– А чем вы занимались до того, как встретили его? – осторожно продолжал выпытывать я.
– Ничем особенным, – выпустила она струйку дыма. – Работала секретаршей в одному колледже в Вирджинии. Мой отец преподавал там историю. А вы решили, что я не вылезала с Багамов? На зарплату секретарши не очень-то разгуляешься. Я копила на ту поездку деньги несколько лет.
– А когда вы с Полом познакомились, он уже занимался письмом Виверо? – спросил я.
– Да, я познакомилась с ним уже позже, когда он нашел его. Даже в наш медовый месяц он не прекращал свои исследования, – усмехнулась она.
– Он многому вас научил в археологии?
– Из него плохой учитель, – пожала плечами она, – но я помогала ему в работе и постепенно кое-чему научилась сама. Мне кажется, жена должна помогать своему мужу. –
– А что вы вообще думаете об этой истории с завещанием Виверо? – спросил я.
Она подумала и откровенно призналась:
– Мне вся эта затея не по душе, Джемми. Люди начинают терять из-за нее головы. Посмотри на Пола, на Фаллона – они похожи на маньяков! Боже мой, да взгляни хотя бы на самого себя! – Она неожиданно перешла на «ты».
– А что такого со мной?
Она отбросила сигарету, не докурив и до половины.
– Разве самому не ясно, что из-за какого-то дурацкого письма, написанного неизвестным испанцем четыреста лет тому назад, просто нелепо бросить спокойную жизнь в Англии и мчаться в эту дикую глушь? Этот Виверо искалечил слишком много жизней!
– Я бы не сказал, что потерял голову из-за его письма. Мне наплевать и на этого Виверо, и на Уаксуанок! – осторожно заметил я. – У меня иные мотивы. Однако мне любопытно, как эта навязчивая идея овладела Полом. Ведь ты же сказала, что он ведет себя как одержимый.
– Ты и сам это видишь, – нервно теребя полотенце у себя на коленях, ответила Катрин. – Он ни о чем больше не думает и не говорит. Он сильно изменился, это не тот человек, за которого я выходила замуж. Он сражается не только с дебрями Кинтана-Роо. Он сражается и с Фаллоном.
– Если бы не Фаллон, его бы сейчас здесь не было, – возразил я.
– Это его тоже бесит, – в сердцах воскликнула Катрин. – Как он может состязаться с репутацией Фаллона, с его деньгами и с его возможностями? Это сводит его с ума!
– Я не знал, что это своего рода состязание, – задумчиво произнес я. – Ты полагаешь, что Фаллон присвоит всю славу себе?
– Такое уже случалось раньше, Джемми! Ведь Фаллон сильно подвёл Пола, он виновник всех его неудач!
Я тяжело вздохнул: выходит, Пэт Харрис был прав, Катрин ничего не известно о дурной славе, закрепившейся за Холстедом среди его коллег. Никто не сказал ей об этом, и я тоже не решился на подобный шаг, рассудив, что сообщить женщине о том, что ее муж лжец и мошенник, – не самый лучший способ заводить друзей и влиять на людей. Она может рассердиться и даже сказать об этом Холстеду, а что может выкинуть Холстед при нынешнем состоянии его рассудка, предвидеть невозможно.
– Послушай, Катрин, – сказал я, – Фаллон не имеет никакого отношения к одержимости Пола. Мне кажется, что Фаллон по натуре порядочный человек, и он воздаст Полу должное. Но это мое личное мнение.
– Ты просто не знаешь, что этот человек уже сделал Полу, – нахмурилась Катрин.
– А может быть, Пол сам в этом виноват, – резко сказал он. – С ним ведь нелегко иметь дело. Я тоже не в восторге от его отношения ко мне, и если он и дальше будет так себя вести, то скоро получит в ухо.
– Это несправедливо! Он этого не заслуживает! – вспыхнула Катрин.
– Что несправедливо? – возразил я. – Ты обещала контролировать его поведение, когда уговаривала меня взять тебя в экспедицию, вот и выполняй свое обещание! – вспылил я. – Иначе я сам поставлю его на место.
Катрин вскочила на ноги.
– Ты тоже против него! Ты заодно с Фаллоном!
– Я сам по себе, – устало заметил я. – Мне просто надоело до чертиков смотреть, как из научной экспедиции устраивают спортивное соревнование или того хуже – войну. И должен тебе сказать, что затеял всю эту некрасивую возню совсем не Фаллон!
– Конечно, к чему бы ему затевать состязание? – озлобленно воскликнула Катрин, – У него и так все есть!
– Да о чем ты говоришь, Катрин?. Они оба здесь работают в одинаковых условиях, и мне непонятно, почему Пол не желает спокойно подождать результатов.
– Да потому что Фаллоц… – Она запнулась. – Впрочем, какой смысл говорить об этом? Ты все равно ведь не поймешь!
– Конечно! – саркастически воскликнул я. – Я настолько глуп и туп, что не знаю, сколько будет дважды два. Не много ли ты на себя берешь?
Говорят, что в минуту гнева женщина становится еще красивее. Но, по-моему, этот миф специально придумали злобные от рождения представительницы прекрасного пола. Катрин в ярости была просто ужасна. Она размахнулась и влепила мне пощечину, так что я едва не упал: видимо, в свое время она серьезно занималась теннисом.
– Что ж, это многое расставляет по своим местам, – спокойно сказал я. – Должен сказать, Катрин, что я ценю преданность в женах, но ты не просто предана своему мужу, ты слепо верна ему. Тебе основательно промыли мозги.
Внезапно воздух задрожал, и из-за леса с ревом появился вертолет. Я взглянул вверх и увидел, как Пол Холстед вертит по сторонам головой, высматривая нас.
Глава седьмая
Раз в три дня грузовой вертолет доставлял в наш лагерь бочки с горючим для дизельного генератора и баллоны с газом для кухни. Он также доставлял и почту, которую пересылали нам из Мехико на реактивном самолете Фаллона, так что я имел возможность поддерживать связь с Англией. Маунт писал, что никаких затруднений с официальным утверждением завещания не возникает и что Джек Эджкомб наконец-то решился взяться за осуществление нового плана ведения хозяйства на ферме. Он с воодушевлением принялся за дело, не обращая внимания на колкие шутки соседей в свой адрес и не сомневаясь, что мы на верном пути.
Письма из Девона вновь пошатнули мою уверенность в целесообразности моего дальнейшего пребывания в этом адском пекле посреди дебрей Кинтана-Роо, и меня потянуло, домой. Охлаждение отношений с Катрин усиливало ощущение одиночества и вообще ненужности всей этой дурацкой затеи.
Вечером того же дня, когда между мной и. Катрин произошла размолвка, из домика Холстедов доносились громкие голоса, а на другое утро Катрин появилась в рубашке со стоячим воротничком. Однако из-под воротничка все же виднелся синяк на шее возле горла, и у меня засосало под ложечкой. Однако я промолчал, рассудив, что не должен вмешиваться в чужую семейную жизнь, тем более, что Катрин демонстративно игнорировала меня, а Холстед по-прежнему вел себя как последняя скотина: он и не думал меняться.
Чаша моего терпения почти переполнилась, но тут Фаллон показал мне письмо от Пэта Харриса: в нем были новые сведения о Гатте. Пэт сообщал: «Джек кружит вокруг Юкатана. Он побывал в Мериде, Валладолиде и в Вихия-Чико, а теперь находится в Фелипе-Каррильо-Пуэрто. Похоже, он что-то или, скорее, кого-то разыскивает, судя по тому, что он встречается с весьма неприятными личностями. Насколько мне известно, Джек обычно отдыхает в, Майами и Лас-Вегасе, так что эта поездка наверняка чисто деловая, но дело он задумал явно нечистое. Джек не из тех, кто станет напрягаться без надобости, намерения у него, видимо, самые серьезные».
– Раньше Фелипе-Каррильо-Пуэрто назывался Чан-Санта-Крус, – сказал Фаллон. – Именно там майя подняли мятеж, этот город стал столицей индейских повстанцев. Когда в 1935 году мятеж был подавлен, город переименовали. Кстати, до него, отсюда не более пятидесяти миль.
– Несомненно, Гатт что-то замышляет, – сказал я.
– Да, – согласился со мной Фаллон. – Но почему?
Я так и не могу понять, чего он добивается.
– А я могу, – сказал я. – Ему нужно золото, золото и еще раз золото. Если он считает, что оно здесь есть, остальное уже не имеет для него никакого значения. Вы как-то показывали мне тарелку, сделанную из золотого слитка. Сколько она может стоить?
– Само золото – не очень много, пятьдесят – шестьдесят долларов. Но это музейная вещь, и на аукционе она стоила бы много-больше, если бы правительство Мексики разрешило бы вывоз, из страны предметов старины.
– Сколько вы заплатили за свою тарелку?
– Ничего, я ее нашел.
– И за сколько бы вы ее продали?
– Такие вещи бесценны! Я не стал бы продавать ее ни за какие деньги, – раздраженно взглянул на меня Фаллон.
– Ради Бога! – начал терять терпение я. – Меня интересует веего лишь приблизительная цена. Допустим, у вас не было такой тарелки, но вам захотелось бы ее купить. Сколько бы вы готовы были заплатить за нее? Как богатый коллекционер.
– Пожалуй, я не пожалел бы и двадцати тысяч долларов, – пожал он плечами. – Мог бы заплатить и больше.
– Это вполне устроит Гат/а, – с облегчением вздохнул я. – Даже если он и заблуждается относительно золотых залежей, в чем я сомневаюсь. Вы надеетесь найти подобные предметы на Юкатане?
– Безусловно, – сказал Фаллон и нахмурился. – Пожалуй, следует предупредить Джо Рудецки.
– Как продвигаются поиски? – спросил я.
– Облеты местности себя исчерпали, – сказал Фаллон. – Придется нам спуститься с небес на землю. Осталось обследовать четыре синота. – Он указал на фотографии на доске. – А вот и Пол! – подняв голову, воскликнул он.
Холстед вошел в дом, сердито покосился на меня и бросил на стол два поясных ремня с мачете в ножнах.
– Вот что нам теперь потребуется в первую очередь, – угрюмо сказал он.
– Мы как раз и говорили об этом, – сказал Фаллон. – Пригласите сюда, пожалуйста, Райдера.
– Я вам что – мальчик на побегушках? – с вызовом спросил Холстед.
Глаза Фаллона сузились, и я поспешно сказал:
– Я сбегаю за ним. – Мне не хотелось доводить дело до скандала, что же до «мальчика на побегушках», то мне это было безразлично, бывают и еще менее престижные профессии.