Вернувшись в большую штольню, Лозенвольдт продолжил лекцию:
- Они бурят отверстия, шурфы, примерно в шесть футов глубиной, бурами с вольфрамовыми сверлами. Вон лежат буры.
Мы посмотрели туда, куда он указывал. Поначалу штабель шестифутовых буров в конце коридора показался нам кучей труб; но, подойдя ближе, мы увидели, что это сплошные металлические стержни с блестящими вольфрамовыми наконечниками.
- Буры каждый день приходится поднимать на поверхность, чтобы заточить заново.
Мы кивнули, точно мудрые совы.
- Эти трое почти завершили бурение на сегодня. Они пробурили множество шурфов в стенке штольни. В каждый шурф будет заложен заряд взрывчатки, и после взрыва останется только убрать обломки камня. А потом вернутся бурильщики и начнут все сначала.
- И на сколько они продвигаются за день? - спросил Родерик.
- На восемь футов за смену.
Ивен прислонился к каменной стенке и вытер лоб рукой в лучших традициях Клиффорда Венкинса.
- А что, вы разве не ставите подпорок? - спросил он.
Лозенвольдт ответил на поставленный вопрос искренне, не разглядев проступавшего за ним страха.
- Нет, конечно. Мы ведь ведем проходку не в грунте, а в скальной породе. Так что обрушиться штольня не может. Правда, временами со стен и с потолка падают камни. Это обычно бывает в свежепроложенных штреках. Если мы видим камни, которые грозят упасть, мы их сбиваем, чтобы они потом не упали кому-нибудь на голову.
Ивена это явно не успокоило. Он вытащил из кармана свой платок и промокнул лоб.
- А какую взрывчатку вы используете? - поинтересовался Данило.
Лозенвольдту Данило не нравился, а потому ответить инженер не потрудился. Родерик, которому тоже стало интересно, задал тот же вопрос. Лозенвольдт подавил нарочитый вздох и ответил залпом еще более отрывистых, чем прежде, Фраз:
- Динагель. Это черный порошок. Хранится под замком в красных ящиках, висящих на стене штольни.
Он указал на один из таких ящиков, висящих чуть поодаль.
Я уже обратил внимание на парочку таких ящиков с навесными замками, но как-то не задумывался, для чего они.
- Спросите его, что бывает во время взрыва, - ехидно попросил Данило Родерика.
Родерик спросил. Лозенвольдт пожал плечами:
- А как вы думаете? Самих взрывов никто не видит. Перед тем как подорвать заряды, из шахты удаляют всех. И никто сюда не возвращается раньше чем через четыре часа после взрыва.
- А почему, дорогуша? - благодушно протянул Конрад.
- Пыль, - лаконично ответил Лозенвольдт.
- И когда же мы пойдем смотреть эту золотую гору… то есть жилу? - спросил Данило.
- Прямо сейчас.
Лозенвольдт указал вдоль главной штольни:
- Дальше будет очень жарко. Впереди участок, где нет вентиляции. Не выключайте лампы, они вам понадобятся. Глядите под ноги. Пол местами очень неровный.
Закончив фразу, он без предупреждения, как и в прошлый раз, повернулся к нам спиной и зашагал дальше. Мы последовали за ним.
Я спросил у Ивена:
- С вами все в порядке?
Это рассердило его до такой степени, что он расправил плечи, сверкнул глазами и ответил, что да, естественно, и вообще я что, за дурака его принимаю?
- Да нет, что вы.
- Ну и нечего!
Он решительно обогнал меня, видимо, чтобы не упустить ни одного из драгоценных перлов, изрекаемых Лозенвольдтом. Я снова оказался замыкающим.
Чем дальше мы шли, тем жарче становилось. Впрочем, жара была сухая, так что нельзя сказать, чтобы мы обливались потом. Штольня приобрела менее цивилизованный вид: корявые некрашеные стены, никакого освещения и неровный пол. Штольня заметно шла под уклон. Под башмаками у нас хрустел щебень.
Чем дальше мы шли, тем больше встречалось нам признаков рабочей активности. То и дело навстречу попадались люди в белых комбинезонах, занятые делом, волокущие какое-то оборудование, освещающие фонарями на касках сосредоточенные лица встречных. Края касок отбрасывали темную полоску тени на лица, и мне пару раз приходилось дергать за рукав идущего впереди Родерика, чтобы убедиться, что я по-прежнему следую за кем надо.
Миновав жаркий участок, мы почувствовали себя так, словно очутились прямиком в Арктике. Лозенвольдт остановился и переговорил с двумя другими молодыми шахтерами, которые беседовали между собой.
- Здесь мы разделимся, - сказал он наконец. - Вы двое - со мной, - указал он на Родерика и Ивена. - Вы двое - с мистером Андерсом. - И он препоручил Конрада с Данило угрюмому джентльмену, увеличенной копии себя самого. - А вы, - тут он указал на меня, - с мистером Йетсом.
Йетс оказался моложе остальных и, похоже, был у них на побегушках. Говорил он немного невнятно из-за «волчьей пасти». Он кривовато улыбнулся мне и извинился: он не привык показывать гостям шахту, обычно это не его работа…
- Я вам очень обязан, - успокаивающе ответил я.
Прочие уже разошлись и вскоре затерялись в толпе людей в одинаковых комбинезонах.
- Ну, идемте.
Мы зашагали дальше вниз. Я спросил у своего проводника, каков уклон штольни.
- Градусов двадцать, - ответил он и замолчал. Я понял, что, если я захочу что-то узнать, придется обо всем расспрашивать самому. Да, пожалуй, Лозенвольдт был не так уж плох - он по крайней мере знал, о чем полагается рассказывать посетителям.
В стене по левую руку время от времени попадались отверстия, за которыми чувствовалось пустое пространство.
- А я думал, что штольня пробита в сплошной породе, - заметил я. - Что это за отверстия?
- А-а… Понимаете, мы уже в золотоносных пластах. Большая часть пласта за этой стеной уже вынута. Вот погодите, сейчас сами увидите.
- А жила тоже идет под уклоном в двадцать градусов? - спросил я.
Вопрос показался ему странным.
- Конечно!
- А тот штрек, который еще только прокладывают, куда ведет он?
- К другой части жилы.
Да, конечно. Дурацкий вопрос. Жила тянется горизонтально на несколько миль. Должно быть, выбирать золотоносный пласт - это все равно что выковыривать ветчину из толстого сандвича.
- А что будет, когда весь пласт вынут? - спросил я. - Тут же должны остаться огромные пустоты, которые ничто не поддерживает…
- Мы оставляем опоры, - ответил Йетс. - Например, стена этой штольни довольно толстая, несмотря на отверстия, оставленные для вентиляции и для взрывов. Она удерживает потолок на этом участке. Конечно, в конце концов, когда эта штольня будет выработана и заброшена, слои постепенно сомкнутся. Вот, к примеру, большая часть Йоханнесбурга опустилась примерно фута на три, когда выработанные слои под ним сомкнулись.
- Что, недавно? - удивился я.
- Да нет. Это давно было. Золотоносные слои в Ранде залегают на меньшей глубине, и разрабатывать их начали раньше.
Навстречу нам несли вольфрамовые буры. Другие шахтеры шли в ту же сторону, что и мы.
- Мы готовимся к взрыву, - пояснил Йетс, не дожидаясь вопроса. - Бурение уже закончено, теперь взрывники закладывают заряды.
- Значит, у нас мало времени, - сказал я.
- Видимо, да.
- Я хотел бы посмотреть, как выбирают жилу.
- Тогда нам надо пройти чуть подальше. Я покажу вам ближнюю часть выработки. Дальше все то же самое.
Мы подошли к отверстию в стене, которое было больше остальных, диаметром футов в пять, но шагнуть в него просто так было нельзя, потому что сразу за ним пол резко поднимался вверх.
- Берегите голову, - сказал Йетс. - Потолок очень низкий.
- Ладно, - ответил я.
Он жестом показал, чтобы я лез первым. Что я и сделал. Забой был всего фута три в высоту, но уходил во все стороны так далеко, что конца ему видно не было. Видимо, из этого куска сандвича большую часть ветчины уже выковыряли.
Теперь вместо ровного каменного пола была россыпь острых каменных осколков, которые скатывались вниз, когда я полз по ним. Я пробрался немного вперед и остановился, поджидая Йетса. Он полз следом за мной, глядя направо. Там, ниже по склону, вдоль тридцатифутового изгиба дальней стены работали несколько шахтеров.
- Проверяют заряды, - пояснил Йетс. - Скоро все начнут уходить.
- Вот эти осколки, на которых мы стоим, это и есть руда? - спросил я.
- Да нет, не совсем. Это просто камень. Жила обычно проходит посреди выемочной камеры.
- А что такое выемочная камера?
- А вот это самое место, где мы находимся. Где руду добывают. Традиционно его называют забой.
- Ну хорошо, а вот там, внизу, где еще не взрывали, - как вы узнаете, где проходит жила?
На мой взгляд, это был один сплошной камень. Темно-серый неровный потолок, переходящий в такие же темно-серые неровные стенки, сливающиеся с темно-серым полом, заваленным щебнем.
- Я сейчас принесу вам кусочек, - услужливо сказал Йетс и пополз туда, где трудились его коллеги. В забое едва можно было сесть. В принципе, можно было встать на четвереньки, если опустить голову. Я оперся на локоть и смотрел, как Йетс одолжил маленькую кирку и отколол от дальней стены кусочек камня.
Он приполз обратно.
- Вот. Это кусок жилы.
Мы осветили его лучами наших лампочек. Серый плоский камешек длиной дюйма в два, с острыми краями. На поверхности виднелись более темные, чуть блестящие пятнышки и полоски.
- Что это за пятнышки? - спросил я.
- А вот это руда и есть, - сказал он. - То, что светлее, - просто обычный камень. Чем больше в жиле таких темных пятнышек, тем богаче выход золота на тонну породы.
- Так вот это темненькое и есть золото? - недоверчиво спросил я.
- Да, в нем есть золото, - кивнул Йетс. - На самом деле руда содержит четыре элемента: золото, серебро, уран и хром. Породу дробят, подвергают обработке и таким образом выделяют все составляющие. Но золота в ней больше, чем серебра или урана.
- Можно, я возьму этот кусочек себе? - спросил я.
- Конечно! - Йетс прокашлялся. - Извините, но меня там работа ждет. Может, обратно вы сами доберетесь? Тут не заблудишься…
- Да, конечно, - сказал я. - Идите. Не буду мешать вашей работе.