(626-4, 358, 359). М.М. Богословский считает, что впервые меч, новинку из Европы, применили в России 18 октября 1698 г., когда им обезглавили Аничку Сидорова и Ивашку Клюкина (163, 112). Когда отсекали голову мечом, то приговоренного ставили на колени и палач широким замахом сносил преступнику голову с плеч. При казни топором непременным атрибутом была плаха — чурбан из дуба или липы, высотой не более метра, возможно, с выемкой для головы.
Опытный палач отделял голову от туловища одним ударом и тотчас, подняв ее высоко за волосы, показывал толпе. Предъявление головы публике также полно символического смысла: зрители удостоверялись, что казнь действительно свершилась без обмана. Если за палаческую работу брались непрофессионалы или палач был неопытен, то казнимого ожидали страшные муки. Известно, что палач Марии Стюарт с первого и со второго раза промахнулся — сначала попал в затылок, а потом только рассек шею. Когда же он схватил голову за волосы, то они остались у него в руке. Это был парик, а голова шотландской королевы покатилась по помосту. Когда в 1698 г. в Москве казнили стрельцов, то Петр заставил всех своих приближенных лично участвовать в экзекуции. Корб писал, что перед каждым боярином ставили преступника и ему предстояло произнести приговор и «после исполнить оный, обезглавив собственноручно виновного». Боярин Б.А. Голицын «был настолько несчастлив, что неловкими ударами значительно увеличил страдание осужденного». Петр вообще был сердит на многих бояр, у которых при этом тряслись руки. Сам царь бестрепетно обезглавил в Преображенском пятерых стрельцов, а Меншиков хвастался, что казнил двадцать человек (399, 102, 108).
Известно также, что иногда палач получал особое распоряжение мучить жертву. В 1687 г. сыну опального гетмана Украины Ивана Самойловича Григорию отрубили голову не сразу, «но в три приема, нарочно затем, чтобы увеличить страдания» (414, 366). К этому нужно добавить, что сознание не угасало сразу после отделения головы от тела Исследования французских врачей конца XIX в. показали, что голова казненного несколько секунд и даже минут жила и закрытые веки открывались в ответ на названное имя казненного человека Эти выводы послужили причиной отмены казни на гильотине, которая сама по себе была более совершенна, чем палач, — ведь в ответственный момент человеческая рука могла дрогнуть и принести казнимому огромные страдания.
В Артикул воинский 1715 г. включено важное положение о казни. Если раньше, в XVII в., казнимый преступник оставался жив после первого удара палача или срывался с виселицы, то ему по давней традиции даровали жизнь. Артикул отменил обычай: «Когда палач к смерти осужденному имеет голову отсечь, а единым разом головы не отсечет, или когда кого имеет повесить, а веревка порветца и осужденный с виселицы оторветца и еще жив будет, того ради осужденный несвободен есть, но палач имеет чин свой (т. е. обязанность. — Е.А.) до тех мест (т. е. до тех пор. — Е.А.) отправлять, пока осужденный живота лишится и тако приговор исправлен быть может» (626-4, 364). Когда во время казни декабристов летом 1826 г. двое из приговоренных сорвались с виселицы, главный экзекутор приказал их повесить заново, и в этом он строго следовал нормам Артикула воинского.
Некоторые авторы считают повешение древнейшей казнью на Руси (см. 538-5, 260). Как уже сказано выше, повешение было трех видов: обычное («повесить за шею» или просто «повесить», в одном случае «обвеешь» — 537-1, 537), повешение (подвешение) за проткнутое крюком ребро («повешен за ребро» — 88, 774 об.) и, наконец, повешение за ноги. При подвешивании за ребро смерть не наступала сразу и преступник мог довольно долго жить. Бергольц описывает случай, когда подвешенный за ребро преступник ночью «имел еще столько силы, что мог приподняться кверху и вытащить из себя крюк. Упав на землю, несчастный на четвереньках прополз несколько сот шагов и спрятался, но его нашли и опять повесили точно таким же образом» (150-2, 199). Эту казнь могли совмещать с другими видами наказания. Никита Кирилов в 1714 г. был подвешен за ребро уже после колесования. Такой же казни подвергся и рудничный мастер Елисей Поздников, ложный изветчик (325-2, 103; 89, 774). Н. Д. Сергеевский выделяет три типа виселиц, характерных для XVII в.: «покоем» (П), «глаголем» (Г) и «двойным глаголем» (Т) (676, 100).
В XVIII в. все эти виды виселицы также известны нам из источников. Простое повешение совершалось обычно на виселице, стоящей на эшафоте, но случалось, что для этих целей использовали иные приспособления, вроде дерева или ворот, повешение было достаточно простой в исполнении казнью, хотя и не такой эффектной, как отсечение головы. Стрельцов в 1698 г. вешали не только на виселицах (в том числе общих, сразу для нескольких висельников), но, как уже отмечалось, на бревнах, вставленных в бойницы стен Белого города и Новодевичьего монастыря (290, 265). «Глаголь» чаще всего использовался для подвешивания за ребро. В воззвании подавлявшего восстание Пугачева генерала Панина сказано, чтобы во всех «бунтовых» селениях поставить «по одной виселице, по одному колесу и по одному глаголю для вешания за ребро» (122, 27). Как описывает А.Т. Болотов, видевший казнь Пугачева, несколько сообщников «злодея» казнили одновременно с ним на виселицах, стоявших вокруг эшафота. Их подняли на ступеньки лестниц, прислоненных к виселицам, а на головы надели холщовые мешки — «тюрики». В тот момент, как палач отрубил Пугачеву голову, преступников разом столкнули с лестниц (165, 191–193).
Четвертование представляло собой расчленение тела преступника с помощью меча или топора — точнее, специального топорика для отсечения рук и ног. В одних случаях преступнику вначале отрубали левую руку и правую ногу (или наоборот), затем это же повторялось с оставшимися рукой и ногой, а затем отсекали и голову. Но в других случаях преступнику вначале отрубали голову, а затем уже руки и ноги. Четвертование в первом варианте называлось «рассечение живого» и усугубляло предсмертные муки, второй же был выражением милости государя к преступнику. Техника этой казни в России известна только из описания голландца Людвига Фабрициуса в 1671 г.: «Когда пришло время палачу приступить к делу, Стенька несколько раз перекрестился, обратившись к церкви… И вот зажали его промеж двух бревен и отрубили правую руку по локоть и левую ногу по колено, а затем топором отсекли ему голову, все было совершено в короткое время с превеликой поспешностью. И Стенька ни единым вздохом не обнаружил слабости духа» (306, 114–115). Из этого описания следует, что на эшафоте было сделано какое-то приспособление для этой экзекуции. Рассказ Фабрициуса о казни Разина несколько расходится с рассказами других очевидцев. Ян Рейтенфельс пишет, что «Стенька… перекрестился и лег на смертную плаху и последовательно был лишен правой и левой рук и ног и, наконец, головы» (615, 119). Англичанин Т. Хебден писал 6 июня 1671 г. обобщенно, что Разину «отрубили руки, ноги, потом голову и насадили их на голь кольев» («and there he had his armes, his leggs, and then his head, cut off which were presently sett up upon 5 poles») (306, 129–130). Все это означает, что Разину провели полный цикл казни четвертования живым, отсекли руки и ноги, а потом голову. Адам Олеарий, рассказывая о казни самозванца Анкудинова, сообщает, что ему отрубили топором «сначала правую руку ниже локтя, затем левую ногу ниже колена, потом левую руку и правую ногу и мгновенно затем голову» (526, 253). В 1773 г. генерал П.И. Панин приказал некоторых зачинщиков мятежа Пугачева «казнить смертью огрублением сперва руки и ноги, а потом головы», что и было сделано (122, 27).
Казнь эта считалась страшной. Приговоренный в 1740 г. к четвертованию Волынский просил А.И. Ушакова и И.И. Неплюева передать императрице просьбу об отмене приговора. Именно как четвертование он понял указ Анны, заменившей ему прежний приговор — «посажение на кол» — более мягким: вырезанием языка, отсечением сначала правой руки, а затем головы. Однако просьба не была уважена (304, 164–165). Ужесточению муки казнимого на эшафоте в XVIII в., как и раньше, придавалось большое символическое значение: пытки накануне казни и непосредственно во время публичной экзекуции были формой государственной мести. Артикул воинский разрешал при четвертовании предварительно рвать тела преступника клещами (626-4, 350).
Был еще один способ четвертования, который в России не применялся. Он состоял в том, что руки и ноги преступника привязывались к постромкам четырех лошадей и по сигналу палача его ассистенты погоняли лошадей. Эго не приводило к быстрой смерти; покушавшийся на жизнь Людовика XV Робер-Франсуа Дамьен, приговоренный в 1757 г. к такому виду четвертования, был жив даже после третьего рывка лошадей. Лишь после того, как ему перерезали сухожилия, лошадям удалось разорвать тело преступника, да и то не одновременно (642-1, 245–246). В проекте Уложения 1754 г. такую казнь предполагалось учредить в России. Правда, преступника хотели рвать «пятью запряженными лошадями на пять частей» (596, 76). Впрочем, такая невиданная казнь так и не была введена в России.
Можно сказать, что страшно мучительной была и казнь колесованием, когда переламывали кости преступнику на эшафоте с помощью лома или колеса («Колесом разломан» — (626-4, 358). Из документов видно, что преступнику ломали преимущественно руки и ноги. Средневековые гравюры и описания современников позволяют судить о технике этой казни. Сохранившееся палаческое колесо, датированное XVIII веком, позволяет прийти к выводу, что это орудие казни внешне походило на каретное колесо. Его деревянный обод снабжен железными оковками, края которых загнуты для того, чтобы усилить ломающий кости удар. Преступника, опрокинутого навзничь, растягивали и привязывали к укрепленным на эшафоте кольцам или к вбитым в землю кольям. Под суставы (запястья, предплечья, лодыжки, колени и бедра) подкладывались клинья или поленья, а затем с размаху били ободом колеса по членам, целясь в промежутки между поленьями так, чтобы сломать кости, но не раздробить при этом тела В приговорах указывалось, что именно ломать: ребра, руки, ноги и т. д.