Любопытство брало верх, несмотря на нежелание знать ответ. Он спрашивал себя, каков предел у возможностей Ханны и был ли этот предел вообще. Как одна женщина могла видеть исход таких глобальных событий?.. И почему тогда она не пыталась изменить судьбу всего мира, раз владела такой силой?..
— Мы — нет. Но кто-то в ней обязательно погибнет, — Ханна приподнялась на носках и свободной рукой коснулась щеки Грэма, разворачивая его лицо к себе.
Грэм любил Ханну. Он смотрел в её темные широкие глаза и знал, что сделает все возможное, чтобы она не умерла в битве, которая должна была случиться совсем скоро. Даже несмотря на то, что защищать нужно не Ханну, а его, Грэма, обычного человека.
Имён Ханна не назвала, Грэм не спрашивал. Если кому-то было суждено погибнуть, то они постараются это предотвратить. Вдруг получится?.. Ханна же говорила, что судьбу можно изменить. А Ханна никогда не ошибалась.
Он поцеловал её так, как не целовал никого другого. Она поцеловала его так, как могла целовать только любовь всей жизни.
— Что будет после? — Грэм прервал поцелуй, но не отстранился от Ханны, шепча ей прямо в губы. Ведьма улыбалась — нахально и кокетливо.
— После? — Ханна немного удивилась, но улыбка не исчезла. — После будет жизнь. Поверь мне, ничего не поменяется. Кто-то выживет, кто-то умрёт. Одна сторона выиграет, другая — проиграет. То, что затеял капитан Лир не является исключением. Мир видел сотни, тысячи таких битв. И мир увидит ещё миллионы сражений, которые повлияют на всю вселенную. Или не повлияют. Ход истории не изменится.
Грэму становилось не по себе с каждым новым словом Ханны. Не она ли убеждала, что судьбу можно…
— А вообще не заморачивайся. Судьба — штука сложная, но её можно изменить! — она стала деланно весёлой. Грэм в её веселье не поверил.
Небо сильнее темнело, как при шторме, но море было спокойным. Ханна зашла чуть глубже и, развернувшись, брызнула водой на Грэма.
— Расслабься хоть на секунду, старпом, — она подмигнула ему и рассмеялась, в этот раз искренне.
Он хотел отмахнуться, но вторая волна брызг не заставила себя ждать, и тогда Грэм, быстро подбежав к Ханне, поднял её на руки и закрутился на месте. Вышел на берег и осторожно опустил ведьму на песок. Ханна обнимала его, не желая отпускать.
— Раздевайся, старпом, — шепнула она Грэму в самое ухо. — Я тебя хочу. Здесь и сейчас.
Спорить он не стал: скинул с себя одежду на землю и только развернулся лицом к Ханне, как та уже стояла рядом. Она схватила его между ног, и не успел Грэм даже выдохнуть, как Ханна впилась в ему губы. Этой женщине точно не нужна была его защита.
***
По дороге в комнату, где спал Рагиро, Эйлерт встретил мать. Она как раз только вышла из небольшой спальни и чуть не врезалась в сына. Нала растеряно посмотрела Лерту в глаза, а потом приоткрыла дверь в маленькую спальню, намекая, что Рагиро уже пришёл в себя. Она на мгновение сжала его плечо и направилась в сторону кухни, откуда уже доносились недовольные голоса Ригана и Райнера.
Эйлерт медлил. Он стоял на пороге некогда собственной спальни, рассматривал пол в дверном проёме, но не решался зайти, не зная, что мог сказать Рагиро и с чего вообще начать разговор. Слыша, как Нала повысила голос на мужчин, Лерт улыбнулся: несмотря на всю свою хрупкость, его мать никогда не была слабой.
— Долго там будешь стоять?
Откуда взялась эта боль, Эйлерт не знал. Раньше рядом с Рагиро он чувствовал лёгкость, а воспоминания, связанные с ним, приносили тепло и радость. Пока не случилось крушение. Потом воспоминания стали болезненными, острыми. А в итоге просто исчезли, и Эйлерт перестал думать о своём прошлом, лишь бы не чувствовать, как изнутри его разъедало щемящее чувство тоски.
Появившаяся надежда поначалу дарила успокоение, но сейчас он снова чувствовал, как внутри все раскалывалось на части.
— Извини, — выдохнул Лерт и наконец зашел в комнату. — Задумался.
На Рагиро не было ни одной царапины, и Эйлерту впору было бы радоваться, но он только сглотнул подступивший к горлу ком. Всегда зная о способностях Рагиро, он никогда не видел в живую, как многочисленные раны исчезали в считанные часы. Это оказалось страшно. Не так, как исцелялись царапины. В детстве Эйлерт восхищался, когда полученные на улице ссадины затягивались уже через пару минут, а сейчас, увидев Рагиро, целого и невредимого, он с трудом дышал. Яркая картина истерзанного тела ещё отчётливо стояла перед глазами.
— Как ты себя чувствуешь? — говорил Эйлерт тихо и неуверенно, так, будто боялся даже словами навредить Рагиро.
Рагиро это могло бы позабавить в любой другой ситуации, но он только пожал плечами:
— Лучше, чем в клетке у Дьявола, — и было непонятно, пытался он пошутить или говорил серьёзно.
Эйлерт придвинул стул к кровати и сел совсем рядом. Когда им было по двенадцать, все казалось намного проще. В двадцать пять все стало непреодолимо сложным.
— Ты говорил не спасать тебя, — перевёл тему Лерт, замечая, как плечи Рагиро напряглись. — Но нам удалось тебя вытащить оттуда. Летиции и Ханне пришлось сразиться с одним из слуг Бермуды, но разве это важно? Ты в безопасности, осталось только…
— Что? — раздражённо перебил Рагиро. — Только убить Бермуду и всех Палачей? Я не просто так просил не лезть в это, Лерт. Ты думаешь, что, раз вытащил меня с Маледиктуса, то выиграл? Нет. Если вам удалось забрать меня, то только потому, что Бермуда позволил. А это в разы хуже.
Эйлерт ни разу не видел Рагиро таким злым, особенно по отношению к нему, Лерту. Они ни разу не ругались, когда были детьми, и первый раз разговаривали на повышенных тонах тогда на «Пандоре». Ругаться с самым близким человеком оказалось неприятно и больно, и эта боль смешалась с другой, которая и так расцветала внутри, впиваясь шипами в сердце. Видеть разозлённым самого близкого человека оказалось хуже, чем невыносимо. Эйлерт не понимал, чем заслужил такой гнев, но отчего-то верил, что Рагиро прав.
Если Морской Дьявол позволил забрать кого-то с Проклятых островов, это могло значить только одно: он вернёт себе всё, что у него отняли, и возьмёт ещё больше. Рагиро не хотел думать, что Бермуда мог ещё присвоить себе: чью жизнь, чьи чувства, чью память. У Эйлерта никогда не было магии, он не проходил Шесть путей и не проводил ритуалов, и Рагиро был несказанно этому рад. Свою же силу он проклинал каждый день, каждый час, каждую минуту. Сила, о которой многие мечтали и ради которой совершали безумные поступки, тяготила его.
— Прости, я не должен был срываться, — после недолгой паузы заговорил вновь Рагиро. — Бермуда никогда не делает ошибок и никогда не проявляет слабостей, так что, если я здесь, значит, ему это зачем-то нужно. И если с тобой что-то случится по моей вине, Лерт, я не уверен, что смогу с этим справиться.
Вернее, он был уверен, что точно не справится. Эти слова — самое откровенное, что когда-либо Эйлерт слышал от Рагиро и что Рагиро когда-либо говорил вслух. На большее никто из них рассчитывать не смел. Он не смотрел на Лерта, потому что знал: как только посмотрит, спорить дальше не сможет.
— То есть предлагаешь с этим дерьмом справляться мне? Снова? Нет, Рагиро, так не пойдет. Ты уже согласился помочь нам, назад отступать уже поздно. К тому же, уверен, и тебе, и твоей команде порядком поднадоело быть на побегушках у этого чокнутого, — Эйлерт старался говорить непринуждённо, и ему казалось, что у него получалось неплохо, несмотря на то что он чувствовал, как нервы натягивались словно тетива.
— Тогда у нас есть два варианта. Первый: победить и навсегда освободить море. И попробовать вернуть то время, которое он забрал у нас. Второй: проиграть и умереть за то, за что действительно стоит умереть. И, наконец, освободиться, — последнюю фразу Рагиро неслышно прошептал. Эйлерт не услышал, но не переспросил его, потому что знал, что ему не понравятся последние слова Рагиро.
Лерт грустно усмехнулся, явно предпочитая первый вариант, и тихо признался:
— Знаешь, я тоже не уверен, что смогу справиться, если ещё раз тебя потеряю.
— В таком случае мы на равных условиях.
— В таком случае нам нельзя проиграть, — уверенно заявил Эйлерт. Он всегда надеялся на лучшее, но мысленно готовился к другим исходам. Способность видеть только лучшее во всем и всех досталась ему от матери. Рагиро этого никогда не понимал, он привык ждать только самого худшего, готовиться к самому худшему и получать самое худшее. Но рядом с Лертом все становилось по-другому. В одно мгновение. С той секунды, когда они впервые встретились.
Эйлерт коснулся плеча Рагиро, немного сжал то ли в знак подтверждения своих слов, то ли просто желая поддержать, то ли потому что слишком сильно скучал все эти годы. Рагиро не отстранился, вообще никак не отреагировал поначалу, но потом, подавшись чуть вперед, приблизился к Лерту, но сказать ничего не успел. Кто-то настойчиво постучался в дверь и, не дожидаясь ответа, зашёл в комнату.
На пороге стоял Райнер Финн.
— Думаю, нам пора поговорить, Рагиро. Давно пора.
Раньше Эйлерт думал, что невозможно так сильно ненавидеть кого-то, но, смотря на Райнера, понимал, что нет предела ненависти. В их прошлую встречу здесь, на Сент-Люси, он почувствовал щемящую печаль по прошлому, а сейчас отчаянно винил во всем происходящим Райнера, хотя знал, что виноват не только он. Стиснув зубы, Лерт поднялся на ноги и сделал шаг в сторону, преграждая путь Райнеру. Мужчина в ответ усмехнулся, но понял, что проходить дальше не стоило.
Рагиро не отвечал. Они с Райнером никогда не были особо близки, никогда не считали друг друга семьей и никогда нормально не разговаривали. Просто в один момент Райнер больше не захотел выходить в море, остался жить на острове и позволил Рагиро жить вместе с ним. Просто в один момент Рагиро обрёл единственного родного человека, переехал в его дом и поверил в то, что даже у него может быть обычная жизнь.
— Тебе стоит уйти, Райнер, — прошипел Эйлерт, но Райнер на него даже не посмотрел.