– Просто я запомнил, что в оригинале были другие слова.
– Вот это память!
– Хотелось бы верить в это. Но все проще. Я уже читал надпись пару дней назад. Будь у меня феноменальная память, я бы сразу заметил ошибку. Ведь я знаю эти стихи еще со средней школы.
Глава 19
Следующим днем была пятница, и я провел ее в центре города в новой попытке откопать что-то в официальных документах, пока все учреждения не закрылись на выходные. Но ничего особенно ценного не нашел.
Мне удалось закончить как раз вовремя, чтобы не угодить в час пик, и я вернулся домой подземкой. Меня ожидало сообщение от Элеоноры Йонт. Уже было пять часов, но я застал ее на рабочем месте.
Она с заметным удовлетворением информировала меня, что никаких мошеннических операций у себя ей обнаружить не удалось.
– Мой главный бухгалтер чрезвычайно удивился, когда я высказала предположение, что такое могло иметь место, – сообщила она. – И конечно, испытал огромное облегчение, установив ложность подозрений. Честно говоря, мне и самой ненавистна мысль о том, что Глен мог оказаться вором. Но то, что он ничего не украл у меня самой, не разрешает проблемы до конца, верно?
На самом деле я вовсе не рассматривал его в роли вора. Как не смог бы себе представить Элеонору Йонт, назначающую ему свидание в «Адской кухне», чтобы хладнокровно всадить в своего юриста четыре пули.
Она спросила, удалось ли мне узнать что-то новое.
Очень мало, ответил я. Мне стали известны некоторые факты, недоступные прежде, но я ничего не мог построить на их основе.
– Интересно, как это начинается, – сказала она.
Пришлось признать, что я не понял ее мысли.
– Мне это всегда было любопытно. И потому интересно знать ваше мнение, – продолжала она. – Рождается человек преступником или становится им, если в детстве ему наносят душевную травму? Или на преступный путь его приводит какое-то важное событие на более позднем этапе жизни? Глен казался идеальным образцом абсолютно заурядного молодого человека. Но выяснилось, что он постоянно всем лгал, и на самом деле вел совершенно не ту жизнь, которая была видна со стороны. Мне кажется, может вскрыться, что в детстве его часто избивал отец или сексуально домогался какой-нибудь там дядя. И однажды у него сформировалась мысль: «Я всем вам отомщу – стану крупным мошенником! Будете знать, как досаждать мне!» Или торговцем наркотиками, шантажистом. Бог знает кем еще. Было бы крайне интересно узнать, чем он промышлял на самом деле.
Ти-Джей тоже оставил сообщение. Я просигналил ему на пейджер, и он сразу мне перезвонил, но предмет нашего обсуждения не годился для открытой телефонной линии, и потому много мы друг другу сообщить не успели. По его намекам я понял, что пистолета он еще не раздобыл, но работает в этом направлении.
Сам он ни словом не обмолвился о Джулии, а я не стал задавать вопросов.
На собрании в соборе Святого Павла этим вечером главным выступавшим был мужчина из Кооперативного района в Бронксе. Он работал строителем, считаясь специалистом по оконным рамам, и поведал нам поучительную, но банальную историю своего пьянства. Мое внимание блуждало до тех пор, пока он не бросил такую фразу:
– И вот каждый вечер я запирался в своей меблированной комнате и пил, пока мне не начинало казаться, что я где-то в Боливии.
Джим Фейбер тоже пришел на собрание и в перерыве сказал мне:
– Тебе удавалось что-нибудь подобное? Я думал, что только ЛСД помогает совершать такие «путешествия», а этот парень улетал в Ла-Пас на чистейшем шотландском виски. По-моему, для них это неплохая рекламная идея.
– Мне показалось, он использовал это как фигуру речи. Он считает, что есть такой устойчивый оборот: «допиться до Боливии». На самом деле он ничего такого не имел в виду.
– Нет, он сказал то, что хотел сказать. Я ведь тоже не раз хотел допиться до Боливии, но в большинстве случаев просыпался с бодуна в Кливленде.
Когда собрание закончилось, мы договорились об очередном воскресном ужине. Я спросил, не хочет ли Джим выпить чашку кофе, но ему нужно было домой. Тогда я подумал, не позвонить ли Лайзе и, быть может, заскочить к ней. Но вместо этого присоединился к группе участников собрания, и мы отправились в «Пламя». Мысль позвонить Лайзе не оставляла меня и позже, но я так этого и не сделал. Добравшись до отеля, я поговорил с Элейн, и мы назначили свидание на субботний вечер.
Затем я немного посмотрел новости по Си-эн-эн, выключил телевизор и пролистал еще раз книгу стихов, снова сосредоточившись на том из них, которое дало пищу для размышлений. Вскоре после полуночи погасил свет и улегся в постель.
Это как не пить на начальной стадии, думал я. Сдерживаешь себя день за днем. И если уж я научился воздерживаться от бурбона, то смогу устоять и перед соблазном увидеться с Лайзой Хольцман.
В субботу после обеда мне позвонил Ти-Джей.
– Знаешь палатку, торгующую бубликами у автобусной станции?
– Знаю, словно в ней и родился.
– По-моему, пончики они пекут вкуснее бубликов. Не хочешь там со мной встретиться?
– Когда?
– Называй любое время. Мне нужно пять минут, чтобы туда добраться.
Я ответил, что мне потребуется несколько больше, и прошло примерно полчаса, прежде чем я сел рядом с ним у стойки закусочной на первом этаже автовокзала при порте Нью-Йорка. Он запивал колой пончик. Я заказал себе кофе.
– У них пончики действительно что надо! – сказал он. – Я бы съел пару на твоем месте.
– Сейчас как-то не хочется.
– Странное дело. Ешь бублик и знаешь, что мучное вредно. А с пончиками даже не думаешь об этом. Необъяснимо.
– Мир вообще полон таинственного и необъяснимого.
– Вот это верно, хотя и скверно. Почти решился позвонить тебе вчера, но было слишком поздно. Один тип предлагал купить «узи».
– Это не совсем то, что я ищу.
– Да, знаю. Но ствол потрясный, доложу я тебе. И дополнительная обойма за те же деньги. Упакован в металлический чемоданчик. Все прибамбасы. И главное, отдавал дешево, потому что срочно понадобилась доза.
Я вообразил, как Джен пытается застрелиться из короткоствольного автомата.
– Нет, не годится, – сказал я решительно.
– Да он его уже точно успел кому-нибудь толкнуть. Если только не воспользовался сам для ограбления. Но ближе к делу. Я достал и то, что тебе подойдет.
– Где он?
Ти-Джей похлопал по большой холщевой борсетке, которую носил на поясе.
– Прямо тут, – сказал он, понизив голос. – Револьвер тридцать восьмого калибра. С тремя патронами. В барабан входит пять, но у продавца остались только три последние. Быть может, из него двоих успели уложить. Этого никто не знает. Трех пуль хватит?
Я кивнул. Одной было бы достаточно.
– Помнишь, что тут мужской туалет снаружи справа? Заходи туда через минуту-другую.
Он соскользнул с высокого стула и вышел из заведения. Я допил кофе и расплатился за нас обоих. Он стоял в туалете, опершись о раковину и проверяя в зеркале прическу. Я встал рядом и принялся мыть руки, дожидаясь, когда мужчина у писсуара закончит свои дела и уйдет. Когда мы остались одни, Ти-Джей отстегнул борсетку и вместе с поясом подал мне.
– Проверь товар, – сказал он.
Я зашел в одну из кабинок. Это был пятизарядный револьвер с насечкой на рукоятке и стволом длиной два дюйма. Запах от него исходил такой, словно его вообще ни разу не чистили и не смазывали со времени первого выстрела. Мушку со ствола убрали напильником. Барабан был пуст, но в мешочке лежали три патрона, каждый отдельно завернутый в промасленную бумагу. Я развернул один из них, убедился, что он входит в барабан, а потом снова вынул и завернул, как прежде. Патроны я положил в карман, а пистолет сунул за брючный ремень сзади. Пиджак надежно скрывал его, и главное было не дать ему вывалиться.
Выйдя из кабинки, я подал синюю сумочку Ти-Джею. Он хотел спросить, что не так, но по весу борсетки догадался – пистолет там больше не лежал.
– Не хочешь взять и борсетку, чтобы таскать его, приятель?
– Я думал, она твоя.
– Нет, она продавалась как кобура к товару. Забирай.
Я вернулся в кабинку, уложил пистолет и патроны в сумочку, а потом застегнул ее пояс у себя на талии. Носить револьвер так было в самом деле и удобнее, и безопаснее, чем под брючным ремнем. Уже снаружи Ти-Джей объяснил, что теперь борсетки охотно использовали те, кто находился и по ту и по эту сторону закона.
– Как мне кажется, копы стали так поступать первыми, – сказал он. – Ты же знаешь, как они любят ходить при оружии даже во внеслужебное время? Им только не хочется, чтобы пистолет оттягивал карман, или из-за него пиджак сидел криво. Некоторые носили с собой рюкзачки, но уж больно это напоминало женские сумочки, и к тому же ты запросто мог где-то снять его и забыть. А борсетки продаются на каждом углу. Надеваешь ее, и можешь даже забыть, что она на тебе. Оставь молнию полуоткрытой, и ты готов выхватить свой ствол в одно мгновение. И еще они очень дешевые. Десять-двенадцать долларов. Но, конечно, если пожелаешь иметь кожаную, придется потратить больше. У одного торговца наркотой я видел такую вещь из шкуры угря, представляешь? Это считается рыбья кожа или змеиная?
– Рыбья.
– Даже не знал, что рыбья кожа на что-то годится. Хотя такие стоят действительно дорого. Наверное, можно купить борсетку из кожи крокодила, если хватит глупости захотеть такую.
– Наверное.
Я спросил про Джулию.
– Странная она все-таки, – отозвался он. – Как думаешь, сколько ей лет?
– Сколько лет?
– Попробуй угадать, промахнешься как пить дать. Так сколько?
– Не знаю. Лет девятнадцать-двадцать.
– Двадцать два.
Я передернул плечами.
– Почти угадал.
– А ведь выглядит моложе, – сказал он. – А захочет, станет выглядеть старше. Только что с тобой была маленькая девочка, которая нуждалась в твоей защите. Проходит минута, и она превращается в строгую учительницу, которая велит тебе остаться в классе после уроков. Она столько всего знает, ты не поверишь!