– Это когда же?
– Когда недавно гнали врагов вдоль деревушки, а там «лепестков» как из мешка насыпано было… ты же рядом скакал. Засмотрелся я, а Семён увидел, что вот-вот наступлю на мину, и оттолкнул меня. Об этом долго рассказывать, а тогда счёт шёл на доли секунды. Меня-то он оттолкнул, а сам угодил на соседнюю… Вот такие дела.
– Зато живым останется. Да и рана-то у него вроде небольшая была – край берца размолотила. Глядишь, выздоровеет и вернётся.
– Кто его знает.
– Семён тот ещё спец-спасатель! Он и меня спас… из плена. В первые дни это было, когда с мобилизованными на пополнение прибыли. Чтобы без дела не сидели, нам сразу работёнку подкинули – блиндаж строить. Выкопали мы яму и пошли в лес за брёвнами: пилили, носили, а в какой-то момент я решил по грибам пройтись, по кустам пошарить… Тридцати, наверное, метров не прошёл, как передо мной двое нарисовались: автомат отняли и повели в глубь леса. В тот момент Семён стоял в охранении – заметил это гнусное дело и двумя короткими очередями срубил их. Переднего сразу, а второго ранил. Оказался он поляком, по-своему начал пшекать, прощения просить, а сам вроде незаметно потянулся за автоматом, ну и Семён с трёх метров прошил его. Вот так-то! Потом слух прошёл, что его к награде представили, только где эта награда, где теперь сам Семён.
– Это ты поэтому всегда с лимонкой ходишь?
– А чего стеснять-то, если вдруг плен замаячит, хотя теперь меня грибами не соблазнишь, но кто знает.
– Лимонка, думаешь, поможет?
– Поможет… на тот свет отправиться да парочку с собой прихватить. У меня их две! – Толян ощупал разгрузку.
– Ты хотя бы спать-то с ними не ложись, а то мало ли чего.
– Нормально всё. Чека у каждой надёжная, с загибом. А то дээргэшников вражьих развелось – нельзя спокойно отлить. Чуть ли не под каждым кустом сидят.
42
В последнее время, когда объявился зять, Маргарита стала поругиваться с Виолой. До этого пылинки с неё сдувала, учила читать, счёт цифрам запоминать. А теперь той ни до чего стало. Чуть что:
– Папе позвоню!
– Лапка моя, да нельзя так часто ему звонить, начальство отругает. Ведь его и врачи осматривают, и процедуры он принимает, а в тихий час ему поспать хочется, отдохнуть, а здесь ты: «Папочка, поговори со мной!» Так нельзя. Вот вечером позвонить можно, когда у него, думаю, есть свободное время, ему это будет в радость, а так-то зачем трезвонить.
Несколько дней назад Маргарита проговорилась о Семёне перед Виолкой, сказав, что он в госпитале, а не в командировке, как ранее внушала внучке, и та сразу это запомнила:
– Бабушка, ты всегда говорила, что он в командировке? – решила Виола выяснить у бабушки правду, и той пришлось выкручиваться:
– Так и есть… Из командировки он попал в госпиталь, и теперь у него есть возможность позвонить нам.
– А что такое – госпиталь?
– Военная больница, поняла?
Виолка поняла бабушку, но всё равно становилось обидно. Ей казалось, что папа где-то рядом – вот же из трубки доносится его хрипловатый голос. Ему ничего не стоит поговорить хотя бы минутку. Ей много и не надо. Но нет, надо ждать вечера, и она ждала, не понимая, почему папу осматривают врачи и назначают процедуры, а бабушка всё это знала и молчала.
У той же свои заботы. Предстоящее слушание дела по иску группы лиц не позволяло спокойно жить, хотя бы так, как жила до этого. На судебное разбирательство она сама не собиралась из-за Виолки (не тащить же её с собой на слушание), поручила защиту адвокату, хотя и не могла предположить, что он там может наговорить.
– Ведь для доказательства мнимой вины ответчика заявители ничего не могут предъявить: ни платёжных документов, ни показания свидетелей, а на расчётном счёте фонда нулевой баланс, – убеждал адвокат. – Даже непонятно, как это дело вообще дошло до слушания, почему не развалилось на досудебном расследовании. Хотя, учитывая влиятельность некоторых заявителей, это понять можно, и людской фактор пока со счетов списывать нельзя. Но вы, дорогая Маргарита Леонидовна, не переживайте, я всё сделаю для восстановления справедливости, вам ничего не угрожает.
Маргарита и сама это понимала. Но понимать – это одно, а чувствовать себя юридически защищённой – совершенно другое. И это слушание для неё лишь разминка. Ведь скоро исполнится полгода со дня смерти мужа, предстоит вступать в права наследства, а эта волокита с переписыванием документов – вещь сложная. Летом же и вовсе предстоит через суд, как ей объяснили в полиции, установить факт смерти любимой дочери, если, конечно, она не объявится с божией помощью. Дел предстоит много, а у неё нет ни времени, ни денег особенных, и опять же предстоит избавляться от недвижимости: то ли продавать загородный дом, то ли квартиру Ксении, в которой она ни дня не жила. И начать всё-таки надо с загородного дома, а квартира – это уж на самый экстренный случай. В общем, забот невпроворот. И теперь у неё единственная надежда на адвоката. Он либо сам займётся всеми этими делами, либо подключит своих помощников – ей без разницы. Лишь бы дела продвигались. Одно такое должно на днях разрешиться, и от его результатов во многом зависело дальнейшее конструктивное сотрудничество с Романом Осиповичем.
Ждать долго не пришлось. Через день он стоял на пороге квартиры с цветами, с подарками для неё и внучки: высокий, с лёгкой молочной проседью, в дорогих и стильных очках, и мило улыбнулся, когда Маргарита открыла дверь:
– А вот и я! Прошу любить и жаловать!
– Проходите, Роман Осипович! Мы вас ждём!
Он вручил хозяйке букет цветов, внучке – коробку с набором куколок. Понюхав цветы и положив их на тумбочку, Маргарита подала «плечики», когда он снял кашемировое пальто, убрала его в шкаф. Пока гость мыл руки, сняла передник, поправила причёску перед зеркалом.
– Вы сегодня прекрасно выглядите! – порадовал он хозяйку, прежде чем сесть за стол.
– Ой, прекратите, умоляю вас! Вот откупорьте, – и подала бутылку вина. – Надеюсь, есть повод выпить?
– Ещё какой! Хотя я и ранее говорил, что сегодня состоится чистая формальность. Подробности рассказывать нет надобности, скажу лишь, что решение суда должно быть изготовлено в пятидневный срок, а так как вы лично не принимали участия при оглашении, вам обязательно направят копию. И более вас ничего не должно волновать. Пусть заявители подают апелляцию, пусть волосы на голове рвут, вас это уже не касается.
– Ну, что же… – улыбнулась Маргарита, – есть прекрасный повод выпить!
– Поддержу вас в этом замечательном предложении!
Они отпили по половинке бокала, Маргарита положила гостю салат из спаржи и шампиньонов, подвинула поближе тарелку с беконом.
– Мне тоже спаржу! – подала голосок Виола.
– В салате есть перец, а тебе нельзя острое.
– Бабушка, ну немножко, одну только веточку… И грибочек.
Гость улыбнулся:
– Какая милая девочка, смотришь на неё – и душа радуется.
– Шалунья она у меня, хуже стала вести себя.
– А мой папа скоро из госпиталя приедет! – доложила она Роману Осиповичу.
Тот посмотрел на Маргариту:
– Он, что же, с вами живёт?
– У него своё жильё. Виолка очень скучает. Как ни хороша бабушка, а папа ближе. Вот заботится о нем, ждёт не дождётся. Он ведь под мобилизацию попал, ранение получил, теперь лечится.
– Что ж, дело случая, – не стал гость ничего уточнять. – Это уж как кому повезёт.
Маргарита принесла из духовки запечённый бок баранины, шипящий на широком блюде.
– Опять то, что мне нельзя! – по-взрослому вздохнула Виола.
– Фрукты ешь, орешки, курочку отварную могу положить. Будешь?
– Положи… – смешно развела девочка руками, смиряясь со своей участью.
Роман Осипович поглядывал на Виолку, на Маргариту, с которой они почти ровесники и обоим нет ещё пятидесяти, и по нему было видно, что он что-то задумал. Когда хозяйка ловила его загадочный взгляд, он его не отводил, надеясь, что очки-«хамелеоны» скроют его откровенность. В какой-то момент он даже подсел к хозяйке и, почувствовав её тепло, положил ей голову на плечо, словно сдавался на милость победителя.
Виолка к этому времени, так и не доев курицу, начала клевать носом.
Посмотрев на её мучения, Маргарита увела её в спальню, уложила, начала читать сказку о волке и лисице, но девочка по-взрослому вздохнула:
– Тебя ждут!
– Не болтай чепухи, – будто вскользь отговорилась Маргарита. – Сама заснёшь?
Девочка кивнула, демонстративно повернулась к стене, а бабушка вышла из комнаты и тихо закрыла дверь.
– Сегодня у тебя останусь! – шаловливо отреагировал Роман на её возвращение. – Нужно составить хотя бы примерный план дальнейших задач, а их, признаться, у нас с избытком.
– А как же жена?
– Я с ней в разводе, и это к нашему делу никак не относится.
Он говорил так спокойно и рассудительно, что Маргарита не смогла возразить, словно заранее смирилась со своей участью. Впрочем, участью ли, если она и сама желала перемен в жизни, стабильности, устав от бесконечных волнений недавнего времени. Уж столько на неё свалилось переживаний и забот, сколько, наверное, за всю жизнь не припомнит.
Оставшись без мужа, она мечтала о таком человеке, и вот он появился, с ним стало спокойнее, увереннее, пришло ощущение полноты жизни, словно она пробила скорлупу домашнего заточения, когда из-за внучки не могла сходить, например, в театр, на выставку, да и просто прогуляться. Весь её маршрут последних месяцев состоял из прогулки до ближайшего сквера, а все торговые центры объединились в ближайший гастроном да в павильон с пончиками, около которого они с Виолкой постоянно останавливались, возвращаясь с прогулки. С пропажей дочери, с мобилизацией зятя она не представляла, как долго это будет продолжаться, и лишь теперешнее сообщение от Семёна о его ранении и нахождении в госпитале давало надежду, что он успешно вылечится, устроит свою личную жизнь и возьмёт Виолку на воспитание. А она свою миссию выполнила и пока выполняет вполне достойно, и никто никогда не сможет упрекнуть её в бездушии, в оставлении внучки на произвол изменчивой судьбы.