– Здравствуй, Семён!
– Здравствуй! Почему с чужого телефона звонишь?
– Ты же меня «уничтожил»… Вот решила всё-таки узнать, как твои дела. Как идёт выздоровление?
– Хватилась! Нормально идёт выздоровление, скоро на выписку.
– Ты хотя бы вспоминаешь меня?..
– А зачем? Утешить некому? Так у тебя Илья имеется!
– Перестань… Случайно услышал имя постороннего человека и бог знает что выдумал.
– Ничего я не выдумывал, просто твоё отношение ко мне очевидно изменилось после моей мобилизации.
– Но ты же бросил меня, не звонил…
– Не звонил не по своей воле. Война идёт! А ты сразу хвостом вильнула. И что мне думать? Так что ты свой выбор сделала, а упрекать я не вправе. Желаю здоровья тебе и твоему сыну, а мне более не звони. Ни с какого телефона, чтобы зря воду в ступе не толочь.
– Не делай из себя обиженного… Прощай!
Она отключилась, а Семён сразу заблокировал новый номер, чтобы и мыслей не возникало о её звонках, и на душе сразу полегчало. Правда, в какой-то момент задумался: прав ли, не капризничает ли, как бы повёл себя, не будь Ольги? До конца он ничего не знал, да и не хотелось в этом копаться, если два случая – и с женой, и с Людмилой – вышли как под копирку. «Да, в чём-то, наверное, и я не прав, – невесело думал он. – Но как по-иному могу относиться к изменам, если сам никогда не изменял и привык доверять. Да, поругаться можно из-за чего-то, можно в гневе разбить пару тарелок, но сохранить душу и совесть в главном – в отношениях и доверии. А если этого нет, то какой может быть разговор?»
Так что вопрос с Людмилой он сразу закрыл, а прав он в этом решении или нет – его особенно не волновало. Зато вечером очень долго разговаривал с Ольгой, даже вышел в коридор, чтобы не тревожить Николая романтическими вздохами. Что он сказал Ольге? Да ничего особенного: в любви не клялся, повторил разговор с доктором, обсудил, как ему лучше добираться до Сарматова. В какой-то момент разговора не выдержал и спросил напрямую:
– Оль, быть может, я начинаю бежать впереди паровоза, но мне важно понять, могу ли я надеяться на твою помощь, не получится ли так, что на словах одно, а на деле будет другое. При этом для меня важно твоё отношение, а ещё важнее, чтобы оно не изменилось, когда ты встретишься со мной, как ты поведёшь себя при этом: как с товарищем или как-то по-иному? Вот что я хотел бы услышать от тебя. Исходя из этого, буду планировать нашу встречу.
Она перебила его же словами:
– «Как-то по-иному». Как с любимым человеком. Не переживай. – Она вздохнула. – Я сама себя не узнаю, это просто какое-то сумасшествие. В мыслях только ты, встреча с тобой – это сейчас для меня главное, а что будет потом? Будь что будет, и уже неважно, что станут говорить о нас наши родители!
– А Женька?
– С ним-то как раз легче всего. Ты у него с языка не сходишь: Семён говорил, Семён помог – и всё в таком роде. – Она вновь вздохнула и надолго замолчала.
– Ты чего?
– Думаю, и представляю нашу встречу и что будет потом…
– Думай не думай, а развязка неизбежна! – пошутил он. – Главное, чтобы всё это тебе было не в тягость, чтобы душа рвалась навстречу. Если уж у нас так далеко зашёл разговор, то расклад, на мой взгляд, таков: я выписываюсь из госпиталя, добираюсь на такси до автовокзала, сажусь на автобус до Сарматова, ты меня встречаешь, и мы едем… куда ты думаешь?
– Не знаю… Куда повезёшь, туда и поеду.
– Вот и прекрасно! На первый случай заедем ко мне. Конечно, хотелось бы и дочку увидеть и родителей – всех, но одновременно всех не получится. Поэтому первая встреча с тобой, и будет единственная просьба: купить мне зимнюю обувь на меху на размер больше, чтобы потом я не бегал с тобой по магазинам, а вся остальная одежда у меня есть.
– Обыкновенную?
– А какую ещё?
– Может, тебе какая-то специальная нужна, я же не знаю?!
– Слава богу, попробую обычной обойтись и привыкнуть к ней. Деньги сейчас кину на телефон. Обувь возьми добротную, мех натуральный, лучше, если попадутся высокие, типа сапог, размер 44, полноту большую. Денег не жалей. Да, вот что ещё: родителям ничего не говори, поставим их перед фактом, а то заведут карусель, настроение подпортят. Да и отец это дело просто так не оставит – на машине приедет меня забирать. Ну вот, кажется, и всё, что хотел сказать. Подробности – по мере их поступления. Договорились? Что молчишь?
– Я плачу от неожиданности, от волнения дышать не могу.
– Первые десять лет трудно будет, потом привыкнешь!
– Тебе только бы шутить. Приезжай скорее! Целую и жду!
Семён отключил смартфон, вернулся в палату и до ужина лежал в постели, вспоминая разговор и представляя будущую встречу. После ужина неожиданно позвонила Маргарита, и сразу с места в карьер:
– Привет, болящий! Сегодня твоя Людмила звонила, приглашала на свадьбу. Я поблагодарила за приглашение, но не более того. Да и знать её я по-настоящему не знаю, да и вообще непонятно, почему она вдруг вспомнила обо мне?
– Чем-то вы ей понравились, поэтому и пригласила, – не стал открываться Семён.
– Мне-то что оттого. Мало ли я кому нравлюсь. А я, грешным делом, подумала в прошлый раз, что она твоя женщина.
– Я же говорил – знакомая по университету.
– Тогда перебьётся! Как у тебя дела?
– Выздоравливаю помаленьку.
– Ну, и слава богу… Вот Виолке трубку даю, а то с рукой оторвёт!
Поговорил Семён с дочкой, а у самого не выходило из ума сообщение Маргариты о Людмиле. «Вот кому неймётся-то, вот из кого бабья сущность так и прёт. Нет бы промолчать, скрыть в себе наш разговор, так она чужому человеку специально звонит, зная, что тёща всё расскажет мне, – подумал он, понимая, что ничего нового не открыл. – Что-то не везёт мне на женщин!»
Он вспомнил об Ольге, подумал: «А вдруг и она такая же?! Узнала, что остался без жены, и решила захомутать!» Но думка эта оказалась мимолётной, и он гнал её, стыдясь самого себя: «Нет же, нет – трижды на одной мякине не ошибаются!»
46
С появлением в жизни Маргариты адвоката Померанцева она думала первое время, что теперь есть к кому прислониться, получить защиту в тревожной ситуации, когда не знаешь, что делать и на кого положиться. Оказалось, что это не совсем так, особенно когда он узнал, что загородный дом Чернопутов оформлен на Маргариту Леонидовну. Она уже пожалела, что как-то всуе сказала ему об этом, а он сразу зацепился за это, начал убеждать:
– Маргариточка, цветочек мой, ну подумай, зачем нам такая обуза? Зачем он, если загородка налогов съедает прорву. А жить мы там почти не живём? Вспомни, давно ли ты была там?
– В начале сентября провели с Виолкой на природе три чудесных дня, а потом началась мобилизация, суета сует, со всех сторон новости потекли одна другой веселее. Но это ничего не значит: продавать загородную недвижимость в начале зимы – себе дороже, хотя цены на неё и без того упали. Если уж продавать, то только весной, перед дачным сезоном.
– В такое тревожное время, когда идут боевые действия, трудно что-то загадывать. Может так получиться, что и нынешней цены взять не удастся.
– Но и хранить наличные – это тоже не выход! – Она хотела рассказать, но не рассказала, как растворились деньги Германа от недвижимости в Испании, и разве он мог предположить, что всё так обернётся, к тому же и сам не сносил головы, дочь пропала, а уж на что мужик жохом был – на несколько лет вперёд всё рассчитывал. – Так что, милый Ромочка, пока повременим с этим решением. Продать всегда можно. Важен вопрос цены, а недвижимость остаётся недвижимостью.
– Действительно, спешить некуда, – не стал он спорить и излишне навязывать свои планы, лишь молчаливо отложил их на время, зная, что рано или поздно вопрос денег для Маргариты станет главным, учитывая, что она пока не научилась себе отказывать.
Подозрительное соглашательство и обволакивающая мягкость Романа всё-таки заставили Маргариту приглядеться к нему внимательнее, а не так, как она смотрела, проведя с ним несколько пылких ночей, когда вновь почувствовала себя молодой и сбросила оцепенение последнего времени. Казалось, чего ещё надо: живи и радуйся. Но радоваться-то особенно не от чего, потому что она чувствовала, даже знала, что он многое скрывает от неё, а раскрылся в самом простом и доступном понимании, когда она заподозрила его в сокрытии своего семейного положения. Он не стал отпираться, охотно показал паспорт, где она увидела штамп о регистрации брака, сразу же её убедил, что он ничего не значит.
– Понимаешь, я уже несколько месяцев развожусь, хотя мог это сделать при своих возможностях за один день. Но мне хочется доказать жене, что она не вправе цепляться за меня, хотя иная давно бы плюнула и забыла навсегда. А почему не разводят нас, хотя уже было два слушания, – из-за моей ненаступательной позиции, я словно сам даю слабину, но это идёт от того, что желаю завершить процесс честно. Впрочем, вскоре он так и так завершится, потому что будет по счёту третьим, а это значит – последним. Жена и без того затянула его, начав в суде раздел имущества. И как ни цепляйся она за меня, всё равно разведут, тем более что сын взрослый и живёт отдельно. Понятна ситуация?
Смог ли Роман убедить её? Вряд ли. Маргарита с самого первого дня знакомства с ним чувствовала напускную искренность в чувствах, в отношениях к ней, к внучке, которую он задарил дешёвыми подарками. Складывалось подозрение, что он ведёт потаённую игру и когда-нибудь она раскроется, скорее всего, с продажей загородного дома. И он пока не знает, что ещё есть зависшая в воздухе из-за пропажи дочери её квартира, которую предстоит оформлять на себя, когда суд установит факт смерти Ксении. Как ни страшно было произносить такие слова, пусть и в уме, но как без них обойтись, если они есть. Но уж она как-нибудь разберётся с этим печальными делами без адвоката-кровососа. В конце концов, она просила его помочь в одном лишь деле – защитить от соискателей премии, их претензий на возвращение денег, якобы переданных её мужу. Все их происки оказались профанацией, совсем её не устраивали, что и было убедительно и не бесплатно доказано в суде Романом. За это, конечно, спасибо ему, но не более. И теперь пришло время, если уж он всё чаще заводит разговор о загородном доме, постепенно отдалить его, но именно постепенно, чтобы он не заподозрил её прозрение и не ответил какой-нибудь гадостью.