680, 99-100).
При Екатерине II важное место в системе политического сыска занял главнокомандующий Москвы, которому была подчинена Московская контора Тайной экспедиции. На этом месте сидели доверенные императрицы П.С. Салтыков, князь М.Н. Волконский и князь А.А. Барятинский — стойкий борец с масонами (533-7, 298). Расследованием политических дел занимались и главнокомандующие Петербурга князь A.M. Голицын (дело «Таракановой») и граф Яков Брюс (дело Радищева, 1790 г.), а также другие доверенные чиновники и генералы, действовавшие как в одиночку, так и в комиссиях, — генерал Веймарн (дело Мировича), К.Г. Разумовский и В.И. Суворов (дело Петра Хрущова и братьев Гурьевых, 1762 г.) (633-7, 172). Для Суворова это было уже не первое поручение или, как тогда говорили, «комиссия». В мае 1763 г. он расследовал дело камер-юнкера Федора Хитрово, за что получил благодарность императрицы (633-7, 289, 292). Особым доверием Екатерины II пользовались А.И. Бибиков и П.С. Потемкин. Бибикову было поручено расследование причин мятежа Пугачева во главе созданной в ноябре 1773 г. в Казани Секретной следственной комиссии (230, 39; 522, 14–15). В мае 1774 г. в Оренбурге образовали вторую Секретную комиссию капитана А.М. Лунина. Отчеты об их работе, как и другие документы политического сыска, императрица читала в числе важнейших государственных бумаг. Это чтение стало для нее привычкой — в одном из писем Бибикову Екатерина писала: «Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами» (560, 397–398). Слова эти написаны были в 1774 г. И потом еще более двух десятилетий сыск оставался «под глазами» императрицы.
Степан Иванович Шешковекий, руководивший Тайной экспедицией 32 года (1762–1794 гг.), стал, благодаря этому, личностью весьма знаменитой в русской истории. Еще при жизни Шешковского имя его окружало немало легенд, в которых он предстает в роли искусного, жестокого и проницательного следователя-психолога. Он начал работать в Тайной канцелярии в 1740-х гг., проявил себя как исполнительный чиновник не без задатков и интереса к сыску. Интересен один касающийся этого обстоятельства эпизод из его карьеры. Шешковский родился в 1727 г. в семье приказного Ямской конторы. 11-летний мальчик был пристроен отцом в 1738 г. в Сибирский приказ (402, 664–665; 339; 512). В 1740 г. Шешковского взяли на время к «делам Тайной канцелярии», а потом, как это было принято в таких случаях, вскоре вернули в Сибирский приказ. Вообще такие «покормочные» места высоко ценились среди приказных, как и сам расположенный в Москве, но тесно связанный с Тобольском Сибирский приказ. Учреждение это считалось настоящей «серебряной копью» для умелых крючкотворов. Но Шешковский совершил неожиданный для нормального карьериста-подьячего поступок: в феврале 1743 г. он без спроса своего начальства уехал в Петербург. Вскоре беглец вернулся из столицы с указом Сената о переводе его в Московскую контору Тайной канцелярии. Неизвестно, как ему удалось этого добиться, но без ведома А.И. Ушакова назначение 16-летнего юноши на новое место кажется невозможным. Шешковский понравился и преемнику Ушакова, А.И. Шувалову. В 1748 г. Шувалов дал ему такую характеристику: «Писать способен и не пьянствует и при делах быть годен» (180, 107).
Потом Шешковский занял должность архивариуса Тайной канцелярии, что было весьма почетно. Следующая ступенька — место протоколиста. Эта работа требовала особого дара точно и сжато излагать в протоколе суть происходящего в сыске, а также грамотно составлять подаваемые «наверх» экстракты и проекты приговоров. Если учесть, что А.И. Шувалов был придворным, светским человеком и предпринимателем, то ясно, почему многие дела канцелярии он поручал своим подчиненным, среди которых Шешковский явно выделялся. С Шуваловым у него были тесные связи — известно, что, приехав в Петербург в 1752 г., Шешковский жил в доме Шувалова в качестве приживала, домашнего человека и секретаря (504, 668). Благодаря поддержке своего начальника после 1754 г. он занял ключевой пост секретаря Тайной канцелярии, которому подчинялся весь, хотя и небольшой, штат сыскного ведомства. Назначение это было наградой «за добрыя и порядочный его при важных делах поступки и примерные труды» (402, 668–669; ср. 180, 107). К моменту реорганизации сыска в начале 1762 г. Шешковский, не достигнув и 35 лет, уже имел огромный опыт сыскной работы и служил асессором Тайной канцелярии, став вторым лицом в политическом сыске.
По указу Петра III 16 февраля, т. е. в тот же день, как в Сенате получили указ о ликвидации Тайной канцелярии, было предписано «асессора Шешковского, переименовав того же ранга сенатским секретарем, ныне же действительно и определить в учреждаемую для того при Сенате экспедицию» (669, 131; 641, 80; 633-28, 87). Затем он стал обер-секретарем Сената. Когда в 1794 г. Шешковский умер, то он состоял в чине тайного советника «при особых порученных от Ея и.в. делах» (339, 512). Шешковский был известен Екатерине II уже с 1763 г. когда он занимался делом Мациевича, и, по-видимому, весьма успешно. Затем в 1764 г., было дело Мировича, в котором Шешковский сыграл свою роль. В 1767 г. он уже коллежский советник и его выбирают депутатом в Комиссию по составлению Уложения от Второй Адмиралтейской части Санкт-Петербурга, что свидетельствовало о высоком общественном статусе и известности Шешковского. Несомненно, он пользовался доверием императрицы. Чаще всего связь с ней Шешковский поддерживал через А.А. Вяземского или статс-секретарей, но известно, что он и лично докладывал государыне («Имел я счастие всеподданнейше докладывать Ея и.в.» — 345, 151). Он бывал на тайных заседаниях у императрицы по делам политического сыска, причем его проводили в личный кабинет Екатерины тайно (633-42, 297). Шешковскому поручались срочные, не терпящие отлагательств дела, императрица требовала его совета по разным делам, о чем сохранились сведения (633-13, 158).
Авторитет его у императрицы был высок. В 1775 г. она сообщает Якову Брюсу о том, что она поручила Шешковскому разобраться в запуганных личных делах Натальи Пассек, и, как пишет императрица, «он подал мне приложенную выпись» и посоветовал сдать дело в архив и более им не заниматься, что императрица и сделала. В другой раз она пишет Брюсу по поводу уничтожения неизвестной нам книги: «Мне о книге говорил Шешковский, что ее жечь сумнительно, понеже в ней государские имена и о Боге написано и так довольно будет, отобрав в Сенат, истребить не палачом», т. е. не публично (633-14, 452–453). Для допросов пойманного осенью 1774 г. Пугачева она послала именно Шешковского, которому поручила узнать правду об истоках самозванства Пугачева и его возможных высоких покровителях. В рескрипте М.Н. Волконскому от 27 сентября 1774 г. она писала: «Отравляю к вам отсель Тайной экспедиции обер-секретаря Шешковского, дабы вы в состоянии нашлись дело сего злодея привести в ясности и досконально узнать все кроющиеся плутни: от кого родились и кем производились и вымышлены были». В тот же день она сообщала П.С. Потемкину о посылке Шешковского и характеризовала его: «Шешковский… которой особливой дар имеет с простыми людьми (разговаривать. — Е.А.) и всегда весьма удачно разбирал и до точности доводил труднейшия разбирательства» (684-7, 93). Шешковский по многу часов подряд допрашивал Пугачева и для этого поселился возле его камеры в Старом монетном дворе. Как сообщал императрице 8 ноября 1774 г. М.Н. Волконский, «Шешковский… пишет день и ночь злодеев гисторию» (554, 155). Высокую оценку своих способностей Шешковский оправдывал многие годы. Его считали самым крупным специалистом по выуживанию сведений у «трудных», упрямых арестантов. Он знал, как нужно их убеждать, уговаривать (по терминологии тех времен — «увещевать»), запугивать (633-42, 297).
А.А. Прозоровский, писавший Шешковскому льстивые письма, сообщал 4 мая 1792 г. по поводу дела арестованного Н.И. Новикова: «Жду от Ея и.в. высочайшаго повеления и сердечно желаю, чтоб вы ко мне приехали, а один с ним не слажу. Экова плуга тонкаго мало я видал. И так бы мы его допросили, у меня много материи, о чем его допрашивать» (633-2, 103). Как видим, Прозоровский признает авторитет Шешковского в сыскном деле. Отравляя по указу императрицы Новикова в Петербург, Прозоровский 13 мая писал Шешковскому «Птицу Новикова к вам отправил, правда, что не без труда вам будет с ним, лукав до бесконечности, бессовестен, и смел, и дерзок» (633-2, 104). По-видимому, Шешковский был согласен с Прозоровским, который в письме 14 августа отвечал Степану Ивановичу: «Верю, что вы замучались, я немного с ним имел дела, да по полету уже приметил какова сия птичка, как о том и Е.в. донес» (633-2, 107). Понятно, из чего проистекали трудности «работы» с незаурядным Новиковым у ограниченного Прозоровского и у малообразованного Шешковского. О направленности мышления Шешковского много говорит эпизод с Колокольцевым. Студент Невзоров, проходивший по делу Новикова, вспоминал, как в Алексеевском равелине Шешковский расспрашивал его товарища Колокольцева, «от чего произошла французская революция, сие чудовищное произведение кровопийственной философской просвещенной политики» и какое участие в этом принимали масоны (490, 61). По-видимому, Шешковский умел подать себя государыне, держа ее подальше от многих тайн своего ведомства. В письме 15 марта 1774 г. к генералу А.И. Бибикову — руководителю следственной комиссии в Казани Екатерина ставила деятельность руководимой Шешковским Тайной экспедиции в пример Бибикову, возражая против расспросов «с пристрастием»: «При распросах какая нужда сечь? Двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами ни одного человека при допросах не секла ничем, а всякое дело начисто разобрано было и всегда более выходило, нежели мы желали знать» (560, 397–398).
И здесь мы возвращаемся к легендам о Шешковском. Из них неясно: были ли пытки в Тайной канцелярии или их все-таки не было? Екатерина II, как мы видим, писа