Эйлерт был полон спокойствия, когда корабль снова погрузился в туман.
Он ждал его появления: человек с разноцветными глазами не мог не предстать во всей красе. Лерт чуял сердцем, как приближался к нему, будто бы связывающая их нить натягивалась.
Из тумана показался строгий корпус торгового судна. В этот раз команда была на палубе, но позади стояли фигуры в черных плащах. Они зажимали рты несчастным. Но среди них не хватало одного силуэта.
— И чего же ты ждешь, капитан? Забирайте все, что вам нужно.
Эйлерт подумал, что его сердце сначала сделает тройное сальто, а потом и вовсе остановится, когда прямо над ухом он услышал немного хриплый, но уверенный и отдаленно знакомый голос. Окаменев, он едва ли мог различить какие-то другие звуки, кроме этого голоса. Лерт с трудом заставил себя повернуться.
Перед ним стоял тот самый человек с разноцветными глазами. Вот он, совсем рядом, настоящий, осязаемый — до него можно было дотронуться. Эйлерт широко распахнутыми глазами смотрел на него, не моргая. И сейчас, когда он видел его в неприличной близости, он понимал, что ошибки быть не могло. Несмотря на прошедшие тринадцать лет. Несмотря на то, что люди за столько времени могли кардинально поменяться.
— Я… — и слова комом застряли в горле. Лерт стоял, как вкопанный, и смотрел в разноцветные глаза, понимая, что перед ним тот, кто давно погиб. Перед ним Рагиро Савьер, его друг, самый дорогой сердцу человек и призрак прошлого.
Эйлерт так и не договорил. Он замер, чувствуя себя окаменевшей статуей, и не мог поверить, что действительно видел перед собой Рагиро. В голове раздался приглушенный, почти ехидный смех, а когда Лерт, моргнув, вновь хотел обратится к стоящему рядом человеку, тот исчез.
***
На безымянном острове в небольшом доме среди ночи резко распахнула глаза ведьма. Она поднялась с кровати, собирая темные волосы в низкий хвост. Сны ей снились нечасто, но за последнюю неделю, закрывая глаза, она успела увидеть многое. От обычного фрегата с флагом веселого Роджера до пугающего человека с разными глазами в гроздьях амаранта.
Ханна Ламан налила в бокал ядовитого фиолетово-синего цвета жидкость и немного отпила. Зажгла свечу и вышла в прихожую по совместительству с ее рабочим местом. На деревянном столе были разбросаны руны, рядом с ними лежало несколько карт таро. В глаза бросилась карта Дьявола. В свете луны из окна и яркой свечи карта отчего-то казалась зловещей, смертоносной.
— Что за чёрт… — шепнула себе под нос Ханна и перевернула карту Дьявола рубашкой наверх. По спине пробежали мурашки.
В комнату забрел мальчик лет двенадцати.
— Госпожа? — сонно позвал Исаак. — Что-то случилось? Вам опять приснился кошмар?
Ханна помотала головой и подошла к окну. Луна светила ярче обычного. Звезд было в разы больше. Ведьма даже заприметила смутно знакомое созвездие, но не смогла вспомнить название. Перед глазами стояла карта Дьявола, она оживала, и Дьявол пытался ей что-то сказать. Ханна не слышала слов, не улавливала сути, только пыталась сосредоточиться, сильнее обнимая себя. Ночь выдалась холодной.
Исаак скрылся за дверью, но вскоре снова появился рядом с гадалкой и накинул ей на плечи одеяло. Ханна слабо улыбнулась и приобняла мальчика за плечи.
Дьявол все ещё что-то говорил.
Ханна обернулась. Перевернутая карта лежала на своем месте. Так, как несколькими секундами ранее оставила ее ведьма. Она выдохнула, сжала плечо Исаака и скинула с плеч одеяло.
— Идем спать, Исаак. Дьявол нас не тронет. Пока что.
ГЛАВА 7
«ИСПОВЕДЬ: ПУТЬ АСЕРОВ»
— Я уже говорил, священник, что каждый последующий Путь Ада начинался с испытаний Первого. К шестому Пути я уже почти привык к этому, но на Втором это все ещё было больно. Я сходил с ума, когда слышал шаги за закрытой дверью. Сходил с ума, когда слышал до убивающей дрожи знакомые голоса Чезаре и Гаспаро, реже — Миреллы. Сходил с ума и тогда, когда слышал чужие крики. Я уже давно знал, что был не единственным, над кем они проводили эти… эксперименты. Или испытания. Так, во всяком случае, этот ужас называли сами Инганаморте.
Путь Голодных Призраков звучит менее страшно, чем Путь Ада, более мистически, загадочно. Духи есть духи, и тот, кто умер, не вернется никогда, разве что во сне. Я так думал, пока Чезаре не решил начать мой Второй Путь. Я так думал, пока не увидел этих призраков своими глазами. Знаешь, священник, сейчас мне кажется, что тогда у меня просто помутился рассудок, но, клянусь, я видел их. И нет, призраки не выглядят так, как их все представляют: в полупрозрачных белых одеяниях с нарисованными черными лицами, летающие и проходящие сквозь стены. Призраки выглядят намного страшнее.
Скажи, отец Мартин, ты видел когда-нибудь призраков?
Мартин отрицательно покачал головой, слабо осознавая, о чем вообще шла речь. Его мысли путались, и все звучало, как страшная сказка. Но священник знал: Рагиро не лгал. О таком никто не смог бы солгать.
— Они жуткие, эти призраки. У них нет лиц, но выглядят они как люди. Словно скелеты, обтянутые чисто белой кожей. Пугающие монстры с черной улыбкой сумасшедшего, пускающие корни в каменный пол, чтобы навеки замереть статуями напротив кровати, где спал маленький мальчик. Эти призраки стояли рядом со мной ровно до того момента, пока я не сбежал из того ада. А после они всегда стояли за моей спиной. Они стоят там и сейчас.
Видишь их, священник?
Мартин в ужасе посмотрел за спину Рагиро, будто бы действительно ожидал увидеть там описанных чудовищ. И тогда Рагиро рассмеялся. Это было уже не в первый раз за долгую ночь, но каждый раз Мартину от смеха заключенного становилось не по себе. Смех у него был ледяной. И набатом звенел ушах.
— Что... что было потом? — спросил прерывающимся голосом Мартин. Рагиро замолк, словно вновь погрузился в мир бестелесных духов.
— Потом? — голос Рагиро звучал немного удивленно. — Потом было все то же самое, священник. Был Ад. Или жизнь. Называй, как хочешь. Они повторили Первый Путь: избили меня палками, разрезали мое тело, вновь отравляя его ядом, и ослепили меня тем жгучим веществом. А потом заперли в клетке, рядом с которой постоянно стоял какой-то мужчина. Это точно был не Чезаре и не Гаспаро. Они по очереди приходили ко мне, но больше не трогали.
Кажется, четыре дня… Да, три или четыре дня они не давали мне еды и воды. А мужчина, стоявший около клетки, не позволял мне и глаз сомкнуть. Если я закрывал глаза, он бил меня. Не так сильно, чтобы я потерял сознание, но достаточно, чтобы понял: спать нельзя.
Я молча молился Богу. Я возносил ему безмолвные молитвы, надеясь, что ваш Бог меня услышит, но он не слышал. Или не хотел слышать. Ваш Бог решил, что одна жизнь ничего не значила. Ты тоже так считаешь, отец Мартин?.. — но не успел Мартин и рта раскрыть, как Рагиро, полный все той же надменной иронии вперемешку с жестоким спокойствием, перебил его. — Не отвечай мне, священник.
Четыре дня я чувствовал себя трупом. А потом мой Дьявол вернулся, воодушевленный возможностью вновь издеваться надо мной.
Чезаре начал с ножа, ничего необычного: он просто так же наносил порезы, немного глубже и болезненнее, нежели до этого. И в этот раз он резал, придерживаясь какой-то определенной схемы. Теперь он ранил меня не просто так, а для чего-то. Чего-то более страшного, более жуткого.
Ножевые раны, священник, это не так больно по сравнению с тем, что Инганнаморте делали со мной после. Путь Ада научил меня молчать в те моменты, когда Чезаре и Гаспаро полосовали меня холодным лезвием. Поэтому второй Путь начался с молчания. Но оно не могло длиться долго.
Чезаре слишком быстро понял, что боль от ножа я больше не чувствовал. Поэтому на пятый день моего заточения в клетке он пришел вместе с Гаспаро, в руках у которого были деревянные колышки. Знаешь, священник, такие, за которые очень легко подвесить, как тряпичную куклу, неживую игрушку, которая не чувствует боли. Но я не был игрушкой, не был куклой. Я был живым…
— Вы говорите так, будто сейчас вы уже… — Мартин не договорил, замечая на себе пристальный взгляд Рагиро.
— Будто сейчас я уже мёртв? — нетерпеливо, раздраженно перебил его Рагиро. Отец Мартин неуверенно кивнул ему в ответ. — А разве это не так, священник? Разве я все ещё жив? Посмотри на меня и скажи, что ты видишь. Что или кого. И если ты скажешь, что видишь живого человека, то, возможно, я ещё поборюсь за свое существование. Ну так что, священник, я живой?..
— Почему вы думаете, что вы мёртвы? — Мартин уже не пытался скрыть страха. Паника в глазах, надломленный, дрожащий голос и трясущиеся руки выдавали его с потрохами, тело не слушалось, а сердце колотилось так сильно и так быстро, что Мартин был уверен: Рагиро слышал.
— Потому что не может быть живым тот, кто на своем пути встретил Дьявола и Бога, кто получил по-дьявольски божественную силу и кто смог…
— Замолчите! Я понял, — оборвал его Мартин. Сначала резко, тревожно, но после неведомым образом взял себя в руки. — Продолжайте.
— Как скажешь, священник, — Рагиро послушно прекратил проверять Мартина на прочность. Он чувствовал себя монстром, забывшим о человеческих чувствах. Чудовищем, способным на все. Кем угодно — но только не человеком. Рагиро бросил равнодушный взгляд за решетку: на небе уже красовалась луна. Интересно, сколько ещё у них есть времени? Хватит ли ему этому времени, чтобы рассказать все до конца?
— Гаспаро схватил меня за обе руки мёртвой хваткой, а Чезаре медленно, с упоительным наслаждением, начал вонзать в порезы принесенные им деревянные колышки.
Отец Мартин, запомни одну вещь: если до этого момента тебе когда-нибудь было больно, то забудь и будь уверен, что это было ничто по сравнению с тем, что испытал тогда тот ребенок.
Один за другим он вонзал в меня деревяшки, вслушиваясь в каждый мой крик, будто бы в музыку. Они оба улыбались безумными, жестокими улыбками, но в те секунды я едва ли мог это замечать: боль застилала сознание. Несколько раз я отключался, но, едва я приходил в сознание, как Чезаре продолжал, не давая мне ни секунды на передышку. Я задыхался в собственном крике и слезах. Мой мир тогда сконцентрировался в одной точке — точке моей боли.