– Замолчите сейчас же все! – крикнул я.
Все тотчас же притихли и испуганно уставились на меня.
– И куда, черт подери, ты собрался уходить? – ткнул я пальцем в Смита. – Да стоит лишь тебе сделать в лесу несколько шагов, как чиклерос охладят пулями твой пыл – навсегда. У тебя нет ни одного шанса остаться в живых.
Смит смертельно побледнел и судорожно сглотнул.
– Он прав, Смитти! – воскликнул Фоулер. – Мы в ловушке.
– Послушайте, Уил, все-таки вы сгущаете краски, – подал голос Фаллон. – Вы представляете, какая поднимется вонь, если Гатт решится на эту массовую резню? Вы полагаете, никто не заинтересуется, куда подевалась делая экспедиция? Нет, он не осмелится сделать такое.
– Не осмелится? А кому, кроме нас, еще известно, что Гатт здесь? У него есть опыт, есть организация. Да стоит ему лишь свистнуть, и набежит сотня свидетелей того, что он в это время был в Мехико. Так кто же свяжет его имя с этим происшествием?
Катрин побледнела и сказала дрожащим голосом:
– Но когда наши тела обнаружат, станет известно, что…
– Катрин, мне очень жаль, но нас никогда не найдут. Здесь, в Кинтана-Роо, можно похоронить целую армию, и тела не найдут.
Вмешался Холстед:
– Ловлю вас на слове, Уил! Как вы только что сказали, никто, кроме нас, не знает, что Гатт здесь. Но и нам об этом стало известно лишь с ваших слов! Лично я его собственными глазами не видел, как и все остальные присутствующие. Уж не хотите ли вы использовать нас в своих личных интересах?
– И за каким дьяволом мне это нужно? – изумленно посмотрел на него я.
– Вы с самого начала пытались попасть в эту экспедицию, – пожал плечами он. – И живо интересовались стоимостью находок. По-моему, можно дальше и не продолжать, и так все ясно.
– Да, не стоит этого делать, иначе я выбью вам все зубы! – вскричал я, оглядываясь по сторонам. По лицам всех присутствующих было ясно, что ответить на такое обвинение мне в любом случае нужно. – Если я хочу надуть вас всех, зачем же я удерживаю Смита от необдуманного шага? Почему настаиваю на том, что нам лучше держаться всем вместе?
Рудецки шумно вздохнул и взглянул на Холстеда с неприязнью:
– Черт меня подери! Да этот малый й меня чуть было не сбил с толку! Мне следовало бы давно приглядеться к нему. Так что же нам делать, мистер Уил?
Я уже раскрыл было рот, чтобы в свою очередь спросить, почему он меня об этом спрашивает, но заметил, как переменился Фаллон. Он поник головой и весь словно бы сжался, погрузившись в размышления. Мне стало ясно, что он больше не годится на роль руководителя. Холстед не смог бы и слепого перевести через дорогу, а Рудецки был лишь прекрасный исполнитель, но не более. Смит и Фоулер во всем следовали за ним. Мне никогда не приходилось быть вожаком, да и желания руководить у меня никогда не возникало. Я считал, что у всякого свои мозги, так что если правильно ими пользоваться, то не будет нужды идти по чужим следам. Тем более, не следует здравомыслящему человеку ждать, что за ним пойдут другие. Я был как бы одиноким волком, за что и прослыл серым эгоистом. У меня не было потребности склонять кого-либо на свою сторону, навязывать свое мнение, и за это окружающие – любители подобного рода деятельности – навесили на меня ярлык человека, которому нечего сказать, в чем сильно заблуждались.
Теперь все замерли, ожидая, что я сделаю нечто решительное и возьму роль лидера на себя. Все, за исключением Фаллона, ушедшего в свой внутренний мир, и Холстеда, по неизвестным мне причинам настроенного против меня.
– Нужно что-то делать! – нарушил тишину Рудецки.
– Гатт скоро перейдет к решительным действиям, – сказал я. – Какое у нас есть оружие?
– Есть дробовик и винтовка, – ответил Рудецки. – Еще у меня есть личный пистолет.
– А у меня револьвер, – добавил Фоулер.
– Еще что-нибудь? – обвел я всех взглядом.
Фаллон покачал головой, а Холстед уставился на меня немигающим взглядом, не говоря ни слова. Катрин сказала:
– У Пола есть пистолет.
– Дробовик, винтовка, три пистолета – это уже кое-что, – подытожил я. – Джо, как ты думаешь, в каком домике лучше держать оборону?
– Вы что, собираетесь здесь устраивать сражение? – заволновался Холстед. – Да если Гатт появится здесь, в чем я не уверен, у вас не останется ни одного шанса! Да вы сумасшедший, Уил!
– А вы предпочитаете подставить Гатту под нож горло?
– Этот домик подходит лучше всего, – сказал Рудецки. – Он стоит перед синотом, значит, к нему нельзя подобраться с тыла.
– А где все наши находки? – посмотрел я на пустые полки.
– Я все упаковал, – сказал Фаллон, – приготовил к отправке на вертолете.
– Придется все распаковать, и как можно скорее, – озабоченно заметил я. – Мы должны от всего избавиться.
– Черт возьми, как прикажете это понимать? – вскочил на ноги Холстед. – Ведь это уникальные вещи! Они бесценны!*
– А вот и нет! – резко возразил я. – Их цена – семь человеческих жизней. Если Гатт овладеет добычей, он нас всех тотчас же и прикончит. Но если мы спрячем сокровища так, что он их не сможет достать, он, возможно, сообразит, что игра не стоит свеч.
– Что ж, в этом есть смысл, – сказал Фаллон. – Но что вы предлагаете с ними сделать?
– Сбросить все в синот! – решительно сказал я. – Он не сможет их оттуда быстро достать, а задерживаться ему тоже нет смысла.
– Нет! Вы не посмеете! – заорал Холстед, явно потеряв над собой контроль. – Ведь нам уже не удастся их извлечь оттуда!
– Но почему? Никуда эти предметы со дна синота не денутся. Да и не стоят все эти безделушки наших жизней, – сказал я.
– Верно, черт подери! – воскликнул Рудецки. – Я тоже за то, чтобы утопить их.
– Но ведь вы не позволите сделать этого, профессор! – воззвал Холстед к Фаллону.
– Джемми принял решение, и он его выполнит, – холодно взглянул на него Фаллон. – И вряд ли вы помешаете, Пол, – саркастически усмехнулся он.
– Пещера! – воскликнула Катрин. – Ведь можно сложить все предметы в пещере!
– В какой такой пещере? – резко обернулся на нее Холстед.
– В синоте на глубине шестидесяти пяти футов есть подводная пещера, – пояснил я. – Катрин, это гениальная мысль! Уж там их Гатту точно не найти!
– Я помогу тебе, – сказала она.
– Нет, ты не сделаешь этого! – взревел Холстед. – Я не позволю тебе участвовать в этой бредовой затее!
– Я не намерена подчиняться тебе, Пол, – спокойно взглянула на него Катрин. – Я пойду своим путем, буду делать то, что нахожу нужным. Здесь, в Уаксуаноке, ты превратился в другого человека, Пол, ты не похож на того, за которого я выходила замуж. Я не собираюсь служить орудием для осуществления твоих навязчивых идей! Между нами все кончено – раз и навсегда.
И тут он ударил ее – не открытой ладонью по щеке, а сжатым кулаком в подбородок. Катрин отлетела через всю комнату в угол и сползла без чувств по стене. Не долго думая, я схватил со стола бутылку и треснул Холстеда по башке. Бутылка, правда, не разбилась, но от этого ему не стало легче: широко раскрыв рот, он закачался, согнув колени, и я дал ему еще разок по затылку. Лишь после этого Холстед медленно осел на пол.
– Порядок, – тяжело дыша, сказал я. – Еще вопросы будут?
– Ты молодец! – одобрительно хмыкнул Рудецки. – У меня у самого давно чесались на этого ублюдка руки.
Они с Фоулером подняли Катрин с пола и усадили на стул у стола. На Холстеда никто даже не взглянул, и он продолжал валяться там, где упал.
У Катрин кружилась голова, и Фаллон налил ей чистого виски в бокал.
– Я же просил вас избавить меня от этого типа, – укоризненно сказал мне он.
– Теперь об этом уже бесполезно говорить. Джо, заберите у этого ублюдка пистолет, на него нельзя полагаться. Спросите у Катрин, где он.
– В ящике возле кровати, – слабым голосом сказала она.
– Заберите его, Смитти, – приказал Рудецки помощнику. – А ты славно ему врезал, Джемми, – пнул он ногой Холстеда. – У него теперь долго еще будет раскалываться башка.
Катрин глотнула виски и раскашлялась. Я с тревогой спросил, все ли с ней в порядке. Она потерла подбородок:
– Он сошел с ума, – прошептала она. – Он ненормальный.
– Отнеси Холстеда в его домик и запри там, – сказал я Рудецки, кладя ему руку на могучее плечо. – У нас и без дураков хватает забот.
– А все-таки здорово ты ему врезал, – радостно осклабился Джо. – Эх, жаль, я не успел!
– Можешь сделать это в любой момент, тебя за это не уволят, – успокоил его я. – Мое терпение лопнуло, мне надоело за него заступаться.
Рудецки с Фоулером поставили Холстеда на ноги, он взглянул на меня с ненавистью, поводя головой, и Фоулер вытолкнул его за дверь. Я обернулся к Катрин:
– Как ты себя чувствуешь?
– А как я могу себя чувствовать после драки с мужем у всех на глазах? – криво усмехнулась она. – Он сильно изменился, – добавила она, опуская глаза.
– Он изменится еще больше, если и дальше будет делать пакости, – сказал я. – И совсем не так, как ему этого хотелось бы. Катрин, веры ему больше нет, и ты больше не сможешь защитить его. Да и не должна этого делать.
– Я понимаю, – тихо произнесла она.
Снаружи послышался крик, потом грохнул выстрел, и тотчас же началась настоящая пальба. Выскочив из домика, я побежал к домику Рудецки. Он сделал мне рукой знак пригнуться, прячась за задней стеной.
– Холстед вырвался и побежал к лесу, – тяжело дыша, сообщил мне он. – Мы кинулись было следом, но они начали по нам стрелять. Мне кажется, Холстеда убили. Я видел, как он упал, добежав до леса.
За спиной кто-то всхлипнул, я обернулся и увидел Катрин.
– Скорее спрячься в дом! – сердито крикнул ей я. – Здесь опасно!
Две крупные слезы скатились по ее щекам, она повернулась и пошла, ссутулившись, прочь. Плечи ее вздрагивали. Я еще немного постоял на окраине поселка, но ничего больше не произошло: ни выстрелов, ни криков, никаких проявлений жизни живых существ. В гнетущей тишине над Уаксуаноком завис сплошной стеной ядовито-зеленый непроходимый лес.