Декоративные оловянные плитки кухонного потолка наполняют мои глаза своим серебристым сиянием. Кончики его пальцев танцуют по моим ключицам, а затем его рука обхватывает мое горло. Я чувствую, как его член упирается в мое бедро, когда он медленно перекрывает мне воздух.
— Что тебе снилось прошлой ночью? — прошептал он мне на ухо. — Ты стонала во сне...
— Я не помню, — лгу я.
Его пальцы сжимаются до тех пор, пока на оловянной плитке не появляются черные пятна, и я едва чувствую его руку под своим телом.
— Ты не сможешь хранить от меня секреты, Мара, — рычит он, стискивая зубы у моего горла. — Я буду ломать тебя систематически, без устали, пока ты не дашь мне то, что я хочу.
Я поворачиваю голову и смотрю прямо ему в глаза.
— Чего ты хочешь?
Он облизывает губы, наши рты так близко друг к другу, что его язык почти касается и моего.
— Я хочу всю тебя. Каждая частичка тебя. Я хочу знать о тебе все: всю твою историю, каждую мысль, которая приходит тебе в голову. Каждое желание, каким бы темным или извращенным оно ни было. Все фантазии, какими бы невозможными они ни казались. И самое главное, Мара, я хочу занять твои мысли, как ты занимаешь мои. Я хочу, чтобы ты была одержима мной, привязана ко мне, зависела от меня. Я хочу, чтобы ты жила для меня, а не только со мной.
Для меня это более страшная перспектива, чем когда я думала, что Коул может меня убить.
Вся моя жизнь была борьбой за независимость.
Каждый человек, который должен был любить меня, вместо этого пытался контролировать меня. Они пытались согнуть меня и придать мне форму, чтобы я стала такой, какой они хотели, чтобы они могли использовать меня, чтобы они могли поглощать меня, как топливо.
Я отстраняюсь от него, встаю прямо, закрываю мантию и застегиваю ее.
— Я отдала свою жизнь в твои руки. Но никогда не говорила, что ты можешь забрать мою личность.
Коул улыбается мне, не стесняясь.
— Я не пытаюсь изменить твою сущность. Я пытаюсь раскрыть ее. Бриллиант не может сиять, пока его не огранят.
Я скрещиваю руки на груди, уже зная, к чему это приведет.
— И где ты планируешь меня огранить сегодня?
Он пытается сдержать смех, что никогда не является хорошим знаком.
— Всегда такая подозрительная, Мара. Это совершенно несправедливо, учитывая, что я еще не придумал для тебя ни одного плана, который бы тебе не понравился.
— Это щедрая интерпретация. Особенно если учесть, что путь к «наслаждению», как правило, не менее ужасен.
Теперь он смеется, и этот звук обдает меня жаром. Когда дьявол смеется, мир немного кренится вокруг своей оси, и где-то кто-то совершает роковую ошибку.
— Нет ничего ужасающего в том, что я поведу тебя по магазинам.
— Ни хрена подобного, — огрызаюсь я. — Ты обещал забрать мои вещи из старого дома.
— И я забрал - твои вещи будут доставлены сегодня днем. Хотя сначала я должен их продезинфицировать.
Он фыркнул.
— Не хочешь, чтобы в твоих безупречных шкафах висели мои куртки из дешевого магазина? Не волнуйтесь, я уверена, что в этом доме есть крыло, которое ты даже не видел.
— О, я знаю каждый дюйм этого дома, — заверил меня Коул. — От меня нигде не спрячешься, тем более здесь, в моем собственном доме.
Зафиксировав его темный взгляд, я верю ему.
Противостоять Коулу - все равно что стоять на пути товарного поезда.
И все же я стою здесь, глядя на свет фар, а гудок предупреждает меня об опасности.
— Мне нравится моя одежда, — шиплю я.
— У тебя нет своей одежды, — говорит Коул. — У меня есть. И я не отдам ее тебе, пока ты не пойдешь со мной за покупками. Если тебе не понравится то, что я выберу, ты не обязана это носить. Но ты будешь сопровождать меня... или тебе придется идти в студию в этом халате. — Он усмехается. — Или голой. Меня устроит любой из этих вариантов.
Я буду носить этот чертов халат всю неделю, чтобы насолить ему. Это оскорбит его чувства гораздо больше, чем мои. Только холодный серый туман за окном меня отговаривает - шелк не греет.
— Ладно, — говорю я нехотя. — Но я серьезно - я не надену ничего, что мне не нравится.
— Меньшего я и не ожидал, — отвечает Коул с раздражающим самодовольством.
Поднеся стакан с латте к раковине и поставив его чуть сильнее, чем нужно, я говорю: — Давай покончим с этим.
Коул поднимает одну черную бровь.
— Сначала тебе нужно принять душ.
У меня руки чешутся снова схватить стакан и швырнуть в него. Ему никогда недостаточно получить то, что он хочет, - все должно быть именно так, как он хочет.
Вместо этого я выскальзываю из халата и бросаю его в лужу посреди пола его кухни.
— Как пожелаете, мастер.
В тоне звучит сарказм, но я все равно вижу, как он краснеет от удовольствия. Он подхватывает халат и следует за мной, как темная тень, бесшумно и близко.
Я поднимаюсь по лестнице в хозяйскую спальню. Ванная комната Коула втрое больше моей старой спальни. Раковины - массивные плиты из необработанного серого камня под водопадными кранами. Ванна, размером с небольшой бассейн, стоит прямо на деревянном полу, прямо у окна, как бесконечный бассейн. Душ размером с автомойку, с десятком форсунок, направленных во все стороны.
Коул включает их для меня, пока я отправляю плейлист с моего телефона на его Bluetooth-колонки.
Музыка эхом отражается от каменных стен, гуляет по пространству, смешиваясь с густым паром из душа.
Terrible Thing - AG
— Почему тебе для всего нужна музыка? — спрашивает меня Коул.
— Потому что она делает все лучше, — отвечаю я, ступая под брызги.
Коул стоит за стеклом, его глаза блуждают по моему мокрому телу.
Ему не стыдно наблюдать за мной. Он делает это открыто, постоянно. Не пытаясь скрыть свое удовольствие.
Это ему льстит.
Я для него экзотическое существо. Все, что я делаю, вызывает интерес.
Взгляд Коула заставляет меня лучше осознавать, что я делаю. Как откидываю голову назад под струей, обнажая горло. Как мыльные пены скользят между грудей. Как моя кожа пылает от жары.
Я принимаю душ медленно, чувственно. Провожу ладонями по своим изгибам. Поворачиваюсь на месте, чтобы он мог полюбоваться мной со всех сторон.
Когда Коул наблюдает за мной, его глаза оживают на лице. Он прислонился к стене, сложив руки на груди, и сквозь тонкую ткань рубашки видны мускулы его рук.
Каждый поворот моего тела вызывает судорогу в его челюсти. Его глаза ползут по моим бедрам, по моей заднице, по его собственной фигуре от бедра до ребер, даже по уродливым шрамам на обеих моих руках: ему все это нравится.
Я поднимаю душевую лейку со стены, чтобы направить поток именно туда, куда мне нужно. Закрываю глаза, открываю рот, чтобы капли попадали на язык. Я провожу водой по груди, медленными движениями в такт музыке.
Сев на скамейку в душе, я брызгаю водой на подошвы ног, слегка ерзая от щекотки. Затем пускаю воду вверх по ноге, сначала по одной, потом по другой.
Коул стоит неподвижно, наблюдая за мной. Его бесконечное восхищение создает энергию вуайеризма, которая подстегивает меня к более странным действиям.
Прислонившись спиной к прохладной каменной стене, я раздвигаю колени, открывая свою киску его взору. Теперь он делает шаг вперед, глаза темнее нефтяного пятна, губы бледные.
Я направляю струю душа прямо на свою киску. Почти слишком жарко, чтобы терпеть, поэтому я слегка брызгаю водой на свои раскрытые губы, пока не привыкну к этому, пока не смогу направить напор прямо на клитор.
Моя голова откидывается к стене, глаза закрыты.
Я больше не смотрю, как Коул наблюдает за мной.
Я чувствую его.
Вода ласкает меня, скользит по моим складочкам, бежит повсюду. Она теплая и мощная. Чем ближе я подношу лейку душа, тем сильнее становятся ощущения.
— Вот так… — бормочет Коул. — Хорошая девочка. Не останавливайся.
Румянец поднимается по моему телу, заполняя грудь, ползет по шее.
Жара слишком много. Мне хочется приглушить его.
Почувствовав это, Коул заходит в душ. Он опускается передо мной на колени и кладет свою руку поверх моей на лейку душа, фиксируя мои пальцы. Он направляет струю прямо туда, куда хочет, и держит ее там, пока жар и давление нарастают.
Его брюки промокли, как и дорогие итальянские мокасины. Коул этого почти не замечает. При всем своем перфекционизме Коул - такой же искатель удовольствий, как и я. Он хочет то, что хочет, и готов за это платить.
Сейчас он хочет заставить меня кончить, и ему плевать, какую одежду он испортит.
— Ты уже делала это раньше, — рычит он.
— Да, — задыхаюсь я.
— Вот как ты научилась кончать? В ванной, раздвинув ноги под краном?
Я поджимаю губы, ненавидя то, как он использует секс, чтобы выудить из меня информацию. Ненавижу, как возбуждение делает меня слабой.
Коул подносит лейку душа ближе, пока она не оказывается в дюйме от моей киски, а бьющие струи становятся почти невыносимыми. Он наматывает веревку моих мокрых волос на руку и откидывает мою голову назад, рыча мне в ухо: — Признайся, грязная девчонка. Ты принимала ванну, чтобы кончить, а не для того, чтобы очиститься.
— К черту чистоту, — огрызаюсь я. — Я буду спать в мусорном баке, если мне захочется.
Хихиканье Коула овладевает мною - богатое и злобное, вибрирующее до самых костей. — Я знаю, ты бы так и сделала, маленькая психопатка.
Оргазм такой же горячий и бурный, как струя из душа. Мои легкие наполняются паром. Моя кожа краснеет сильнее, чем лепестки роз.
Когда я, задыхаясь, прижимаюсь к стене, обмякнув и ослабев, Коул приказывает:
— Оставайся здесь. Не шевелись.
Я бы не смогла, даже если бы захотела.
Коул выходит из душа, чтобы достать что-то из своих ящиков. Он не рыскает - его туалетные принадлежности так идеально организованы, что ему требуется всего лишь мгновение, чтобы собрать все необходимое.
Через несколько секунд он возвращается, неся крем для бритья и прямую бритву.