Е.А.) и закопано в землю» (325-1, 98). В 1733 г покойных преступников отвозили также и на кладбище у церкви Святого Матвея (1733 г. — 49, 23). В 1724 г. об одном умершем колоднике сказано: «Зарыт в землю на Выборхской стороне в немецком кладбище», т. е. на Каменном острове (9–4, 10 об.). Но чаще всего как место погребения умерших и казненных политических преступников упоминается кладбище у церкви Сампсона Странноприимца на Выборгской стороне. Там похоронили умершего в конце 1724 г. Павла Полуботка, Ивана Посошкова (1726 г.), а в 1740 г. — А.П. Волынского, Петра Еропкина, Андрея Хрущова и других политических преступников (9–4, 80).
Таким образом, с конца XVII в. появляется особая тюрьма предварительного заключения ведомства политического сыска Первоначально она являлась типичной тюрьмой при государственном учреждении, а без колодничьих палат в допетровское время не существовало ни единого приказа Однако с переездом Тайной канцелярии в Петропавловскую крепость тюрьма эта приобретает специфические черты, отличавшие ее от приказных тюрем. И хотя режим содержания узников в тюрьме Петропавловской крепости еще долго нес на себе черты архаизма, патриархальной простоты, свойственных всем узилищам того времени, все-таки постепенно тюрьма в Петропавловской крепости, как и в Шлиссельбургской, приобрела особый статус, стала «секретной», с усиленным режимом содержания и охраны заключенных, что превратило ее в «Русскую Бастилию».
Глава 6«Роспрос»
Судопроизводство в России до XVIII в. осуществлялось в двух основных видах: через суд и через сыск. Суд предполагал состязательность сторон, более-менее равных перед лицом арбитра-судьи. Стороны могли представлять судье доказательства в свою пользу, оспаривать показания противной стороны, делать заявления, иметь поверенного, который, не обладая, как современный адвокат, самостоятельным статусом, выступал как представитель, дублер стороны в процессе. Вообще, состязательный процесс в русском праве со времен «Русской правды» был довольно развит, и, согласно Соборному уложению 1649 г., при разрешении очень многих спорных, особенно гражданских дел суду отдавалось предпочтение. Однако, как замечено в отечественной историка-юридической литературе, общая тенденция процессуального права в России со времени Уложения шла не по пути развития состязательного процесса, появления института присяжных, а иначе — через усиление роли сыска — следственного (инквизиционного) процесса, который вел исключительно судья. По этой причине в России долю не складывался очень важный в состязательном процессе институт поверенных. Если от Уложения 1649 г. до указа 1685 г., развивающего некоторые элементы будущей адвокатуры, еще можно протянуть непрерывную линию, то позже, в петровское время, наступает полный провал в развитии русской адвокатуры— в XVIII в. нам известны только доверенные дворовые люди, «которые заделами ходят» для своих господ и представляют их в судебных органах при рассмотрении преимущественно гражданских дел (587-2, 1140; 473, 75–78).
Как уже отмечалось выше, первоначально сыск был одним из методов работы судебных органов — с помощью сыска расследовали «разбойные» дела, т. е. тяжкие уголовные преступления, дела, не имевшие челобитчика, так называемые «безгласные» (677, 618). Важнейшими процедурами сыска были повальный обыск — поголовный опрос членов общины о конкретном человеке, подозреваемом властями в «лихом деле», и пытка, сочетаемая с очными ставками свидетелей. Постепенно, с усилением власти самодержавия, происходит эволюция суда и сыска. Последний перестает быть одним из методов обычного судопроизводства, а превращается в самостоятельный его вид. Действие сыска распространяется на различные виды тяжких преступлений, в число которых попадают в первую очередь интересующие нас политические преступления, большая часть которых связана с защитой государевой чести. Юридической основой сыскного процесса становится Уставная книга Разбойного приказа — сборник указов начала XVII в. по татиным и разбойным делам, нормы которого почти без изменения вошли в Уложение 1649 г. (785, 17, 27, 76). Общая тенденция усиления сыска за счет суда объясняется, конечно, не «обострением классовой борьбы… громадным размахом крестьянских восстаний» (626-4, 394), а развитием самодержавия, весьма близкого к азиатской деспотии, когда Государево дело становится «преобладающим элементом юридических отношений того времени» (720, 194).
Падение роли суда, а потом и его фактическая ликвидация в конце XVII в. стоит в одном ряду с такими явлениями, как усиление бюрократического начала в управлении в ущерб выборному, общинному началу. Оно же, как известно, играло в России, как и в других странах, важную роль в состязательном судопроизводстве и определяло во многом самостоятельность супа. Упомянем здесь и прекращение созыва Земских соборов, и введение крепостного права — все это неизбежно отражалось как на праве, юстиции, так и на юридическом статусе подданных царя. С укреплением самодержавия все перемены в общественной жизни происходили за счет принижения роли общественного начала, его институтов. Кажется неслучайным, что к началу XVIII в. официально признается отсутствие юридического понятия (и соответственно состояния) «вольный человек». В Комиссии об Уложении 1700 г. была высказана мысль, что из проекта нового уложения нужно выкинуть понятие «вольный», «для того, что опричь церковников, вольных ныне нет» (177, 236). Чуть позже понятое «вольный человек» становится синонимом понятия «беглый человек». Беглого же приравнивали к преступнику. Примечательно, что и само духовенство в ходе податной реформы 1718–1724 гг. оказалось разделенным надвое. Одних внесли в штаты и закрепили за церквями, а других, не попавших в штаты, как обыкновенных плательщиков, включили в общины по месту жительства, так что и духовенство лишилось своих прежних свобод (118, 135–231).
В историко-юридической науке общепризнано, что усиление к концу XVII в. сыскного начала за счет состязательного приводит к тому, что судья «принял на себя многообразные функции следователя, прокурора и вершителя самого процесса» (716, 143). Историки права справедливо отмечают также, что с постепенной утратой судом принципа состязательности «интересы частных лиц в нем уступают интересам государства, суд здесь переходит в дознание, прения сторон — в роспрос» (716, 144–145). Целью же «роспроса» становится получение (часто под пыткой) признания, в котором видели «царицу доказательств». Как писал Н.Н. Ланге, при сыске никто не занимается решением главной проблемы состязательного суда; «виновен — невиновен», а рассматривают вопрос о том, подвергать заведомо признанного виновным пытке или нет (425, 118–119). Кроме того, по мнению историков-юристов, «огромную роль стало играть в судопроизводстве все разрастающееся письмоводство, запись всякого рода “речей”, снятых показаний». Органы супа строятся на началах бюрократии, что ведет к злоупотреблениям и неправосудию (716, 144; 759, 176).
Важным этапом в победе сыскного начала над состязательным стало царствование Петра I, который, как пишет Б.И. Сыромятников, «не мог вообще допустить самостоятельности судных установлений. Эго было не только противно его характеру, но и всему направлению абсолютистской политики, которая превыше всего поставляла государственное “добро” и интересы фиска» (716, 159). Особую роль в этом печальном для русской действительности процессе сыграл указ Петра I от 21 февраля 1697 г., который ликвидировал фундаментальную основу суда — состязательность сторон как в уголовных, так и в гражданских делах. Формально указ наводил порядок в судопроизводстве. Судебные процессы неоправданно затягивались, стороны хитрили, истцы и ответчики (особенно бедные) несли большие расходы. Поэтому во избежание «многой неправды и лукавства» было решено «вместо судов и очных ставок по челобитью всяких чинов людей в обидах и разорениях чинить розыск» (567-3, 1572; 626-4, 397–396; см. 193, 30–31).
Вместо состязательного процесса (судебного спора) указом 1697 г. вводился упрощенный порядок судопроизводства; судья допрашивал свидетелей «вправду по евангельской заповеди Господни» и вершил дело «по свидетельской сказке», т. е. только по записи показаний свидетеля. И хотя изветчик и ответчик полностью и не лишались права отвести свидетеля противной стороны, но закон устанавливал довольно жесткие правила для отвода свидетеля. Эти правила формально должны были уменьшить злоупотребления сторон при отводе свидетеля, но фактически вели к ликвидации самого права отвода, как и состязательного принципа То же самое можно сказать и в отношении статуса свидетеля; закон устанавливал новые, более жесткие условия его присяги, от показаний отстранялся ряд категорий свидетелей, а лжесвидетельство наказывалось смертью, чего ранее в праве не было. Так, возможно, из самых лучших побуждений с водой выплеснули ребенка — состязательный принцип суда в 1697 г. был фактически ликвидирован.
Впоследствии изданный 5 ноября 1723 г. Указ о форме суда восстановил отмененную в 1697 г. процедуру состязательного процесса, однако, как справедливо отмечалось в комментариях к публикации этого указа в 1986 г. к 1723 г. произошли существенные изменения самой основы русского судопроизводства, когда «воля сторон и воля суда поглощаются волей законодателя». Последний все жестче и жестче регламентирует весь судебный процесс (626-4, 405). Хотя после 1723 г. идея состязательного суда (в урезанном виде) вернулась в Россию, она оказалась невосстановима по своей сути — почти четверть века в стране отсутствовало судебное состязание, и о нем стали забывать. Кроме того, по Указу о форме суда судья приобрел исключительное право решения судьбы дел, не оглядываясь на стороны процесса. В «Кратком изображении процессов» это право сформулировано решительно и жестко: «Судья, ради своего чину (т. е. ex officio. —