Семён лишь глянул в её тёмно-зелёные глаза, посмотрел на разрумянившиеся щёки – и всё в нём взорвалось от чувства. Он вдруг увидел в ней то, чего никогда не замечал, хотя знал более десяти лет, и без чего теперь не сможет жить – её глубокие глаза, казалось, пронзавшие насквозь. Освободив руку, он обнял её, прижал к себе и долго целовал, и многие, кто проходили мимо, понимали их, коротким взглядом фиксировали радость встречи людей, очевидно, представляя и свою подобную скорую встречу.
– Вот я и дома! – Он попытался взять у неё коробку с обувью, но Ольга отстранилась:
– Сама понесу!
– Хорошо! – согласился он. – Тогда надо подумать, как далее быть. Дома, понятно, у меня из еды ничего нет, поэтому хорошо бы сразу запастись, а потом сесть на такси, и чтобы не болела голова. Но для этого тебе придётся заглянуть в магазин и купить еды. Деньги есть?
– Конечно. Ещё твои остались.
– Вот и хорошо. Сделаем так: я подожду тебя на вокзале, чтобы не путаться у людей под ногами, а ты уж сама решишь, что нужно купить.
– Я быстренько! – подхватилась она, оставив его в зале ожидания.
Когда она через полчаса вернулась с двумя пакетами, он улыбнулся:
– Теперь долго можно жировать!
Семён заказал такси, обещали подогнать через пять минут. Только вышли, машина у подъезда.
– В Заречье? – спросил водитель.
– Туда… – ответил Семён, до конца не понимая, что уже через полчаса будет дома. Когда проехали по мосту Волгу, понял, что это теперь так и есть.
И вот он открыл дверь в квартиру одним ключом и вторым, осторожно распахнул её.
– Проходите, барышня! Кажется, всё в порядке.
Пока они снимали одежду и обувь, Семён приглядывался к Оле, привыкал к ней, будто никогда не видел, а только-только познакомился.
Он подключил воду, электричество и, доковыляв до шкафа, достал бельё и одежду.
– Пойду-ка я в ванную, смою порох сражений и госпитальные воспоминания.
– А как же быть с ногой?
– Аккуратничать буду, чтобы не намочить бинты.
– Я прикупила несколько пакетов. Вот возьми один. Сам сможешь помыться или помочь?
– Смогу, – отговорился он, не решившись оголяться при ней, а она вполне поняла его.
– Тогда иди мойся, а я столом займусь. Будь аккуратным на мокром кафеле! – заботливо предупредила она.
– Посмотри, на полке в прихожей был скотч.
Замотав им ногу в пакете, Семён долго не валандался: побрился, помыл голову, осторожно, чтобы не замочить раненую ногу, сполоснулся и вышел из ванной комнаты, будто скинув с себя сто пудов.
– Всё готово! – порадовала Оля и сняла фартук, оставленный Людмилой то ли впопыхах, то ли с умыслом. Правда, Оля ничего не сказала по этому поводу. И молодец! Нечего ворошить то, что ворошить необязательно. – Я не утерпела и купила бутылку вина. Ругать не будешь?
– За что же?! Я и сам с превеликим удовольствием выпью. Не поверишь, более двух месяцев в рот не брал. Был у нас во взводе земляк, предлагал бражку замутить, но на «передке» не до пьянства, если хочешь живым остаться.
Он разлил по бокалам и сразу предложил тост:
– За встречу, за нас тобой!
Выпили, она прижалась к нему, потянулась с поцелуем. И кто мог в этот момент удержать их. Не было такой силы на свете.
Они, хотя были с дороги, но долго за столом не сидели, понимая, зачем встретились.
Когда перекусили, Оля сказала:
– Тебе отдохнуть надо с дороги, всю ночь не спал… – И ткнулась ему лбом в плечо, показывая своё настроение, помогла Семёну добраться до кровати, поддержала его, когда тот осторожно опускался. – Я сейчас быстренько душ приму.
Он улёгся и вздохнул, закрыл глаза и даже будто бы вздремнул, но от прикосновения тёплой ладони встрепенулся.
– Не смотри! – попросила она и, приподняв одеяло, придерживая пушистые волосы, сползающие с плеч, нырнула к нему, осторожно прикоснулась и обвила руками.
Нацеловавшись, они на какое-то время затихли в ожидании чего-то важного, но на Семёна вдруг наплыло видение, высветившее, как живого, образ брата… И сразу его зарождавшееся желание обездвижилось, а сам он не знал, что делать, как перебороть себя. Сначала Ольга не поняла, что происходит, даже слегка отстранилась, а потом, видимо догадавшись, что мучает его, тихо сказала:
– Андрей не обидится… Пусть знает, что я и его сын не в чужих руках… – Она нежно обняла Семёна, прижалась, а он готов был в этот момент разрыдаться. Какое-то время молчали, и когда более молчать стало невозможно, она попросила: – Поцелуй меня! Всё хорошо будет.
Семён поцеловал и сразу уткнулся ей в шею и будто забыл себя: где он, что с ним – ничего не помнил и не хотел помнить, ни о чём не думал и не хотел думать. Только Оля, только она и он с ней рядом.
49
В то самое время в квартире Маргариты случился полный раздрай. После завтрака в субботу она отправилась к знакомому пародонтологу из-за воспалившейся десны, а Романа попросила присмотреть за Виолкой:
– Она до обеда сонная ходит – проблем не будет. Дай ей какую-нибудь книжку. Пусть читает. Я недолго.
Но оказалось, что врач заболела, и ей пришлось возвращаться. Правда, по пути заглянула в аптеку и купила фурацилин для полоскания, но всё равно вернулась намного раньше обещанного. В квартире было тесно от музыки, доносившейся из телевизора. Она, не раздеваясь, заглянула в большую комнату и ошалела от увиденного, да так, что сразу рука потянулась за телефоном и Маргарита успела снять на видео полуобнажённых Романа и Виолку. Когда тот заметил её, сразу вскочил с ковра и попытался отнять телефон, но она начала отбиваться сумкой.
– Не смей подходить, негодяй!
– Бабушка, Роман хороший, мы с ним во врачей играли! – вступилась за адвоката внучка.
– Ага, знаем мы таких хороших! Что он с тобой делал?
– Ничего. Только животик гладил… Он врач, ему можно.
– Мразь!.. Ты хотя бы оделся, – крикнула она ему и хотела запустить в него керамической скульптуркой льва, висевшей на стене, и в последний момент вспомнила о «тревожной кнопке» связи с охраной, замаскированной под этой скульптуркой.
Кнопка эта появилась ещё при муже, когда вынуждали обанкротить его фирму, но ею никто так и не воспользовался. Маргарита хотела избавиться от неё и снять квартиру с охраны, так как это удовольствие стало слишком дорогим, но как хорошо, что не успела. И теперь надо лишь потянуть время и отвлечь извращенца, которого сама же приютила.
Пока тот одевался и собирал свои вещи, время шло, а когда раздался звонок в дверь, он испуганно спросил:
– Кто это?
– Соседка, наверное. Откуда мне знать…
Она открыла дверь, и в прихожую ворвались два полицейских с автоматами, в «брониках» и шлемах.
– Вызывали? – спросил один из них, сержант. – Что здесь происходит?
– Вот, – указала она на Романа и Виолку, не успевшую одеться. – Внучку растлевал в моё отсутствие!
– Ложь! Эта женщина лжёт! Ничего такого не было!.. – чуть ли не завопил он.
– А для чего же тогда раздевался, для чего прикасался к девочке?
– Не было ничего такого. Она врёт. Все вы здесь живёте враньём!
– Ты у нас только один честный, негодяй, мразь!
– Гражданин, ваши документы!
– Пожалуйста, они в пиджаке в прихожей. Сейчас достану.
Пока он дрожащими руками доставал паспорт, его губы тряслись, и с трудом можно было разобрать, что он говорил:
– Это ошибка! Я – член областной коллегии адвокатов. Сам стою на страже законов.
– Как он оказался в квартире? – спросили у Маргариты.
– Он мой гость… Я отлучилась к врачу, но неожиданно быстро вернулась и застала всю эту мерзость. Я даже на видео всё зафиксировала. Спасибо, что быстро приехали, а то он мне угрожал, но я успела спрятать телефон.
– Где он?
– В надёжном месте.
– Храните его, а прежде, чем кому-то отдавать, даже следователю, скопируйте ролик. Он очень пригодится вам. Сейчас прибудет «скорая», и вы поедете на освидетельствование девочки.
Сержант связался с кем-то по рации, доложил:
– Развратные действия в отношении ребёнка…
– Какой позор, какой позор! – шептала Маргарита и вытирала слёзы.
– А вы, гражданин, одевайтесь! – обратился сержант к Померанцеву. – Сейчас поедете в отделение.
Сержант одел ему наручники, что возмутило адвоката:
– Это незаконно!
– Что законно, а что нет – будете разбираться со следователем.
Вскоре прибыло несколько оперативников, и Маргарита ответила на вопросы следователя, ничего не говоря о видео, потому что хорошо знала, что это за человек Померанцев, сколько у него связей. Выкрутится, как уж, да ещё в чём-нибудь обвинит её саму. Врач «скорой» осмотрела Виолку, внешних повреждений не нашла, но всё равно предложила Маргарите проехать в больницу вместе с внучкой.
– Это стандартная процедура для следствия, – успокоила она. – Думаю, всё с девочкой в порядке.
Действительно, обследование прошло быстро, правда, Виолка начала капризничать из-за повышенного к себе внимания, а когда они возвращались домой на такси, она, вздохнув, призналась:
– Как же мне надоели сегодня врачи!
В квартире Маргарита вроде успокоилась, вымыла в ванной Виолку, помыла пол в прихожей, пропылесосила ковры. Когда более или менее навела прежний порядок, они попытались с внучкой пообедать, но почти не ели.
– Бабушка, – начала хныкать Виолка, – я так устала, что совсем нет аппетита.
– Иди, отдохни, моя хорошая. Поспишь, и всё будет прекрасно.
Она уложила её, прочитала сказку про доброго Лесовика, и когда Виолка заснула, подсела к компьютеру и очень осторожно скопировала ролик, боясь нажать не на ту кнопку, потом переписала его на две флешки, подумала вроде радостно, но без энтузиазма: «Теперь, мразь, ты у меня не отвертишься. А то „девочки-лапочки“, „сю-сю“ да „сю-сю“, а у самого на уме мрак и разврат!» Она уже пожалела, что связалась с ним, и всё из-за конкурсных денег, будь они неладны. И радости от них никакой: как пришли, так и уйдут, так ведь и не последние, если кое-что хранилось в заначке, загородный дом имелся, Ксюшкина квартира стояла пустая. Вспомнив пропавшую дочь, она разрыдалась, но плакала почти без голоса, тихими слезами, словно тольк