(10-3, 246), что позволяет датировать основание тюрьмы в Алексеевском равелине никак не позже 1722 г. (Иоанновский равелин заложили позже — летом 1731 г.). Зато точно известно, что старая тюрьма в равелине простояла до 1769 г., а потом была заменена новым зданием (208-1, 169).
Кроме того, в одном документе 1722 г. упомянуты многоместные тюрьмы для прочих узников в самой крепости: «Первая казарма» (в ней сидели пять человек) и «Вторая казарма» у Кронверкских ворот (на семь человек) (10-3, 246). Словом, в 1722 г. колодники сидели в семи-восьми местах крепости. Кроме того, поданным 1718 г., политических преступников держали и в гарнизонной гауптвахте. Как сообщал прапорщик Яков Машнев, он стоял на карауле в гауптвахте, и «в то-де число как Царское величество (Петр I. — Е.А.) изволил быть в крепости и шел мимо гобвахты и за ним дьяк, и (сидевший на гауптвахте доносчик. — Е.А.) поляк Григорий Носович Царскому величеству незнаемо что закричал, и Его величество хотел к нему, Носовичу, подойти и спросить хго таков кричит, и камендант Санкт-Петербурхской господин Бахметев Его царскому величеству сказал, что тот поляк кричит пьяный, и тогда Царское величество от той гобвахты и прочь пошел» (14, 1). Андрей Богданов в своей книге о Петербурге середины XVIII в. писал, что «Гобвахта, нарочетой величины хоромы, построенные были против церкви, гае ныне (т. е. в середине XVIII в, — Е.А.) каменной дом обер-коменданта» (159, 126).
К 1737 г., от которого до нас также дошли сведения о Тайной канцелярии, в распоряжении сыска в крепости было почти два десятка зданий, кроме собственно Тайной канцелярии, где вели допросы, сидели со своими бумагами подьячие и было три палаты для заключенных. Само здание Тайной канцелярии переделали из гарнизонной казармы, которую, по-видимому, получил А.И. Ушаков, когда с вновь образованной Тайной канцелярией перебрался из Москвы в Петербург в 1732 г. Возможно, что именно это здание описывал прусский пастор Теге, сидевший в крепости в конце 1750-х гг. По его словам, это был обширный дом со множеством комнат: «Пройдя ряд комнат, в которых сидели секретари и писцы, я введен был в длинную, прекрасно убранную присутственную залу. За столом, покрытым красным бархатом сидел один только господин…» (729, 331). Вероятно, пастора ввели к «судейскую светлицу» (термин 1724 г., унаследованный от приказов — 9–4, 11), где обычно заседали судьи Канцелярии. Из расходной книги Тайной канцелярии 1718 г. следует, что на стол дьяка Ивана Сибелева было куплено «сукно красное». Из этой записи известно также, что для хранения дел заказывали сундуки «с нутряным замком». Именно в таких сундуках в 1740-х гг. были обнаружены гниющими сыскные дела 1710—1720-х гг. (318, 124).
Все другие здания Канцелярии были разбросаны по всей крепости и в делопроизводственных документах имели свои названия. Всего в 1737 г. в этих зданиях было 42 колодничьи палаты. Большая тюрьма из девяти палат для колодников находилась в помещении, которое называлось «Старая Тайная». Так, вероятно, обозначали задние старой Тайной канцелярии (1718–1726 гг.) П.А. Толстого. В 1730-х гг. оно было перестроено под тюрьму. Переделали в узилище и «Старую оптеку», построенную при основании крепости для нужд гарнизона. По-видимому, бывшая аптека находилась поблизости от здания Тайной канцелярии. В деле баронессы Степаниды Соловьевой за июль 1736 г. отмечено, что она, сидя «в светлице близ Тайной канцелярии», передала через конвойного солдата милостыню колоднику Родышевскому, который сидел в казарме тоже «близ Тайной канцелярии» (60, 1). В описи же помещений Тайной канцелярии за 1737 г. сказано, что колодник Родышевский сидел в «Старой оптеке» (44-2, 27). Здание же новой, «Большой аптеки… в каменных казармах» упомянуто Богдановым близ Меншикова бастиона (159, 126). Под тюрьму переделали и гарнизонную баню. В этих зданиях было по одной палате для колодников.
Три помещения находилось в здании, названном в документе «В старой Трезиной». Вероятно, так называли бывшую канцелярию архитектора Доменико Трезини, который многие годы «одевал» Петропавловскую крепость в камень (214, 33–34). Имели свои названия и другие отделения тюрьмы Тайной канцелярии в крепости. Заключенных держали в караульнях и казармах у крепостных ворот — «От Кронверских ворот», «У Невских ворот в караульне», «У Васильевских ворот в караульне». Тюрьма у Кронверкских ворот в 1734 г. учтена в описи так: «Против церкви в светлицах у Кронверских ворот в низах, в верху». Следовательно, здание это было в два этажа В два этажа была тюрьма и «у Невских ворот» (44-2, 75). Другие казармы с заключенными обозначались в документах, как и в 1722 г., по месту расположения заметных зданий и ворот крепости или около них: «От Васильевских ворот». «У Никольских ворот», «Против магазейна», «В доме у печатей». Одна ко-лодничья палата находилась «на квартере гофмейстера Андрея Елагина». Любопытно упоминание тюрьмы «От Ботика», т. е. неподалеку от здания или навеса для привезенного в крепость в 1722 г. «дедушки русского флота» — петровского ботика. И А Чистович упоминает также тюрьмы «На Монетном дворе», основанном в 1724 г., и в помещении «От Монетного двора». Он же упоминает относящееся к 1752 г. так называемое «безвестное отделение», в котором умер Михаил Аврамов. Где находилась эта секретная тюрьма, непонятно (775, 602, 694).
Описания планировки и устройства колодничьих казарм, «казенок», «тюремных изб» в крепости нам неизвестны, но по косвенным свидетельствам можно предположить, что их оборудовали как обычные тюремные помещения тех времен: в казарме с двумя и более палатами охрана сидела в центральной части — там, где находился вход и сени. В доме с одной палатой охранники сидели в ближней от двери части дома. Окна закрывали решетками, а также деревянными щитами. Отапливались палаты печками, на них же готовили еду для колодников. По-видимому, здания эти сохранялись с первых лет существования крепости и приходили в негодность, так как Тайная канцелярия в 1722 г. требовала от Трезини их ремонта (8–3, 63 об.). Примерно две трети тюремных помещений в 1737 г. служили одиночными камерами (или их использовали как одиночки). На июль 1737 г. в них сидело 26 из 81 заключенного тюрьмы. Это не случайно — привезенных в крепость колодников сразу же изолировали друг от друга «за особыми порознь часовыми, чтобы они ни с кем разговор не имели» (668, 67). В шести палатах сидело по два арестанта, в одной — по три человека, в пяти палатах — по четыре колодника, а в одной палате — пятеро. Семь человек было только в одной палате, а в казарме «От Старой аптеки» томилось восемь колодников (44-2, 27–35). Вероятно, это была здесь самая густонаселенная тюрьма, однако в целом тюремные помещения в Петропавловской крепости не были, в отличие от обычных тюрем-острогов, переполнены заключенными.
Кроме казармы в Трубецком бастионе, где содержался царевич Алексей Петрович, возможно, были такие же здания для заключенных и в Нарышкином бастионе, так как есть упоминание о тюрьме «Под флаком», «От флаку» (на Нарышкином бастионе была Флажная башня), а также и в других бастионах, удобных тем, что почти замкнутый их пятиугольный двор легко отгораживался забором от внутреннего пространства самой крепости. Переход от казарменной системы содержания подследственных к казематному заключению произошел примерно в середине XVIII в., когда к 1740 г. усилиями Б.Х. Миниха каменное строительство крепости завершилось и втол-ше стен бастионов образовались многочисленные и обширные внутренние полости — казематы. Но самому Миниху, как и другим его сообщникам по делу 1742 г., обновить казематы крепости как тюрьму не довелось. Миниха, а также А.И. Остермана, М.Г. Головкина и других недругов воцарившейся 25 ноября 1741 г. императрицы Елизаветы Петровны, держали по-старому — в казармах, которые были разбросаны по всей крепости. Советник полиции князь Н.Ю. Шаховской, объявлявший узникам приговор суда о ссылке их в Сибирь, писал в мемуарах, что от казармы, в которой сидел Михаил Головкин, до казармы Миниха расстояние оказалось неблизким, так как узники были «в разных казармах содержанные» (788, 48). Из дела 1744 г. также видно, что казармы-норьмы в крепости существовали по-прежнему. Известен один из адресов тюрьмы: «По правую руку Петровских ворот третья казарма» (181, 99).
Особенно удобны для тюрьмы оказались равелины, которые представляли собой «острова на острове», отделенные от собственно крепости каналом, по беретам которого со стороны равелина возводили высокие деревянные заборы с воротами. Григорий Винский, попавший в крепость в 1779 г., пишет «Подвели нас к западным деревянным воротам, вводящим в равелин Св. Иоанна. Запертые ворота нескоро отворили и впустили нас в пространный, сколько можно было видеть, треугольник, посредине которого находилось продолговатое деревянное строение». Из этого строения узника повели в казематную тюрьму равелина, вход в которую находился у подножия пандуса «Идучи от дому, я глядел и ничего не видел, кроме каменных крепостных стен с редкими в них дверцами и малыми окошечками. Подаваясь все вперед, приближались ко въезду на стену. Я не знал что о сем помыслить, как (красноголовый мой (сопровождавший Винского служитель, повязанный красным платком. — Е.А.) повернул влево, в самом углу отпер небольшую дверь, вошел в нее сам и меня ввел. Вступя в сие место, я увидел огромный со сводами во всю ширину стены погреб или сарай, освещаемый одним маленьким окошечком» (187, 76).
Казематы «заработали» как тюрьмы уже наверняка в конце 1750-х гг. Там с 1757 по 1759 г. сидели иностранцы: пастор Теге и граф Гордг. Как сообщает В. Панин, привезенные в 1775 г. сообщники самозванки «Таракановой» были размещены комендантом крепости «в равелине по разным казематам», самаже самозванка сидела на втором этаже здания, стоявшего в Алексеевской равелине (539, 66; 441, 624).