(391, 26).
Словом, кнутование даже если не убивало, то калечило человека, делало его не «полезной единицей», а инвалидом. Это видно из именного указа 25 июня 1742 г., который разрешал помещикам сдавать в рекруты крепостных, наказанных за ложное «Слово и дело». За это преступление им полагался кнут, но закон разрешал использовать плеть «дабы они впредь, при отдаче в рекруты, годны могли быть». Это же следует и из приговоров 1752 г. о казни взбунтовавшихся работных людей Калужской провинции. Телесные наказания за одну и ту же вину суд определял своеобразно: пригодных к дальнейшей службе и работе на заводе наказывали плетью, непригодных — кнутом, так как им все равно не работать! Вынося приговор о кузнеце Архипе Тимофееве, судья заколебался и постановил: «Ежели годен в службу, то, учиня в кузнечном ряду наказание плетьми, а ежели негоден — кнутом» (463,125,127, 262, 401). Особенно печальна была судьба тех преступников, которых секли несколько раз. Эго происходило в том случае, если приговор предусматривал кнутование «в проводку» или в тех местах, где казнимый совершал свои преступления. Казнь затягивалась, преступника водили с места на место, даже везли в другой город, его раны не заживали, а гноились (683, 12).
Очень редко в приговорах сказано о числе ударов кнута, которые предстояло вытерпеть преступнику. Казнимый отдавался на волю исполнителям казни, хотя допускаю, что они исходили при этом из каких-то норм, традиций кнутобиения, учитывали тяжесть преступления, рецидив, телесную крепость преступника. Ясно, что приговор «Жестокое наказание кнутом», «Нещадное наказание кнутом», «Бить кнутом без всякой пощады» — это более суровое наказание, чем кнутование по приговору: «Бить кнутом». Но в документах встречаются и упоминания о конкретном числе ударов. 30 ударов кнута получил по приговору «Бить кнутом нещадно» школяр Лукьян Нечитайло из Глухова в 1722 г. Столько же ударов тоже по приговору «Кнутом нещадно» получили в 1725 г. бывшие попы Захарий Игнатьев и Антип Щеглов (664, 65, 182–183). «Чародея» Козицына приговорили в 1763 г. к «жестокому наказанию кнутом», и он получил 40 ударов (215, 243). По мнению А. Г. Поляка, в 1660-х гг. битье кнутом «нещадно» равнялось 50 ударам кнута (538-5, 260). Это же число упомянуто и в материалах, опубликованных Н.Я. Новомбергским (500, 266). Во время же подавления тарского мятежа в Сибири в 1720 г. мужчинам давали по 100, а женщинам по 50 ударов кнута (581, 61). Когда в 1752–1753 гг. наказывали взбунтовавшихся работных людей Калужской провинции, то по приговору о «нещадном наказании кнутом» преступники получали 50 ударов, а при наказании по приговору просто «кнутом» давали всего 25–30 ударов (463, 128, 136). Таким образом, думаю, «нещадное наказание» кнутом в XVIII в. составляло не менее 30 ударов, хотя А.Г. Тимофеев считал, что нижний предел — 50, но было и больше — 70, 100, 125, 175, 200 (728, 242–245).
Вообще, создается впечатление, что ближе к XIX в. число ударов при кнутовании возросло. М.Л. Магницкий в 1820 г. о своем времени писал: «Уголовные законы полагают определительности присуждаемым ударом кнутом; в важнейших случаях говорят они: бить нещадно. Нет двух губерний, в которых бы выражение это толковалось единообразно. От 25-та ударов человеколюбивого председателя Уголовной палаты присуждаемых до 900, которым я знаю примеры, оставлено кровавое поле жестокости, пристрастию и подкупу» (722, 381). Между тем Александр I указом 1802 г. отменил в приговорах слою «нещадно», судьи должны были обозначать в приговорах точное число ударов (477; 479, 32). Но закон этот не исполнялся.
Никаких критериев в определении силы удара кнута не существовало. Часто встречающееся в приговорах понятие «нещадно» ни по числу, ни в силе ударов не было регламентировано. Единственным и весьма условным критерием сильного битья кнутом на Востоке (и в современной Чечне) было указание на то, что палач «обнажает подмышки», т. е. высоко поднимает руку, и бьет со всей силы. В России упоминания о таком способе определения силы удара мне не известно. Жестокость наказания кнутом во многом зависела не столько от количества ударов, сколько от угла наклона «кобылы» (чем отложе лежал преступник, тем сильнее приходился удар по спине), от расстояния, с которого бил палач («Если палач становится дальше, то удар наносится концом ремня, в близком же расстоянии всем ремнем» — 728, 250), но более всего от воли старшего экзекутора и палача. При этом жизнь кнутованного зависела в немалой степени и от продажности экзекуторов. Как вспоминал Зейдер, которого вели на эшафот, его мрачные мысли были прерваны палачом, который потребовал денег. «В кармане у меня было всего несколько медных денег, но в бумажнике было еще 5 рублей. Доставать их было неудобно, это могло обратить внимание, поэтому я снял часы и, отдавая их, сказал как только мог яснее по-русски: “Не бей крепко, бей так, чтобы я остался жив!” — “Гм! Гм!” — пробурчал он мне в ответ» (520, 479).
О взятках накануне казни нам известно из разных источников. Смысл взятки состоял в том, чтобы опытный, профессиональный палач замахивался сильно, а бил слабо и не вкладывал в удар всю силу. Проверить или проконтролировать силу удара было очень трудно. Как писал современник, «одного удара достаточно для того, чтобы разрезать кожу так глубоко, что кровь заструится. С другой же стороны подкупленный палач… окровавит спину преступника и следующими ударами размазывает только текущую кровь…»(728, 250). М.И. Семевский, опираясь, по-видимому, на предание, писал, что во время казни в августе 1743 г. А.Г. Бестужевой в тот момент, когда палач сдирал с нее платье, казнимая сумела сунуть ему в руку золотой с бриллиантами крест. Поэтому палач бил женщину легко, а при урезании языка оторвал клещами только самый его кончик (660, 197). Но взятки палачу давали и по другим мотивам. Как писал Самуил Коллинс в 1685 г., «русские палачи — мастера своего дела и могут, как говорят, с шести или семи ударов убивать человека Иногда сообщники преступника подкупают палача и заставляют его засекать обвиненного до смерти, чтобы отвратить от себя наказание» (395, 22).
Подобные, если так можно назвать, злоупотребления были весьма распространены. Обобщая известные ему факты, адмирал Мордвинов в записке 1824 г. признавал, что с кнутом «точность в определении наказания» невозможна, а «действие законов, исполнение приговора и мера наказания останутся всегда в руках и воле палача, который ста ударами соделает наказание легким, десятью — жестоким и увечным, естьли не смертельным. Как сила наказания зависит от палача, то обыкновенно он торгуется с принужденным к оному и требования его всегда бывают велики. Есть примеры, что платили ему до 10 т[ысяч] р[ублей], чтобы не изувечить или менее мучительным сделать наказание» (479, 23–24).
Тем не менее эта дикая казнь оставалась в арсенале власти очень долго. Правда, с годами ее стали «стесняться». Секретный циркуляр МВД времен Николая I гласил: «В июле месяце 1832 года сын французского маршала князя Екмюльскаго, быв в Москве, купил тайным образом, чрез агента своего, у заплечного мастера два кнута, коими наказываются преступники. По всеподданейшему докладу о сем государю императору, Его величество высочайше повелеть соизволил: “Впредь ни кнутов, ни заплечного мастера никому не показывать”» (203, 216).
Термин «торговая казнь» происходит от обычного места проведения экзекуции — на торговых, людных местах. Из документов следует, что торговая казнь не есть публичная смертная казнь. Скорее всего, это было лишь битье кнутом (Судебник 1550 г., ст. 5 и 6: «И того подьячего казнити торговою казнью, бита кнутьем», «Казнити торговою казнью, бита кнутьем, да вкинут в норму» — 626-2, 97–98; 188, 120). Из 25-й главы Уложения 1649 г. (ст. 16) видно, что эта казнь отличалась от битья на «козле» — «Бить кнутом на козле или по торгам». По мнению А.Г. Поляка, комментатора Уставной книги, «торговая казнь» — это битье кнутом преступника, которого на спине держит ассистент палача. Думаю, что это неточно. Казнь «на козле» является «эшафотной», производилась в строго определенном для экзекуций месте, а «торговая казнь» — это упомянутое выше битье кнутом «в проводку» по торговым многолюдным местам, когда преступника вели, волокли и одновременно били по спине кнутом. О том, что это сечение кнутом в торговые дни, ясно говорят приговоры XVII в.: «Казнить торговою казнью, бита по торгам кнутом и сослати в Сибирь, в тюрьму» или «В торговый день бить ПО торгам кнутом нещадно» (102-3, 384; 500, 242).
Думаю, что с проводкой и связан приговор 1721 г. по делу Никиты Кляпикова, которого было приказано «бить кнутом дважды» (8–1, 35). Возможно было и сочетание разных видов битья — в статье 19 25-й главы Уложения записано: «Бить кнутом на козле и по торгам», что может означать комбинацию проводки с битьем в людном месте и битья на «козле». Так, в частности, было при наказании взбунтовавшихся служилых людей камчатских острогов в 1713 г. — они, как писал экзекутор Колесов, «на козле… биты кнутом и в проводку по улицам вожены» (537-1, 537).
Экзекуция под названием «Гнать сквозь строй», «Наказать спиц-рутенами» (шпицрутенами) появилась в XVIII в. при Петре I как типично западноевропейское воинское наказание. Однако с самого начала «прогуляться по зеленой улице» заставляли не только провинившихся солдат, но и гражданских преступников. Наказание шпицрутенами в XVIII в. ничем не отличалось от экзекуций, описанных в мемуарной и художественной литературе первой половины XIX в. Солдатам раздавались розги, полк (или батальон) выстраивался на плацу «коридорным кругом»: две шеренги солдат стояли напротив друг друга по периметру всего плаца. Обнаженного по пояс преступника привязывали к двум скрещенным ружьям, причем штыки с ружей не снимали, так что они упирались несчастному в живот и не позволяли ему идти быстрее. Не мог наказанный и замедлить шаги, унтер-офицеры тянули его за приклады ружей вперед. Каждый солдат делал шаг вперед из шеренги и наносил удар. За силой удара внимательно следи