нестерпя побои». Другим вариантом было объяснение: «Затеял собою, отбывая наказанья», «А показал-де он то, избывая каторжной работы». Объяснения человека, что страх перед сыскным ведомством с его пытками есть причина оговоров, молчания и т. д., были весьма распространенными. И следователи сыска этому, не без оснований, верили: все подданные действительно страшно боялись их ведомства.
Добиться подтверждения прежних, данных в «роспросе» показаний, получить новые признания подследственного, ввести все это в систему указанных «типов» признаний и составляло главную цель розыска в пыточной камере. Здесь применяли самые разнообразные способы физического воздействия, избежать которых попавшему в застенок человеку было практически невозможно. К 1760-м гг. пытки утратили прежнюю средневековую свирепость, хотя взгляд на физические мучения как на вернейший способ добиться истины (или нужных показаний, что в сыске понимали как синонимы) не стал старомодным, не был признан порочным ни во второй половине XVIII в., ни позже. На смену жутким пыткам огнем пришла обыкновенная порка и другие, часто скрытые, вероятно смехотворные для людей типа Ф.Ю. Ромодановского, методы достижения нужного следственного результата Словом, в том или ином виде пытка сохранялась в русской истории, без нее политический сыск всегда был как без рук.
Глава 8Вынесение приговора
Петровская эпоха реформ вошла в историю России как время кардинальных преобразований системы судопроизводства. В 1718 г. была создана Юстиц-коллегия, а чуть позже — система судов в губерниях, провинциях и городах. В основе создания независимой от администрации судебной иерархии лежали шведские образцы организации юстиции, которые Петр I вообще широко использовал в своей деятельности. Реформа судопроизводства проводилась в комплексе с другими преобразованиями, которые в принципе формировали устойчивую судебную систему. Речь идет не только о создании Юстиц-коллегии, к которой перешли судебные функции большинства приказов, но и о создании системы прокуратуры, составлении нового корпуса законов. Увенчалась эта работа появлением в 1723 г. «Указа о форме суда», восстановившего, как сказано выше, состязательность судебного процесса. Однако для политического сыска судебная реформа мало что значила Те «д ва первых пункта», которые включали в себя корпус государственных преступлений, находились в исключительной компетенции государя. Он сам определял, как и в какой форме будет наказан государственный преступник. Проследим, как решалась судьба государственных преступников.
Завершив расследование преступления, подьячие сыскного ведомства составляли по материалам дела «выписку» или «экстракт» (известны и другие названия: «Краткая выписка», «Изображение»). На основе экстракта готовилось решение, которое отражалось в протоколе в виде «определения» следующего образца: «По указу Его и.в. в Канцелярии тайных розыскных дел слушано дело… Определено…» Или: «Слушав выписку о распопе Савве Дугине, определено: оного распопу Дугина казнить смертью — отсечь голову». Был и такой вариант приговора: «Учинить по всенижайшему Тайной канцелярии мнению…» После этой преамбулы излагалась суть дела (т. е. состав преступления). В конце излагался проект приговора с перечнем законов, на основе которых выносили решение о судьбе преступника (42-1, 6 об.; 56, 27 об.).
Адресатом такого итогового документа был самодержец или высший правительственный орган. В 1733 г. по делу Погуляева и Вершинина было решено следующее: «И о учинении тому Погуляеву за оную важную ево вину смертной казни, учиня из дела краткую выписку, под которою, объявя сие определение, доложить Ея и.в.» (49, 15; 42-4, 183).
Ранее, в XVII в. роль «экстракта» выполнял статейный список по розыскному делу. Выглядел он как листы бумаги, которые были перегнуты надвое. На одной половине листа излагалась суть дела каждого участника процесса, в конце выписывались подходящие к случаю законы. На другой половине листа писали проект резолюции следственного органа (571, 205). Типичным является статейный список 1689 г. по делу Шакловитого и его сообщников. В нем содержится краткое изложение сути дела на основе изветов, допросов, очных ставок и пыточных речей («В изветех, и в роспросех и на очных ставках московских стрелецких полков капитаны… на него, Фед-ку, говорили и на очных ставках уличали: умышлял он, Федка и говорил…» — и т. д.). Ниже шло законодательное обоснование: «Ав Уложенье 157 году, во 2-й главе, в 1-й статье напечатано…» — и, наконец, боярский приговор: «198 году, сентября в 11-й день по указу Великих государей… бояре, слушав сего статейного списка приговорили: Федку Шакловитого за вы-шеписанные ею злые воровские умыслы и дела казнить смертью» (623-1, 209–264). Наиболее часты были ссылки на Соборное уложение 1649 г. (особенно на главы 1 и 2), Артикул воинский 1715 г., входивший в Устав воинский 1720 г., упоминались и некоторые именные указы о государственных преступлениях, названные в главе первой данной монографии. При этом отметим сразу, что ссылка на законы, по которым казнили политических преступников, не была обязательной.
Итак, экстракт, или выписка, поданная государю сыскным ведомством, обычно содержала проект приговора по делу. Роль такого проекта приговора — указа для Екатерины I, решавшей летом 1725 г. судьбу архиепископа Феодосия, сыграла «Предварительная осудительная записка». Этот документ написан как черновик указа с характерными для него сокращениями: «По указу: и проч. и проч. Такой-то имярек сослан, и проч., и проч. Для того: сего 1725 году апреля, в… день, показал он, Феодосий, необычайное и безприкладное на высокую монаршую ея велич. Государыни нашея императрицы честь презорство (пренебрежение. — Е.А.)…» — и далее дано описание преступлений опального иерарха. Заканчивалась «Записка» такими словами: «За который его, Феодосия, страшные и весьма дивные продерзости явился он достоин и проч., и проч. Но всемилостивейшая государыня и проч., и проч.» (573, 205–207). Как мы видим, в последних конспективных фразах проекта приговора предполагалось смягчить наказание преступнику. Так это и было сделано в окончательном приговоре императрицы.
В виде подобного же проекта приговора был составлен документ Тайной канцелярии по делу Лестока, направленный в 1748 г. императрице Елизавете. Начальник Тайной канцелярии А.И. Шувалов вместе с генералом С.Ф. Апраксиным, «слушав экстракт о… Герман Лестоке, о жене его Марье Лестокше, да о племяннике его, Лестоке… Александре Шапизе, дао зяте его, Лестока… Бергере, приказали учинить следующее. Помянутый Лесток, забыв страх Божий, и презря подданическую присягу, и не чувствуя того, что он высочайшею Ея и.в. милостию из ничего в знатнейшие чины возведен и обогащен был, весьма тяжкие и важные, в противность государственных прав, також собственного ему от Ея и.в. изусного повеления преступления учинил…» Далее следует длинный перечень преступлений Лестока и его родственников, а в конце резюмируется: «Итако, оный Лесток по всем выше-обьявленным обстоятельствам не токмо подозрителен, но и в тяжких и важных преступлениях и винах явился, за что он, Лесток, по силе всех государственных прав подлежит смерти. Однакож не соизволитли Ея и.в. из высокоматернего своего милосердия для многолетнего Ея и.в. и высочайшей Ея и.в. фамилии здравия, от смертной казни учинить его, Лестока, свободна, а вместо того не соизволитли же Ея и.в. указать учинить ему, Лестоку, нещадное наказание кнутом и послать его в ссылку в Сибирь в отдаленные города, а именно в Охотск и велеть его там содержать до кончины живота его под крепким караулом… Движимое и недвижимое помянутого Лестока имение все без остатку отписать на Ея и.в.» (663, 9, 17; 760, 57).
На подобный проект приговора обычно следовала собственно резолюция государя (государыни), который либо подписывал подготовленный заранее пространный указ, либо ограничивался краткой пометой на проекте или даже на экстракте. Пожалуй, ярче всего это видно в деле Варлама Левина Весной 1722 г. Петр I уезжал в Персидский поход и поспешно заканчивал оставшиеся важные государственные дела 17 апреля 1722 г. арестанта доставили в Москву, где начались допросы Левина и аресты причастных к делу людей, которых начали свозить в Преображенский приказ. 13 мая А.И. Ушаков в докладе царю, уже плывшему по Оке, вопрошал: «Старцу Левину по окончании розысков какую казнь учинить и где, в Москве или Пензе?» Император начертал всего два слова «На Пензе» (325-1, 31). В сущности, эти два слова и есть смертный приговор Левину, хотя его дело только что стали рассматривать и еще десятки людей, сидевших месяцами в колодничьих палатах, не были допрошены. Между тем судьба человека была уже решена.
В данном случае мы имеем дело с приговором-резолюцией, которую писал государь на экстракте, на выписке или на докладе сыскного ведомства. Эта форма судебного решения встречается очень часто, особенно в петровское и анненское время. Также бывало, что приговор, вынесенный государем в устной форме по устному докладу начальника сыскного ведомства, записывался в протоколе Тайной канцелярии со слов вернувшегося из дворца начальника и оформлялся в виде «записанного именного указа». Таким был приговор по делу Докукина. Экстракт по делу начинался словами: «В доклад. В нынешнем 1718 году…» Далее излагалась суть преступления. В конце экстракта был поставлен вопрос: «И о том что чинить?» Резолюция Петра под экстрактом гласила: «1718 г., марта 17. Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич, слушав сей выписки, указал по имянному своему В.г. указу артиллерийскаго подьячего Лариона Докукина, что он на Старом дворце, во время божественной литургии подал Его ц.в. воровския о возмущении народа против Его в. письма (и проч. из доклада слово в слово), и за то за все казнить смертью». Эта резолюция, записанная в журнале присутствия Тайной канцелярии П.А. Толстым и Г. Г. Скорняковым-Писаревым как именной указ, имела окончательную силу