Мы с Марой танцуем вместе.
Она уже начала свою часть фарса. Она делает вид, что пьет слишком много шампанского, тяжело опираясь на мою руку. И я притворяюсь, что раздражаюсь на нее, огрызаюсь на нее один или два раза, прежде чем она проливает свой напиток на мои брюки, и я ухожу, раздраженный, оставив ее на танцполе.
Это первый этап.
Мара идет в дамскую комнату, чтобы прийти в себя. Она плеснет себе в лицо водой и сделает вид, что пытается протрезветь.
Тем временем я ищу Соню.
Я нахожу ее поглощенной разговором с брокером по имени Аллен Рен, рассказывающим ему о новом сериале Мары.
- Сегодня она пользуется большим спросом. Каждая картина продается дороже предыдущей. Если у вас есть потенциальные покупатели, вам лучше пустить в ход — даже несколько недель могут стоить им тысячи.
- Ты не собираешься меня ругать, Соня, — говорит Рен, грозя ей пальцем перед лицом. - Я уже обжигался на этих так называемых восходящих звездах.
- Не этот, — обещает Соня, прихлебывая напиток. «Вы видели ее работу лично? Фотографии не передают должного. Картины светятся, Аллен. Они чертовски светятся!»
- Я приду посмотреть на этой неделе», — говорит Рен, допивая свой напиток залпом и наклоняясь вперед, чтобы провести кончиками пальцев по тыльной стороне руки Сони. — Но почему ты никогда не заходишь в мою галерею, Соня? Прошли месяцы с тех пор, как ты был один в одной из моих задних комнат…
Соня выгибает бровь, не стряхивая его руки.
- Я считаю… мне понравилось то, что я видел в прошлый раз…
Они оба вздрагивают, когда видят, что я стою всего в нескольких дюймах от них. Соня краснеет и смущенно смеется, а Рен даже не пытается скрыть, что он задумал.
– Твой фидус Ахатес очень убедителен, Коул. Думаю, я бы сделал все, что она попросит…»
— Потанцуй со мной, — говорю я Соне, игнорируя Рена.
Это настолько странная просьба, что Соня без вопросов сопровождает меня, следует за мной на танцпол и принимает формальную позу, более подходящую для вальса, чем для самой звучащей музыки.
Она вопросительно смотрит на меня.
- Куда пошла Мара?
- Ванная комната.
Это та часть плана, которая особенно не нравится ни Маре, ни мне. Она хотела все объяснить Соне, но я сказал ей, что это будет ошибкой. Большинство людей — ужасные актеры. Если Соня знает, что играет свою роль, Аластор это увидит. Мне нужен ее дискомфорт, чтобы продать историю.
Аластор должен увидеть все именно так, как я задумал, и именно так:
Мара возвращается из ванной.
Соня пытается уступить свое место на танцполе, но я ей не позволяю. Я груб с Марой, намеренно пренебрежительно. Мара резко отвечает, неся свежий бокал шампанского, который выплескивается на землю, и она сердито жестикулирует.
Соня отстраняется от меня, пытаясь извиниться перед Марой, но мы уже игнорируем Соню, вовлеченные в спор, который все обостряется и обостряется, потому что я так хочу. Я жесток и резок до тех пор, пока в глазах Мары не заблестят настоящие слезы, пока она не покраснеет и не закричит мне в ответ.
Мы привлекаем внимание наших коллег-тусовщиков, но я не делаю ошибки, проверяя, наблюдает ли за нами и Шоу. Я делаю вид, что полностью поглощен спором, пытаясь успокоить Мару, хватая ее за запястье.
Мара отдергивает руку, и когда я не отпускаю ее, она бьет меня по лицу. Удар резкий, разрезающий музыку.
Я отпускаю ее запястье и говорю:
- Тогда иди на хер, ты чертовски безнадежная.
Мне не нравится говорить такие вещи. На самом деле, я ненавижу это. Но это имеет желаемый эффект. Мара бросается прочь от меня и направляется к гардеробу, чтобы забрать свою сумочку и пальто.
Я не смотрю, как она уходит. Вместо этого я хватаю с ближайшего подноса бокал шампанского, бросаю его и приглашаю Бетси Восс потанцевать.
Бетси с радостью приняла мое предложение, взяла меня за руку и сказала с плохо скрываемым любопытством:
- Проблемы в раю? Не дай ей уйти, Коул, вы такая великолепная пара.
— От нее больше проблем, чем пользы, — бормочу я.
Я давно не лгал. У меня закончилась практика. Слова кажутся неуклюжими на моих губах.
- Вы не это имеете в виду, — говорит Бетси.
Я не утруждаюсь ответом. Все, что мне сейчас нужно, это продолжать танцевать, выглядя таким же несчастным, как и я себя чувствую.
Это самая сложная часть. Проглотит ли Шоу наживку?
Ему приходится ускользнуть с вечеринки так, чтобы я этого не заметил, или, по крайней мере, пока я делаю вид, что не замечаю.
Он может вообще не уйти.
Секунды тикают. Я вижу его на своем периферийном устройстве, все еще танцующего с рыжей. Крутил ее, громко смеялся, притворяясь, что отлично проводит время, его улыбка была такой же фальшивой, как моя ссора с Марой.
Мара собирает сумку и пальто и выбегает с вечеринки.
Даже тогда Шоу задерживается. Я начинаю верить, что он вообще не последует за мной.
Затем краем слуха, в перерыве в песне, я улавливаю его гулкий голос, говорящий:
- Позволь мне принести тебе еще выпить.
Шоу отделяется от рыжей, сначала направляясь к бару, но затем меняя курс и проскользнув за угол декоративных гипсовых колонн, ведущих в театр.
Понял тебя, ублюдок.
Форель гонится за наживкой, широко открыв рот. Я не могу дождаться, пока он проглотит приманку, прежде чем я надену крючок.
Шоу следует за Марой через двойные двери.
Я выхожу противоположным путем, направляясь к светящемуся киноэкрану, а затем проталкиваюсь через запасной выход в переулок за театром.
Мне не нужно следовать за Марой, потому что я уже знаю, куда она идет.
Я настолько намерен бежать впереди нее, что не осознаю, что я не один в переулке. Я слышу щелчок слетающего предохранителя. Затем голос офицера Хоукса приказал:
- Не двигайся, блядь.
Я медленно поворачиваюсь, уже зная, что буду смотреть в дуло пистолета.
Хоукс все еще одет в взятый напрокат смокинг, хотя он потерял галстук-бабочку и расстегнул две верхние пуговицы. Его очки слегка перекошены, глаза за ними налиты кровью от недосыпа и как минимум одного-двух бокалов шампанского EBA.
- Как ты думаешь, что ты делаешь?— говорю я, стараясь выразить в своем тоне скуку. Невозможно скрыть напряжение, идущее под ним. У меня нет на это времени, у меня вообще нет времени на отсрочку.
Хоуксу плевать на мои планы.
Он здесь, чтобы разрушить их.
- Повернись и заложи руки за спину, — рявкает он. - Я арестовываю тебя.
Черт, черт, черт!
— Вы не можете меня арестовать, — усмехаюсь я.
- У вас нет ни ордера, ни вероятной причины.
— Повернись, — шипит Хоукс сквозь зубы, — или я всажу тебе пулю между глаз.
ЧЕРТ!
Я медленно поворачиваюсь, пытаясь выиграть время, пока мои мысли мчатся.
Мои варианты невелики.
- Мара только что ушла с вечеринки, — говорю я ему.
- Шоу следует за ней. Он собирается убить ее.
— Заткнись, черт возьми, — рявкает Хоукс, подходя ко мне сзади. Я слышу звон металла, когда он расстегивает наручники.
Желание отдернуть мои руки и сразиться с ним непреодолимо. Но он одной рукой застегивает наручники на моем запястье, прижимая пистолет к моему боку.
Он грубо обыскивает меня и находит нож в моем кармане.
- Что это?
- По моему мнению, это вероятная причина. Не могу дождаться, чтобы провести это через анализ.
Мне хочется ударить макушкой о переносицу. Я умираю от желания это сделать.
Неужели он действительно думает, что я настолько глуп, чтобы носить в кармане орудие убийства?
Я имею в виду… тот, который я уже использовал.
— Нам нужно добраться до Мары!
— Я могу показать тебе, куда они идут.
— Заткнись, — шипит Хоукс, засовывая ствол мне между ребер.
— Я хочу тебя застрелить. Мне чертовски не терпится это сделать. Просто назови мне причину.
Я держу рот на замке, пока он толкает меня в конец переулка, к крейсеру, припаркованному в квартале дальше по улице.
Проклятье! Я надеялся, что он привез свою машину.
Он пихает меня сзади, где у дверей нет внутренних ручек, и я оказываюсь за толстой металлической сеткой, отделяющей водителя от заднего сиденья.
Хоукс бросает мой нож в сумку для улик и кладет его в багажник, прежде чем залезть вперед.
- Это бессмысленно, — говорю я ему. — Через час я пришлю в участок команду юристов. Я проведу это по всей цепочке — к тому времени, как я с вами закончу, вы будете выписывать штрафы за парковку в Эксельсиоре.
- Ну? — Хоукс усмехается. — Ну, по крайней мере, я сначала испорчу тебе ночь.
В этом он прав. Учитывая скорость движения полиции Сан-Франциско, мне даже не позвонят в течение часа. К тому времени Мары уже давно не будет.
Хоукс поворачивает направо на 18 - й улице, уезжая от парка Корона-Хайтс.
В тот момент, когда он поворачивает голову, наблюдая за перекрестным движением, я просовываю связанные запястья под ноги и поворачиваю их перед собой. Хоукс смотрит в зеркало заднего вида. Я сижу неподвижно, делая вид, что вообще не двигаюсь.
Я жду, секунды пролетают незаметно, машина проезжает несколько мучительных кварталов в неправильном направлении.
Затем Хоукс поворачивает на Санчеса и ускоряется. Он отвлекается, меняет полосу движения, чтобы влиться в поток машин.
Откинувшись на спинку сиденья, я поднимаю ноги и изо всех сил втыкаю обе пятки в металлическую сетку. Я пинаю его раз, два, а Хоукс кричит и поворачивает руль, пытаясь найти свой пистолет. Мои пятки прорвались вперед при третьем ударе, сбив Хоукса в челюсть и плечо, и машина покатилась в противоположном направлении.
Хоукс высвобождает пистолет, но теперь между нами нет преграды. Я опускаю запястья ему на голову и натягиваю цепь обратно на его горло, дергаю ее так туго, что ему приходится полностью отпустить колесо и пистолет тоже, обеими руками хватаясь за цепь, пока он душит.
Крейсер врезается в машины, выстроившиеся вдоль улицы, врезаясь в кузов «Такомы» и переворачиваясь. Мы с Хоуксом оба расстегнуты. Нас выбрасывает из сидений, все еще цепляясь и извиваясь в воздухе, и мы приземляемся скомканной кучей на внутреннюю крышу машины.