– Вот твоя лопата, – сказал Тимоти, почувствовав себя лучше, – начнем.
Они стали рыть глубокую прямоугольную яму.
– Уфф! – выдохнула Люси через десять минут. – Может, уже достаточно?
– Пожалуй, да.
Тимоти открыл картонную коробку, которую они принесли на пляж, и осторожно достал из нее пластилинового человечка. На его груди было написано: «Т. Пуул». Он был завернут в кусок материн, который Тимоти вырезал из костюма, висевшего в гардеробной Пуула. Деревянная щепка, некогда воткнутая в изображение Эвана, сейчас пронзала левую сторону груди пластилинового человечка.
– Я до сих пор не представляю, как ты до этого додумался, – восхищенно сказала Люси. – Как ты узнал, что нужно сделать?
– Бедняжка, : – сочувственно произнес Тимоти. – И чему тебя только учат в твоей дурацкой девчоночьей школе?
Люси почувствовала себя посрамленной.
– Что именно ты сделал? Тебе было трудно после того, как ты вылепил фигурку из пластилина?
– Вовсе нет, – сказал Тимоти. – Я взял щепку и произнес: «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы Тристан Пуул умер, потому что он гадкий и злой и не понравился бы тебе, если бы ты его встретил». Затем я предоставил богу право выбора – на тот случай, если он ничего не имеет против мистера Пуула и не хочет его убивать. Я сказал: «Но если ты намерен оставить его в живых, я не возражаю. Значит, у тебя сеть для этого веские основания. Спасибо. Аминь». Потом я пронзил сердце щепкой. Бог сам принял решение. Это честный путь, верно?
– Значит, Бог убил Тристана? Я считала, что Бог никого не убивает.
– Может быть, Бог обратился за помощью к силам зла. Он должен иметь какое-то соглашение с ними на случай возникновения подобных обстоятельств.
– Значит, зло убило зло, – удовлетворенно произнесла Люси. – Это хорошо. – Она взглянула на изображение Пуула. – Начнем?
– О’кей.
Они осторожно положили фигурку в яму и посмотрели на нее.
– Покойся в мире, – сказал Тимоти, не зная, что следует говорить в такой момент.
– Отныне и во веки веков, аминь, – добавила Люси и посмотрела на Тимоти. – По-твоему, достаточно?
– Думаю, да.
Они засыпали фигурку песком и затоптали могилу.
– Вот и все, – удовлетворенно сказал Тимоти. – Что будем делать теперь?
– Давай вернемся в коттедж, – предложила Люси. – Кажется, тетя Джейн собиралась сегодня утром приготовить «тянучки».
– Тетя Джейн – замечательный кулинар!
– Самый лучший, – согласилась Люси.
Улыбнувшись друг другу, они взялись за руки и зашагали по песку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Эван Николу, сев на край ее кровати и нежно прикоснувшись к запястью девушки, чтобы проверить пульс.
– Очень странно, – призналась Никола. Пульс у нее был нормальный. Эван достал термометр.
– Измерь температуру.
– У меня был нервный срыв? – спросила Никола, прежде чем засунуть термометр себе в рот.
– Назовем это выпадением из реальности.
Никола вынула термометр изо рта.
– Какое сегодня число? – спросила она.
– Второе августа.
– Не может быть!
– Пусть это тебя не тревожит. Позже я все тебе объясню.
– Я находилась в больнице для душевнобольных?
– Нет, ты жила здесь, твое поведение внешне почти не отличалось от нормального. Пусть это тебя не беспокоит, Ники. Все объясняется особыми обстоятельствами.
– Мне давали наркотики? Эти цвета… сны… видения… или это были не видения? Господи, неужели это было реальностью?
– Возможно, иногда тебе давали наркотики.
– А в другие моменты?
– Пуул тебя загипнотизировал.
– Эван…
Никола смолкла.
– Да?
– Мне это снилось, или я правда…
Она снова остановилась.
– Да, – сказал Эван, – и все же в каком-то смысле нет. Тыне контролировала свои действия.
– Эван, как я могла! – воскликнула Никола и заплакала, когда ему удалось ее успокоить, она подавленно произнесла: – Что ты обо мне, наверно, думаешь! Почему ты так добр со мной? Как можешь разговаривать со мной после того, что я сделала?
– Я был наказан за то, что медлил столько месяцев, – сказал Эван. – Не жалей меня. Я держусь с тобой так, будто ничего не произошло, потому что, повторяю, ты не отвечала за свои поступки… Ники, какой момент еще сохранился в твоей памяти достаточно отчетливо?
Никола проглотила слюну.
– Когда ты сделал мне предложение. А я спрашивала себя, почему я не могу произнести «да».
– Хорошо, – сказал Эван. – С этого и продолжим. Ники, ты выйдешь за меня замуж?
Никола снова сделала глотательное движение.
– Эван, ты – самый лучший человек на земле, я просто не заслуживаю…
– Избавь меня от сцены самобичевания. Ты меня любишь?
– Больше всего на свете, но…
– Значит, ты выйдешь за меня?
– Я бы охотно сделала это прямо сейчас, если бы могла, – без колебаний сказала Никола.
Заметив, что Эван облегченно расслабился, она счастливо улыбнулась ему.
Франсуаза СаганХранитель сердца
Дорога, окаймляющая океан у Санта-Моники, вытягивалась, прямая и бесконечная, под колесами ревущего «ягуара» Пола. Было тепло, и влажный воздух пах бензином и ночью. Мчались мы со скоростью 90 миль в час. Как все, кто ездит быстро, Пол вел машину с небрежным видом, на его перчатках, как у профессиональных гонщиков, были аккуратные дырочки для костяшек пальцев, и оттого его руки казались мне немного отталкивающими.
Меня зовут Дороти Сеймур, мне сорок пять лет, лицо немного увядшее, так как ничто в жизни серьезно не» препятствовало этому. Я пишу киносценарии, и довольно удачные, и все еще привлекательна для мужчин, наверное потому, что и они привлекают меня. Я одно из тех ужасных исключении, которые позорят Голливуд, в двадцать пять, будучи актрисой, я имела колоссальный успех в экспериментальном фильме, в двадцать шесть покинула фабрику грез, чтобы промотать свои накопления с художником-авангардистом в Европе, в двадцать семь вернулась никому не известная, без единого доллара и с несколькими судебными исками на руках.
Видя мою некредитоспособность, студия прекратила судебное дело и решила использовать меня как сценариста: мое славное имя уже не производило никакого впечатления на неблагодарную публику. Мне это даже нравилось: автографы, фотографы и награды всегда утомляли меня. Я стала Тем, Кто Мог Бы Иметь (как какой-нибудь индейский вождь…). Тем не менее хорошее здоровье и богатое воображение – тем и другим я обязана ирландскому Дедушке – заработали мне определенную репутацию за сочинение глупостей в цвете, которые, к моему глубокому удивлению, еще и хорошо оплачивались. Исторические ленты, RKB например, особенно повышали мой авторитет, и в ночных кошмарах мне являлась Клеопатра, с горечью восклицая: «О нет, мадам, я не говорила Цезарю „Войди, о властелин моего сердца!“».
Между тем властелином моего сердца, или по крайней мере тела, в тот вечер предстояло стать Полу, и я заранее зевнула.
Пол Бретт, кстати, очень интересный мужчина, элегантный, обходительный, представлял интересы RKB и других кинокомпаний, оберегал от покушавшихся на их собственность. Его достоинства котировались столь высоко, что Памела Крис и Лола Греветт – два самых значительных символа секса для нашего поколения, в течение десяти лет пребывания на экране пожиравшие состояния и сердца мужчин, опустошая к тому же их портсигары, даже они без памяти влюблялись в него, а после разрыва закатывали истерики. Словом, Пол мог по праву гордиться славным прошлым.
Но глядя на него в тот вечер, я тем не менее видела перед собой только маленького белокурого мальчика лет… сорока. Должно быть потому, что лицом он напоминал херувима. Сегодня мы подошли к последнему рубежу: после восьми дней цветов, телефонных звонков, намеков и появления вместе в обществе женщина моего возраста не могла не сдаться, по крайней, мере в этой стране. День Икс наступил: в два часа ночи мы неслись в мою скромную обитель, и в тот момент я горько сожалела о важности секса в отношениях между людьми, потому что у меня от усталости слипались глаза. Но я уже хотела спать прошлой ночью и три дня назад, так что теперь не имела на это права. Понимание. Пола – «Конечно, дорогая» – сменилось бы неизбежным: «Дороти, что случилось? Ты можешь сказать мне все». Значит, впереди у меня приятный ритуал выуживания из холодильника кубиков льда, поиски бутылки шотландского виски, вручение бокала с весело звенящими кубиками Полу, а потом мне предстояло расположиться в гостиной на большой тахте, приняв соблазнительную позу а-ля Полетт Годдард. Пол подошел бы ко мне, поцеловал… а после всего проворковал бы проникновенным голосом: «Это должно было случиться, не правда ли, дорогая?» Да, это должно случиться.
У меня перехватило дыхание. Пол сдавленно вскрикнул. В свете фар, шатаясь, как лунатик, или, скорее, как одно из тех болтающихся соломенных чучел, которые я видела во Франции, человек ринулся на нас. Должна сказать, что мой маленький блондин среагировал мгновенно. Резко нажал на тормоза, и машина полетела в правый от дороги кювет вместе с очаровательным пассажиром, я имею в виду себя.
После ряда странных видений я обнаружила, что лежу, уткнувшись носом в траву и вцепившись в сумочку: любопытная ситуация, так как обычно я ее везде забываю (что заставило меня схватить эту маленькую сумочку в преддверии, быть может, рокового момента, я никогда не узнаю). Потом я услышала голос Пола, произносящий мое имя с такой сердечностью, что у Меня защемило сердце, и, уже не беспокоясь за него, снова закрыла глаза. Лунатик не пострадал, со мной, как и с Полом, все в порядке, значит, после того как все утрясется – нервный шок и. так далее, у меня появится отличная возможность хорошо выспаться одной.
– Все хорошо, Пол, – пробормотала я умирающим голосом и поудобнее устроилась на траве.
– Слава тебе, Господи! – воскликнул Пол, обожавший старинные, романтичные выражения. – Слава Богу, ты не ранена, дорогая. На мгновение я поду…