт, бабуль, да какой из этого дурика священник, – усмехнулся Эрвин. – Этот ничем не лучше святош, которые клянчат денег по радио.
– Эрвин, не надо так говорить, – укорила Ленора. – Отца Тигардина здесь бы не было, если бы его сюда не послал Господь.
– Ну да, конечно, – он помог бабушке подняться. – Видела, как он уплетал печень за обе щеки? – пошутил он, пытаясь подбодрить Эмму. – Блин, да парень небось тыщу лет так хорошо не питался. Потому и прибрал себе всю сковородку.
33
Престон Тигардин лежал на диване в доме, который паства снимала для него с женой, и читал старенький университетский учебник психологии. Дом представлял собой квадратную коробку с четырьмя немытыми окнами и туалетом на улице в конце грунтовой тропинки, в окружении плакучих ив. В прохудившейся газовой плите оказалось полным-полно засохших мышиных трупиков, а от старой меблировки, которую ему предоставили, несло кошатиной, псиной или еще какой поганой тварью. Боже мой, судя по тому, как здесь живут, он бы не удивился, если и свиньей. Хотя священник провел в Коул-Крике всего две недели, он уже презирал это место. Тигардин пытался представить свое назначение в глушь каким-то духовным испытанием, ниспущенным прямиком от Господа, но в первую очередь это было дело рук его матери. О да, поимела она его роскошно, прямо раком поставила, старая крыса. Больше ни гроша на содержание, пока он не покажет свое усердие, сказала она, когда наконец узнала – на той неделе, когда готовилась к посещению его выпускной церемонии, – что он вылетел из библейского колледжа Сил небесных в конце первого же семестра. А потом, всего через день-другой, позвонила ее сестра и сообщила, что Альберту плохо. Как же, блин, вовремя! Мать без спросу послала сына добровольцем.
За все время учебы единственным приятным моментом оказался курс психологии, который вел доктор Филлипс. Кому вообще на хрен сдалась ученая степень из колледжа Сил небесных, в мире, где существует Гарвард и университет Огайо? С тем же успехом можно купить и получить диплом по почте в каком-нибудь заведении, которые рекламируются на последних страницах журналов с комиксами. Он хотел пойти в нормальный университет и учить право – но нет, только не на ее деньги. Она хотела, чтобы он сделался смиренным священником, как ее зять Альберт. Говорила, будто боится, что слишком его избаловала. Много чего она говорила, в основном всякий ебнутый бред, но хотелось ей на самом деле, как понимал Престон, чтобы он от нее зависел, чтобы был привязан к ее фартуку, чтобы вечно целовал ей зад. Он всегда разбира