Она месяц приходила в себя, о многом передумала и дала себе слово, чтобы впредь не вестись на пустую болтовню мужиков. Ведь как она познакомилась с Ильёй? Ведь ничего особенного он не сделал, лишь место уступил в автобусе, а потом проводил до дома, а какой женщине неприятно подобное внимание мужчины, тем более умеющего говорить. В дальнейшем он всегда спрашивал о её сынишке, всякий раз передавая ему какую-нибудь сладость или игрушку, пусть и не новую, хотя эта маленькая деталь говорила о многом, а более всего о его жадности. Первое время они даже в автобусе платили каждый за себя, как немцы. И теперь она была благодарна родителям, что помогли избавиться от залётного проходимца.
Именно из-за него она и к Семёну относилась с подозрением, но только первые полчаса, а потом опять в душе что-то, как показалось, щёлкнуло, и вновь не смогла победить свою молодую сущность. И не пожалела, увидев в нём совсем другого человека. Сначала думала, что на это влияет его относительная обеспеченность: квартира, достойная машина. Он хотя и женат, но жена неизвестно где. Людмила не высказывалась скоропалительно по тому или иному эпизоду, зная, что если поспешишь, пытаясь что-то выяснить, то ничего не выяснишь, а лишь запутаешься в мыслях и чувствах и поставишь себя в неловкое положение. Она давно знала, что любая тайна рано или поздно проявится, выплывет из мрака на свет божий и – пожалуйста, смотрите на неё и радуйтесь или печальтесь – это уж в какую сторону качнётся ситуация. Вот разрешилась же она с женой Семёна. Людмила никогда ничего не пыталась выпытать о ней, а Семён взял да сам всё рассказал, когда сообщил о жене, о том, как тёще пришло письмо от неизвестной женщины. Да ещё попросил, если понадобится, помочь Маргарите Леонидовне.
Людмила позвонила в тот же вечер, но особенного отклика не услышала. Сухо и настороженно отозвалась Маргарита Леонидовна, но Людмила, зная историю с письмом, ни на что особенное и не претендовала, лишь обозначила себя, сказав, что звонит по просьбе Семёна, и предложила надеяться на неё, если вдруг понадобится какая-то помощь.
Маргарита вспомнила о ней лишь через две недели.
– Людмила, здравствуйте! – сказала она голосом умирающего. – У нас с внучкой неприятная история: обе заболели. Сначала грешила на ковид, но нет, приходил врач, сказал, что у нас обычное ОРЗ, взял анализы – тест отрицательный. Я, конечно, порадовалась, но болезнь есть болезнь – никак не избавлюсь от слабости, хотя и болеть перестала, – даже тяжело до магазина дойти. Вчера заказала доставку на дом, так принесли что-то непотребное, есть невозможно, а у меня ребёнок маленький. Поэтому, уж извините, Людмила, не могли бы вы купить немного качественных продуктов.
– Когда можно к вам подъехать?
– Да хоть сегодня. Буду вам очень признательна!
– Хорошо, после работы съезжу в магазин. Что купить?
– Говядины без костей килограмма два, рыбы хорошей, ну и фруктов, немного молочки.
– Хорошо!
Признаваясь себе, Людмила не хотела ехать, понимая, что неизвестной Маргарите захотелось более посмотреть на неё саму, узнать отношение к Семёну. В конце концов, она могла сама заказать продукты в этом «дорогом» магазине; это лучше, чем просить незнакомого человека. Но чего не сделаешь из-за любопытства. Так что предстояли смотрины, и Людмила в этом не сомневалась.
Она позвонила маме, попросила забрать сына после продлёнки, но та не смогла, так как записана к врачу. Отцу не стала звонить, не любитель он заниматься с внуком по будням, когда допоздна торчит на работе. Вот в выходной – пожалуйста, хотя теперь и выходные у него стали редкими. Поэтому пришлось самой, как обычно, забрать Валерика и отправиться в центровой супермаркет. Сын не очень-то хотел тащиться неизвестно куда и к кому, но обещанная шоколадка помогла. Правда, Людмила сразу сказала:
– Куплю две шоколадки: одну ты дома слопаешь, а вторую подаришь внучке тёти Маргариты. Внучка маленькая, ей будет приятно, что мой сын явился в гости не с пустыми руками.
Долго Людмила не бродила по магазину: спешно набросала в корзину продуктов, вроде бы немного, но она оказалась увесистой, но что ни сделаешь ради Семёна.
Она поймала себя на этой мысли и удивилась: «А ведь это действительно так!» За прошедшие три недели после его мобилизации она во многом пересмотрела отношение к нему. Если ранее встречалась, говорила, иногда прибиралась в квартире, помогала готовить и делала это по… нет, не по обязанности, а по принципу «так надо», то первая же просьба чужого для неё человека была воспринята, как просьба самого Семёна. И чем далее череда бегущих дней отдаляла их встречи, тем более она, быть может, запоздало, проникалась ими, как проникается каждая мать, когда начинает чувствовать плод под сердцем. В какой-то момент она даже усмехнулась: «Уж не беременна ли я?» Впрочем, если бы забеременела, то восприняла новость приятным продолжением их встреч, неспешных разговоров и его доброты, не замечаемой в ту пору, но такой необходимой и нужной теперь. Но как вернуть и совместить то, что было, и то, что есть сейчас.
Когда они оказались у нужной квартиры, то дверь им открыли сразу, и Людмила увидела невысокую полную женщину с синяками под глазами от недосыпания и выглядывавшую из-за её халата голубоглазую и пушистую девчушку, внимательно разглядывавшую Валерика.
– Проходите! – пригласила Маргарита, принимая тяжеленный пакет с продуктами. – Сейчас чаю попьём.
– Маргарита Леонидовна, спасибо за приглашение, но нам далеко ехать, а сыну ещё уроки готовить.
– Нет-нет-нет – и слышать не хочу! Пятнадцать минут вас не устроят, а как чаю попьём, то я вам такси закажу.
Людмила замялась, а Валерик, изучая Виолку, попросил:
– Мам, давай останемся, а домашние задания я на продлёнке сделал.
И Людмила сдалась, понимая, что далее отказываться неприлично. Они разделись, помыли руки и прошли к столу. Людмила напомнила сыну о шоколадке, и он вернулся, достал из куртки подарок и отдал Виолке:
– Это тебе…
– Ой, какой же мальчик воспитанный! Виола, что нужно сказать?! – спросила Маргарита у внучки.
– Спасибо… – еле слышно произнесла она, стеснительно разглядывая гостя.
Когда разлили по чашкам чай, Маргарита поставила на стол блюдо с бутербродами, предложила печенье, которое сама испекла, и подвинула вазу поближе к гостям. Поговорив о пустяках, Маргарита спросила, как и предполагала Людмила, о том, что, видимо, её более всего интересовало – о зяте.
– А вы давно знакомы с Семёном?
– Ещё со студенчества.
– На одном факультете учились?
– На разных. Познакомились на вечере.
– Это уж как водится. Девчонок из своей группы ребята не замечают, зато другие нарасхват.
– Да у него на факультете их и не было…
– Дядя Семён хороший – он с нами в зоопарк ходил… – вдруг сказал Валерик и посмотрел на мать.
Людмила же переглянулась с Маргаритой, пояснила:
– Как-то случайно встретились у зоопарка, ну и Семён решил с нами на зверюшек посмотреть.
Она постаралась это сказать вскользь, как о ничего не значащем эпизоде, но заметила, что Маргарита по-иному взглянула на неё, но эту тему развивать не стала, и Людмила догадалась, что она всё правильно поняла. Может, поэтому и словом не обмолвилась о пропавшей дочери и загадочном письме, словно ничего этого не было. Случайно высказанного воспоминания Валерика о совместном походе в зоопарк хватило Маргарите, чтобы сделать выводы не в пользу гостьи, и всё-таки любопытство не покидало её.
– Вы вдвоём живёте? – спросила она, желая хоть что-то узнать о гостье, об их отношениях с Семёном.
– С родителями. Развелась по молодости… – грустно сообщила Людмила и ей вдруг пришла дерзкая мысль, после которой хозяйка перестала бы выпытывать о личной жизни и их отношениях с Семёном. – Но скоро замуж выхожу… – сказала она негромко, воспользовавшись тем, что Валерик о чём-то спросил у Виолки.
– А под мобилизацию-то суженый-ряженый не попадёт?
– Не должен. Журналистам дают отсрочку. А там уж как Бог даст.
Похоже, ответ Людмилы успокоил хозяйку, и она поднялась над столом:
– Пойду пакеты разберу.
Людмила поняла смену настроения Маргариты как призыв к окончанию чаепития и стала собираться.
Убрав продукты в холодильник, Маргарита заказала такси, потом вынесла пятитысячную купюру.
– Думаю, этого хватит на всё. Надеюсь, что и в будущем вы, Людмила, поможете при необходимости. Обещаю, что надоедать не буду.
Когда оделись, то Валерик сказал, посмотрев на внучку Маргариты:
– Виола, приходи, пожалуйста, к нам в гости! Я буду ждать!
Взрослые перевели реплику мальчишки в шутку, а он от обиды по-взрослому нахмурился. У его матери на душе тоже было неуютно. Поэтому, когда попрощались, Людмила твёрдо знала, что Маргарите она более не нужна. Впрочем, хозяйка ей тоже.
28
Полмесяца минуло со дня прибытия Семёна на передовую, но мало что изменилось в диспозиции сторон. Фронт к этому времени стабилизировался по речке Жеребец. Противники словно приглядывались и примеривались друг к другу, причём украинские формирования проявляли национальную упёртость и не оставляли попыток штурма опорных пунктов Российской армии, хотя знали, что линия обороны постоянно насыщается новыми подразделениями. Если полмесяца назад второй линии практически не было, то теперь она отчётливо просматривалась. По данным разведки, противник сосредоточил силы для удара по нашим позициям севернее Временной. При этом командование противника продолжало переброску резервов для восполнения потерь. Судя по всему, с их стороны предполагалось наступление одновременно на широком участке фронта с выходом на трассу Временная – Хватово. Для этого враг продолжал попытки разведки боем, но встречной атакой его ротные группы постоянно жёстко выбивались на исходные позиции.
Прибылой вместе со своим отделением участвовал в этих «боях местного значения» и в такие моменты словно забывал, где он, что с ним, лишь старался как можно плотнее держаться к машине, короткими очередями косил противника, боковым зрением отмечая, как валятся и наши бойцы. И было жутко на секунду представить, что вот-вот и тебя скосит, но об этом в такие моменты не думалось, лишь после очередного боя он вспоминал свист пуль, треск осколков гранат по броне, а как-то два впились в его «броник». Повезло, что оказались мелкими, а третьим всё-таки ногу раскровенило. Но это ерунда. В остальном Бог миловал, хотя за минувшие недели у них в роте было несколько двухсотых и десятка полтора раненых. Но бывали и затишья, когда враги не рыпались, а наши, зная о копящихся силах, на рожон не лезли. Даже Толян Кочнев изменился, видимо, набравшись опыта, и более не отличался бесшабашностью, превратившись из необстрелянного молодняка в матёрого окопника. Он где-то добыл красной ткани, нарезал из неё лоскутов и носил их на рукаве вместо белых повязок.