– Может быть, я смогу вам помочь, – сказал Тристан Пуул. Он заметил пачку не вскрытых счетов, лежавших рядом с письмами Эвана и Бенедикта.
Насколько серьезны финансовые затруднения Колвина, подумал гость. Возможно, они носили временный характер. Дом, полный ценных вещей, содержался отлично. Если Уолтер Колвин и испытывал в данный момент нехватку наличных, он был далек от банкротства.
– Какие проблемы? Надеюсь, ничего серьезного.
– О, нет, нет, нет. – Уолтер повернулся к гостю. Просто удивительно, как успокаивает общение с Пуулом… – Мой дорогой, возьмите себе яичницу с ветчиной… Нет, дело лишь в том, что…
Он изложил содержание письма Бенедикта и сложности, порожденные просьбой кузена.
Пуул налил себе чай и принял решение – обосновавшись в Колвин-Корте более прочно, он настоит на том, чтобы к завтраку, наряду с неизбежным чаем, подавали бы настоящий кофе.
– …и я подумал… Вам что-нибудь передать, мой дорогой? Соль?
– Нет, спасибо, – ответил Пуул.
– Не знаю, что подумал, только ситуация показалась мне неловкой. Понимаете, я на самом деле хотел бы, чтобы вы и ваше общество разместились тут, но… Бенедикт… очень щекотливое положение… я должен пригласить его…
– Но, – произнес мистер Пуул, – есть очень простое решение, мистер Колвин. На берегу стоит ваш коттедж, который вы последние два года сдавали на лето отдыхающим. Почему бы не сдать его вашему кузену – или предложить бесплатно? Он понравится профессору Шоу, он будет жить если не в вашем доме, то на вашей земле, думаю, он найдет это жилище достаточно тихим. Вы не ошиблись, усмотрев в его письме намек на желание получить приглашение в Колвин-Корт? Возможно, он имел в виду коттедж, а не сам дом.
– Бенедикт не знает, что последние два года я сдавал коттедж, – неуверенно произнес Уолтер. – Там жил мой шофер – я предоставил ему это жилье за символическую плату, когда он состарился и не мог больше водить машину. Потом он умер.:.
Пуул думал о коттедже. Лучше там будет жить поглощенный своей работой профессор, нежели череда семей с любопытными детьми.
– Вы еще не сдали его на этот сезон? – спросил он, когда Уолтер замолчал, чтобы восстановить ход мыслей. – Он свободен?
– Нет, я сдал его в январе одной очень славной семье…
– И все же там должен жить профессор!
– Да, но я не вижу, каким образом я смогу…
– Несомненно, там должен поселиться профессор.
– Но что я скажу…
– Предоставьте это мне. Я все сделаю за вас. Если вы дадите мне адрес этих людей, я напишу им и объясню ситуацию.
– Ну… мне не хотелось бы обременять вас…
– Пустяки, – сказал Пуул с очаровательной улыбкой. – Буду рад вам помочь.
Он отпил глоток из чашки, забыв, что это чай, и недовольно нахмурился.
– Расскажите мне о вашем кузене. Я полагаю, он ваш ровесник?
– Бенедикт? Нет, ему всего сорок шесть лет. У моей матери была сестра значительно младше ее, которая вышла замуж…
Внимательно слушая, Пуул намазал маслом тост. Он оказался холодным. Почему англичане едят холодные тосты? Когда он обоснуется в Колвин-Корте…
– …женился на двадцатисемилетней женщине, – сказал Уолтер. – Мы все, конечно, изумились. Сколько сейчас лет Джейн? Не помню, как давно они поженились. Думаю, лет пять – шесть тому назад… к сожалению, у них нет детей… она очень славная, хорошенькая, добрая – не понимаю, что она нашла в старине Бенедикте, этом засохшем холостяке…
Профессор, поглощенный своей работой, и жена, поглощенная своим супругом, не представляют угрозы, подумал Пуул.
– Чудесно, – сказал он Уолтеру теплым, почти заинтересованным голосом. – Похоже, они – замечательные люди. Я буду рад познакомиться с ними…
– Очевидно, – резким тоном обратился Бенедикт Шоу к своей жене за завтраком двумя днями позже, – Уолтер либо сошел с ума, либо впал в маразм. Ты только представь себе – он позволил хозяйничать в своем доме секте каких-то безумцев! И он предложил мне снять за деньги отвратительный жалкий домик, в котором жил его шофер! Как смеет он требовать платы с меня, своего кузена! Это предложение не оскорбляет меня только потому, что оно совершенно абсурдно. Он, верно, на грани банкротства – это все, что я могу сказать. Когда Эван в июне вернется домой, мне надо будет поговорить с ним об этом.
– Значит, Эван определенно возвращается домой? – рассеянно спросила Джейн.
Она пыталась вычислить, сколько калорий содержится в тосте с маслом и мармеладом.
– Да, если верить письму Уолтера. – Бенедикт яростно тер стекла очков. – Один бог ведает, как отреагирует на ситуацию Эван! Господи, Общество пропаганды натуральной пищи! Это смешно!
Двести двадцать калорий, подсчитала Джейн. Нельзя.
Она постаралась думать о чем-то другом.
– Полагаю, содержание Колвин-Корта обходится Уолтеру весьма недешево, – рассудительно заметила она, – я знаю, ты всегда считал Уолтера богачом, но с нынешними налогами и дороговизной…
– Моя милая, – сказал Бенедикт, – ты можешь не говорить мне о налогах и растущей стоимости жизни?
– Думаю, да. – Джейн едва не протянула руку к запретному тосту. Как трудно иногда сдерживать себя! – Тебе, конечно, все это известно гораздо лучше, чем мне, дорогой.
Бенедикт улыбнулся. Внезапная улыбка стерла с его лица следы раздражения, глаза профессора заблестели за толстыми стеклами очков. Джейн потянулась вперед и внезапно поцеловала мужа. Он взял ее за руку.
– Одна из лучших твоих черт, дорогая, заключается в том, что ты всегда умеешь найти нужные в данный момент слова.
– Это, похоже, означает, что я говорю неправду!
– Вовсе нет. Я не считаю тебя склонной к лести.
– Бенедикт, ты примешь предложение Уолтера насчет коттеджа? Я понимаю, его слова насчет платы весьма странны, но…
– Это очень непохоже на него. – Бенедикт снова нахмурился. – И просто неприлично в данных обстоятельствах. Что касается этого общества сумасшедших…
– Но коттедж расположен весьма удачно, верно? Тебе будет очень удобно работать там.
– Удобно работать? В окружении психов, помешанных на натуральной пище?
– Думаю, ты не будешь их видеть. Они не будут беспокоить тебя в коттедже.
– Ты хочешь, чтобы я поехал туда, – сердито произнес Бенедикт, – верно?
– Нет, если ты сам этого не хочешь, дорогой. Но я уверена, что все сложится хорошо, если ты так сделаешь.
– Подумать только – в глубине души я ждал приглашения в Колвин-Корт!
– Тебе бы там не понравилось, – сказала Джейн, – Уолтер действовал бы тебе на нервы, ты не знал бы покоя от постоянного грохота поп-музыки, которую обожает Гвайнет.
– Но платить Уолтеру за эту лачугу…
– Тебе все равно пришлось бы платить, если бы ты снял где-то дом, – заметила Джейн, – эта «лачуга» весьма симпатична. Я как-то заходила в нее вместе с Гвайнет, когда она относила старому шоферу подарок к рождеству. Представь, как успокаивает море, Бенедикт! Ты знаешь, как хорошо тебе работается у воды.
– Хм, – произнес Бенедикт. – Вижу, выбора нет. – Он в задумчивости подошел к окну и посмотрел на маленький сад, за которым Джейн тщательно ухаживала.
– Может быть, мне следует поехать в Колвин хотя бы для того, чтобы установить, как сильно помутился рассудок Уолтера. Вдруг это чертово общество надувает его?
Он вернулся к столу и поиграл пустой чашкой.
– Есть еще кофе?
Джейн наполнила его чашку.
– Ты не думаешь, что Уолтер действительно испытывает финансовые затруднения?
– Это бы меня не удивило. Уолтер всегда был дураком в отношении денег. И конечно, такой большой дом, как Колвин-Корт, в наши дни – просто обуза. Ему следовало продать его или сдавать жильцам.
– Но, Бенедикт, он не может это сделать! Это его родовое поместье!
– Такая сентиментальность неуместна во второй половине двадцатого века.
– Может быть, Уолтер собирается продать Колвин-Корт этому обществу? – предположила Джейн.
– О боже! – воскликнул Бенедикт. – Он этого не сделает! Не совершит такой глупости!
– Но если ему очень нужны деньги…
– Деньги, – произнес Бенедикт. – Не люблю разговоры о деньгах. Деньги, деньги, деньги. Скучная тема – деньги.
– Да, дорогой. Но они бывают весьма полезны.
– Взять, к примеру, твоего зятя. В газетах о нем всегда пишут так: «Мэттью Моррисон, промышленник-миллионер». Почему не сказать просто: «Мэттью Моррисон, промышленник?» Зачем нужно всякий раз приклеивать ярлык «миллионер»? Разве оно делает Моррисона человеком другого сорта?
– Ну, некоторая разница есть, – сказала Джейн. – Миллионер живет несколько иначе, нежели местный мясник.
– Разумеется! – отозвался Бенедикт. – Мы оба знаем, что твоя сестра вряд ли вышла бы замуж за Моррисона, будь он простым мясником.
– Дорогой, по-моему, ты несправедлив к Лайзе.
Бенедикт великодушно изобразил на лице растерянность, потом все же добавил с вызовом:
– Ты можешь представить себе, чтобы Лайза вышла замуж за мясника?
Джейн не могла ото сделать, однако она не позволила себе вслух согласиться с мужем, Она подумала о своей сестре. О двадцатидевятилетней Лайзе – эффектной, умной, прекрасно владеющей собой. О Лайзе, имевшей все – от коллекции норковых шуб до двух очаровательных детей…
Джейн протянула руку к последнему тосту и намазала его маслом, не отдавая себе отчета в своих действиях.
– Лайза очень романтична, – невозмутимо произнесла она, – и вполне могла бы выйти за мясника, если бы влюбилась в него.
– Чепуха, – сказал Бенедикт.
Интуиция подсказала ему, что лучше сменить тему.
– Что сейчас делает дочь Моррисона? По-прежнему работает в Лондоне?
– Да, она до сих пор живет в Хэмпстеде и не слишком часто приезжает в отцовский дом. Лайза сказала, что не видела се целую вечность.
– Хм.
Бенедикт задумался о том, почему Николу больше не тянуло в дом отца.
– Очень жаль, что из романа Николы с Эваном ничего не вышло. – Джейн откусила тост. Двести двадцать калорий. Может быть, она сумеет воздержаться от, ленча. – Было бы очень удачно, если бы они поженились.