— Думаю, я уже уволена! — рассмеялась Маша. — Может, конечно, меня возьмут мыть сортиры…
— Или как у Зои, — подсказала Вера.
— Точно! — Маша хлопнула себя по коленке. — Она ведь мне предлагала!
— Валяй, звони, пока она не передумала, — посоветовала Вера.
Зоя была нежна и внимательна — в результате Вера через три часа высадила Машу у милого особнячка на Тверском бульваре, рядом с которым были припаркованы небольшие городские машинки вроде «Ниссана Микра», «Пежо 206», «Мини Купер» и несколько мопедов. В здании было три этажа — на первом швеи, на втором — закройщики и бухгалтерия, на третьем — дизайнеры и реклама.
— Слушай, а если у меня нет способностей к моде? — поинтересовалась Маша у Зои.
— Но у тебя есть способности к пиару, — Зоя развела руками.
— А… — Маша запнулась. — Смотри вот… Я ведьма, так?
Зоя кивнула.
— А ты… Ты ангел?
— Не совсем, — усмехнулась Зоя. — Не все так тупо. Просто… как бы сказать… Например, Тина представляет одну сторону, я — другую.
— А я? Я какую сторону представляю?
— Ты — никакую. Ты пока никто. Так что не забивай голову, — Зоя быстро смяла разговор. — В общем, у нас скоро показ, так что давай-ка побыстрее начинай работать.
— Черт! — вспомнила кое-что Маша.
Зоя нахмурилась.
— Извини! — Маша смутилась. — Слушай, а ты же обращалась к Тине по поводу показа…
— Забудь! — поморщилась Зоя. — Это был только повод. Делай свою работу. Пойдем, познакомлю тебя с коллегами.
Маша осталась разговором недовольна, но почувствовала, что от Зои большего не добьешься, и потопала за ней в отдел рекламы. Едва она зашла в комнату, как чуть не расхохоталась. Это был… просто какой-то женский рай. На столах стояли букеты сухих цветов, там же располагались фарфоровые статуэточки, декоративные вазочки, мягкие игрушки, рамки для фотографий в стразах и в сердечках… Окна закрывали вертикальные жалюзи нежно-розового цвета, на полу лежал ворсистый бежевый ковер, а стены украшали плакаты с кошечками в корзинках… И девушки были под стать: в женственных шифоновых блузах, в юбках с воланами — все пастельных тонов, на изящных шпильках. Почти у всех девушек вились локоны, пальцы украшали длинные ногти — преимущественно с французским маникюром, а на столах валялись и телефоны со стразами от Сваровски.
Маша, в джинсах и черной майке без рукавов с серебряной надписью «Я — череп — гламур», как-то не совсем вписывалась в их компанию и уже заранее чувствовала, что не найдет с ними общий язык, но ей была нужна работа — поэтому она вымученно улыбнулась и бодро произнесла:
— Я — Маша!
Девушки заворковали, хором заверили, что им «очень приятно», показали Маше пустой стол, а самая любезная подарила ей плюшевого кролика и пообещала помочь с делами. Маша осторожно, чтобы никто не заметил, попробовала их прощупать. Вот эта, что подсунула кролика, была довольно самоуверенной ведьмой, которая поставила себе задачу стать лучше всех. «Зубрила!» — фыркнула про себя Маша. Вторая, девушка в мелких кудряшках, была куда способнее, но хотела лишь одного — уехать в Прагу, открыть магазин природной косметики и приворожить мужчину, который будет о ней заботиться. Излучения у них были блеклые, невыразительные, какие-то куцые — Маша разочаровалась и занялась делами. Она-то думала, что все ведьмы — яркие, праздничные, а эти курицы больше напоминали амбициозных секретарш, чем нечто сверхъестественное.
В два часа они пошли обедать. Кафе оказалось милым, но там нельзя было курить. На первый раз Маша решила не выпендриваться и промолчала — в конце концов, это ведь только перерыв на обед, а не дружеские посиделки…
— Я наконец-то посмотрела фильм «Колдунья»! — воскликнула одна. — С Кидман! Это так мило! Она такая милая! Просто прелесть!
Маша закашлялась. Фильм «Колдунья» она с трудом осилила до половины — слащавая нудятина!
— А я купила полную коллекцию Селин Дион! — похвасталась другая. — Наконец-то! Я так счастлива!
Девицы завизжали — наверное, от восторга, а Маша сползла со стула, почувствовав дурноту. Селин Дион! Бог мой!
— Посмотрите, посмотрите, что он мне подарил! — третья всем под нос совала мобильный телефон.
Маша перегнулась через соседку и увидела на снимке жуткую штуку — салатницу в форме сердечка.
— А кто тебе ее подарил? — полюбопытствовала она.
— Мой жених! — прыснула девица и вытянула палец, на котором красовалось кольцо с брилиантом грушевидной формы.
Кольцо Машу не впечатлило — во-первых, ей не нравились «капельки», а во-вторых, ее невозможно было удивить кольцом, в котором, кроме камня и оправы, не было ничего выдающегося. Ну, бриллиант… Ну, довольно крупный… Ну, наверное, он дорого стоил… Но Маша бы никогда себе ничего подобного не купила — ей нравились странные, тяжелые серебряные украшения. Желательно из Индии, Бразилии или Мексики, ручной работы, с крупными камнями — гранатами, топазами, александритами… Такие, которые могли рассказать что-нибудь о личности хозяина, а не только сообщить, сколько у него денег.
— Здорово… — без вдохновения похвалила она.
«Надо попроситься к Тине уборщицей, — с печалью подумала она. — Здесь я погибну…» Барышни были уж такие милые, такие очаровательные, такие положительные и женственные, что Машу потянуло на какое-нибудь хулиганство — заказать, например, текилы и пуститься в пляс… Но вместо этого она быстро доела суп, поднялась со стула и предложила:
— Кто со мной курить?
Девушки уставились на нее в немом ужасе: можно было подумать, что она предложила по-быстрому отдаться кому-нибудь за сотню баксов и потратить их на героин. Маша развела руками и вышла на улицу, где устроилась рядом с мусорным ведром. Позвонила Вера.
— Ну, как ты? — жизнерадостно спросила она.
— Вся в позитиве, — мрачно ответила Маша. — Настолько, что скоро начну бухать с утра.
— Держись, подруга! — расхохоталась Вера. — Вот наберешься ума-разума и свалишь из этой богадельни.
— В психушку, — буркнула Маша и жутко позавидовала Вере, которая, наверное, сейчас прохлаждается у себя в особняке.
Ровно через месяц Маша сидела, уткнувшись носом в компьютер, и делала вид, что увлечена работой. Барышни чирикали, суетились, и Маша надеялась, что они о ней забудут. Но нет.
— Маша, пойдешь с нами обедать? — предложила та, что собиралась замуж.
— Я попозже, — улыбнулась Маша, добавив про себя: «Я не с вами, я против». — Надо кое-что доделать.
— Мы будем тебя ждать! — пообещала невеста.
— Приходи! Тебе что-нибудь заказать? Хочешь, возьму тебе морковный сок? — защебетали остальные.
— Спасибо, но я лучше сама, не беспокойтесь, — Маша все еще улыбалась, но про себя думала: «Когда же они свалят!!!»
Наконец девушки напудрились, подрумянились и ушли.
Маша с чувством выдохнула.
Минут через пять она схватила сумку, спустилась вниз, прорвалась по бульварам на Сухаревскую и бегом бросилась в чебуречную, где присоседилась к каким-то ханурикам и жадно вцепилась зубами в чебурек.
— Да я его в рот …л мать его за ногу в …зду в нос его …ть! — загнул ее сосед.
Маша с нежностью посмотрела на него.
Позвонила Вера.
— Что делаешь? — спросила она.
— Не поверишь, — усмехнулась Маша. — Стою в чебуречной, слушаю, как люди матом ругаются…
Вера помолчала. Потом расхохоталась.
— Ну ты даешь! — воскликнула она, отсмеявшись. — Припекло?
— Не то слово! — Маша жарко зашептала в трубку. — Просто ужас! Они там постоянно говорят о том, какое платье надеть на свадьбу, слушают группу «Фабрика», и у них на рабочем столе фотки Орландо Блума! И они падают в обморок при слове «фигня»! Ты понимаешь, надо говорить «глупости»! Я на соплях держусь, у меня в любой момент может начаться необратимый нервный срыв!
— Ничего, Мариша тебя пристроит в хороший дурдом! У нее большие связи! Ха-ха-ха… Ладно… Приезжай вечером, поведу тебя в порядке восстановления психики на вечеринку!
— Ура!
Маша повеселела, доела чебурек, запила его теплым лимонадом (холодным было только пиво) и побежала обратно в институт благородных девиц — на работу.
Собственно, на работе она занималась мегаерундой — переписывала какие-то дурацкости типа «новая летняя коллекция воплощает собой фантазии автора о том, как бы себя чувствовали тургеневские барышни в новом времени… тыры-пыры… она предназначена для тех, кто хочет сохранить в душе романтический флер Серебряного века („Что это значит?“ — в ужасе думала Маша) тыры-пыры…»
Она понеслась к Зое — собиралась предложить что-нибудь адекватное человеческому сознанию, типа «летняя коллекция из полупрозрачных тканей, натурального шелка и воздушного крепа ностальгирует по элегантности и чувственности Серебряного века», но та лишь уверила ее, что она ничего не понимает и что воззвание полностью соответствует целевой аудитории.
Но при всем при том, что на большинстве блузочек из коллекции присутствовали ненавистные Маше банты под горло, белые платьица были в жуткий мелкий цветочек, а легкие шелковые юбки развевались на ветру, — вещи разлетались из магазинов.
— В какой-то момент образ мыслей начинает соответствовать тому, как человек выглядит, — талдычила Зоя.
— То есть ты хочешь сказать, что все эти твои бантики и рюшечки поднимают нравственность в массах? — съехидничала Маша. — Бытие определяет сознание? Ха-ха…
Но Зоя так на нее посмотрела, что Маша решила не спорить. Видимо, здесь все слишком серьезно. Правда, носить это она отказалась наотрез, но, судя по всему, Зоя не теряла надежды ее переубедить. Маша даже честно примерила платьишко в горох с рукавами-крылышками и поясом-бантом на талии, но ее разобрал такой истерический смех, что платье чуть не треснуло по швам. То есть, конечно, само по себе платье было симпатичное, и любая девушка в нем выглядела бы очень мило… Но Маша была уверена, что мода — это не просто голые фантазии модельера, который сидит и думает: «Не пришить ли на блузу третий рукав?» Мода, по ее мнению, так или иначе отражает время — ведь сейчас невозможно представить, что женщины в пятидесятых годах не носили сапоги! Да-да! Даже в мороз они надевали либо туфли, либо валенки, а сапоги носили извозчики и лошадники. А сейчас все носят сапоги — даже летом, поэтому на пике моды — бриджи и укороченные джинсы, и еще все это ассоциируется с современной женщиной, новой амазонкой. И в эту новую систему ценностей Маша никак не могла вписать платьица в горошек — униформу робких созданий начала шестидесятых, котор