Ленора не сказала ни слова. Посмотрела на деревянный крест на стене за алтарем, потом встала. Тигардин с написанным на лице презрением отпер дверь и придержал перед ней, и она прошла мимо с понурой головой. Слышала, как за спиной дверь спешно захлопнули. Едва стояла на ногах, но все же смогла пройти пару сотен метров, прежде чем упасть под деревом в нескольких шагах от обочины гравийной дороги. Отсюда все еще было видно церковь, куда она ходила всю жизнь. Сколько раз Ленора чувствовала там присутствие Бога – но ни разу с тех пор, как прибыл новый священник, это она осознала только теперь. Несколько минут спустя она увидела, как с другого конца дороги показалась Памела Ристер и вошла внутрь – ее хорошенькое личико сияло счастьем.
В четверг после ужина Эрвин повез Эмму на вечернюю службу. Ленора сказалась больной, жаловалась, что у нее раскалывается голова. Даже не прикоснулась к еде. «Ну, выглядишь ты худо, твоя правда, – сказала Эмма, прикладывая руку к щеке девушки, чтобы померить температуру. – Тогда оставайся сегодня дома. Я попрошу за тебя помолиться». Ленора ждала в спальне, пока не услышала, как заводится машина Эрвина, потом убедилась, что Ирскелл все еще спит в качалке на крыльце. Дошла до коптильни и открыла дверь. Постояла и подождала, пока глаза привыкнут к темноте. В углу за жаками на карпа нашла моток веревки, на конце связала грубую петлю. Потом поставила посреди сарайчика пустое ведро из-под лярда. Встала на него и семь-восемь раз обвязала другой конец вокруг одной опорной балки. Потом спрыгнула с ведра и закрыла дверь. Теперь в сарае стало темно.
Встав обратно на металлическое ведро, просунула голову в петлю и затянула покрепче. По лицу сбежала струйка пота, и она поймала себя на мысли, что это надо сделать на солнце, на теплом летнем воздухе – может, лучше даже подождать день-другой. Возможно, Престон передумает. Так она и сделает, решила Ленора. Не мог же он говорить серьезно. Просто расстроился, вот и все. Она начала ослаблять петлю, и ведро закачалось. Потом нога соскользнула и ведро укатилось, а она осталась болтаться. Упала всего на несколько дюймов – недостаточно, чтобы сразу сломать шею. Почти доставала мысками до пола – оставался еще какой-то дюйм. Брыкаясь, схватилась за веревку, изо всех сил попыталась подтянуться к балке, но не хватило сил. Попыталась закричать, но задушенный хрип не пробился за дверь сарая. Пока веревка медленно пережимала трахею, она все больше впадала в панику, царапала шею ногтями. Лицо стало лиловым. Ленора почувствовала, как по ногам потекла моча. Кровеносные сосуды в глазах начали лопаться, а потом мир вокруг начал меркнуть. Нет, думала она, нет. Я рожу, Господи. Я просто уеду отсюда, далеко-далеко, как папа. Я просто исчезну.
37
Где-то через неделю после похорон Клещ Томпсон, новый шериф округа Гринбрайер, ждал у машины Эрвина, когда парень освободился с работы.
– Надо потолковать, Эрвин, – сказал законник. – О Леноре.
Он был одним из тех, кто выносил ее тело из коптильни после того, как Ирскелл увидел, что дверь не заперта на крючок, и обнаружил труп. Шерифа за многие годы уже не раз вызывали на самоубийства, но в основном к мужчинам, которые вышибали себе мозги из-за какой-нибудь бабы или неудачной сделки, но чтобы вешалась юная девушка – такого еще не бывало. Когда он опрашивал в тот вечер родных погибшей – сразу после того, как уехала скорая, – Эмма и парень утверждали, что в последнее время Ленора, наоборот, казалась счастливой. Что-то здесь не складывалось. За всю неделю он так толком и не уснул.
Эрвин забросил коробку с обедом на переднее сиденье «бел-эйра».
– Что такое?
– Я решил, лучше сообщить тебе, чем твоей бабушке. Судя по тому, что я слышал, она такие вещи переживает плохо.
– Что сообщить?
Шериф снял шляпу, повертел в руках. Переждал, пока пройдет еще пара мужчин и сядет в свои машины, потом прочистил горло.
– Ну, черт, даже не знаю, как сказать, Эрвин, поэтому скажу уж как есть. Ты знал, что Ленора была беременна?
Эрвин долго смотрел на него с озадаченным видом.
– Пиздеж, – наконец сказал он. – Напиздел какой-нибудь сукин сын.
– Я твои чувства понимаю, правда, но я только что от коронера. Может, старина Дадли и выпивает, но не врет. По его подсчетам, она была на третьем месяце.
Парень отвернулся от шерифа, полез в задний карман за тряпкой и вытер глаза.
– Господи, – он пытался удержать верхнюю губу, чтобы та не дрожала.
– Как думаешь, твоя бабушка знала?
Качая головой, Эрвин сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, потом сказал:
– Шериф, да бабуля просто умрет, если услышит.
– Ну, у Леноры был парень, с которым она виделась? – спросил шериф. Эрвин вспомнил, как однажды вечером – всего-то пару недель назад – тем же вопросом задавалась Эмма.
– Вот уж не знаю. Черт, да я никого набожнее Леноры в жизни не видел.
Клещ надел шляпу.
– Слушай, вот как я все вижу, – произнес он. – Никому об этом знать не надо, кроме тебя, меня да Дадли, а он рта не раскроет, это я гарантирую. Так что пока – молчок. Что думаешь?
Эрвин снова утер глаза и кивнул.
– Я это ценю, – сказал он. – И без того было плохо, когда все узнали, что она над собой учинила. Черт, мы даже не смогли уговорить нового священника… – Его лицо вдруг потемнело, и он отвернулся к виднеющейся вдали вершине Мадди-Крик.
– Что такое, сынок?
– А, ничего, – ответил Эрвин, переводя взгляд на шерифа. – Не уговорили его и слова сказать на похоронах, вот и все.
– Ну, некоторые к этому относятся категорично.
– Да, видать так.
– Значит, не представляешь, с кем она гуляла?
– Ленора в основном была сама по себе, – сказал парень. – А кроме того, что вы сможете сделать-то?
Клещ пожал плечами.
– Мало что, думаю. Может, и не надо было ничего говорить.
– Простите, не хотел обидеть, – сказал Эрвин. – И хорошо, что вы рассказали. Хотя бы ясно теперь, почему она это сделала, – он сунул тряпку обратно в карман и пожал Клещу руку. – И спасибо, что подумали о бабуле.
Он смотрел, как отъезжает шериф, потом сел в свою машину и проехал двадцать пять километров до Коул-Крика. Включил радио на полную громкость и заехал в хижину бутлегера в «Голодном ущелье» купить две пинты виски. Когда вернулся домой, проведал Эмму. Насколько он знал, старушка всю неделю не вставала с постели. От нее начинало попахивать. Эрвин принес стакан воды и уговорил попить.
– Слушай, бабуль, – попросил он. – Ты давай поднимайся наутро, приготовь мне с Ирскеллом завтрак, ладно?
– Дай мне полежать, – ответила она. Перевернулась на бок, закрыла глаза.
– Только еще один день – и все, – сказал он. – Я тут с тобой не шучу. – Он пошел на кухню и пожарил картошки, соорудил для себя и Ирскелла бутерброды с болонской колбасой. После еды Эрвин помыл сковородку с тарелками и снова заглянул к Эмме. Потом вынес на крыльцо две пинты и вручил одну старику. Сел в кресло и наконец решил поразмыслить над словами шерифа. Три месяца. Ленора явно забеременела не от какого-нибудь парня из местных. Эрвин знал всех в округе и был в курсе того, что о ней думали. Единственное место, куда она любила ходить, – это церковь. Он задумался, когда впервые приехал новый священник. Это, выходит, апрель, немногим больше четырех месяцев назад. Припомнил, как Тигардин перевозбудился, когда на общую трапезу пришли девчонки Ристеров. Не считая Эрвина, этого как будто никто не заметил, разве что молодая жена священника. Ленора даже убрала подальше чепчики вскоре после того, как появился Тигардин. Эрвин тогда подумал, что ей наконец надоело выслушивать обзывательства в школе, но, может, были и другие причины.
Он вытряхнул две сигареты из пачки и раскурил, затем передал одну Ирскеллу. За день до похорон Ти-гардин сказал паре прихожан, что ему не хотелось бы проповедовать на могиле самоубийцы. Так что пришлось попросить сказать пару слов своего бедного больного дядю. Альберта на деревянном кухонном стуле принесли двое мужчин. Выдался самый жаркий день в году, и в церкви было как в топке, но старик не сплоховал. Пару часов спустя Эрвин отправился покататься по проселкам, как всегда поступал, когда переставал что-либо понимать в этой жизни. Проезжал мимо дома Тигардина, видел, как священник идет в туалет в домашних тапочках и обвислой розовой шляпе женского фасона. Его жена загорала в бикини, растянувшись на одеяле на заросшем бурьяном дворе.
– Черт, ну и жара, – буркнул Ирскелл.
– Ага, – ответил Эрвин через минуту-другую. – Может, сегодня тут ляжем на ночь?
– Не пойму, как Эмма терпит жару в спальне. Там как в духовке.
– Она встанет утром, приготовит нам завтрак.
– Правда?
– Ага, – сказал Эрвин, – правда.
И она приготовила – бисквиты и яйца с мясной подливкой, причем поднялась за час до того, как они выбрались из одеял на крыльце. Эрвин заметил, что она умылась и переоделась, повязала на редкие седые волосы новый платок. Эмма почти не говорила, но, когда села и начала накладывать себе пищу, он понял, что о бабушке уже можно не беспокоиться. На следующий день, когда из своего пикапа вылез бригадир и показал на часы – дескать, работа закончена, – Эрвин заторопился к себе в машину и снова проехал мимо Тигардина. Припарковался в двухстах метрах дальше по дороге и вернулся пешком, срезав через лес. Сидя на развилке ложной акации, следил за домом священника, пока не село солнце. Он еще не знал, что ищет, но представлял, где найдет.
38
Через три дня под конец рабочих часов Эрвин сказал начальнику, что больше не вернется.
– Ой, ладно тебе, малой, – ответил бригадир. – Блин, да ты у меня чуть ли не лучший работник, – он густо сплюнул табаком на переднюю покрышку своего пикапа. – Давай еще недельки две? К тому времени как раз и закончим.
– Я не из-за работы, Том, – сказал Эрвин. – Просто сейчас надо заняться кое-чем совершенно другим.
Он поехал в Льюисберг и купил две коробки девятимиллиметровых патронов, завернул домой и проведал Эмму. Она хлопотала на кухне, оттирала на четвереньках линолеум. Эрвин зашел в спальню и достал из нижнего ящика комода немецкий «Люгер». Впервые притронулся к нему с тех пор, как больше года назад Ирскелл попросил убрать пистолет подальше. Сказав бабушке, что скоро вернется, отправился на Стоуни-Крик. С толком почистил оружие, потом вставил в магазин восемь патронов и выстроил в ряд банки с бутылками. За следующий час перезарядил его четыре раза. Пистолет снова казался частью руки, когда Эрвин убрал его в бардачок. Промахнулся Эрвин всего три раза.