Шелби поспешил ему на помощь, и мне вдруг стало видно зеркало, стала видна высокая царственная фигура — и этот вид добавил силы словам. Меня словно ударило.
— Мередит, приди ко мне.
Он протянул мне руку, и я знала, знала, что должна ее взять!
Руки, плечи, ноги — везде в меня вцепились стражи, не давая встать с кресла. Сама того не осознавая, я попыталась встать. Не думаю, что я пошла бы к Таранису, но… но… Хорошо, что было кому меня удержать.
Нельсон кричала:
— Он так прекрасен, прекрасен! Мне надо к нему, пустите, пустите!
Она так билась, что рухнула на пол вместе с Кортесом и Шелби.
— Охрану! — прорезал истерию глубокий бас Дойля.
— Что? — переспросил Биггс, слишком часто моргая.
— Охрану вызовите, — сказал Дойль. — Нужна помощь.
Биггс кивнул — тоже слишком торопливо, но все же пошел к телефону на столе.
Голос Тараниса блеснул сияющими самоцветами — слова словно превратились в камни и молотили по телу:
— Мистер Биггс, посмотрите на меня.
Биггс замер, не донеся руку до трубки.
— Не давайте ей встать, — приказал Дойль и шагнул к Биггсу.
— Он чудовище, Биггс, — сказал Таранис. — Не давай ему к тебе притронуться.
Биггс уставился на Дойля круглыми глазами и попятился, защищаясь руками как от удара.
— Господи… — шептал он. Не знаю, что он видел перед собой, но только не моего красавца-капитана.
Ведуччи повернулся, не сходя с места, вынул из кармана что-то зажатое в горсть и бросил в зеркало. В стекло ударили труха и обрывки травы — и провалились будто в воду! Стебельки поплыли по поверхности, по твердому с виду стеклу побежала мелкая рябь. Мне сразу стало ясно первое: Таранис умеет превратить зеркало в мост между точками в пространстве — чего не умел уже почти никто, и второе: «приди ко мне» он понимал буквально. Если бы я подошла к зеркалу, он мог бы меня протащить сквозь него. Да поможет мне Богиня!
Биггс как будто очнулся от чар, целеустремленно схватился за трубку телефона.
— Они чудовища, Мередит, — повторил Таранис. — Они не выносят света дня. Что еще может скрываться во тьме, как не зло?
Я качнула головой.
— Твой голос надо мной не властен, дядя. А мои стражи прямо и гордо стоят на дневном свету.
Упомянутые стражи смотрели на короля, только Гален на меня смотрел, спрашивая взглядом: как я себя чувствую? Я ему кивнула и улыбнулась — точно так же, как улыбалась все время с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать.
— Нет! — зарычал Таранис. — Нет, не будешь ты спать с зеленым рыцарем, не понесешь жизнь тьме! Тебя коснулась Богиня, а народ Богини — это мы!
Я едва сумела сохранить спокойное выражение лица. Слишком много говорила последняя фраза. Знал ли он, что ко мне вернулась чаша Богини? Или до него долетели какие-то другие слухи?
Снова запахло розами. Гален прошептал: «Яблоней пахнет». Все стражи ощутили аромат, которым заявляла им о себе Богиня. Она не одной богиней была, а множеством. Всю женственность мира она несла в себе. Не одни только розы — все цветы и травы мира дали ей свой аромат.
Дойль вернулся к нам:
— Надо ли, Мередит?
— Не знаю.
Но я встала, и они убрали руки. Я стояла лицом к лицу со своим дядей, а мои стражи стояли рядом со мной. Юристы отошли в сторону, хмурясь и ничего не понимая — кроме Ведуччи, который как будто понимал много больше, чем должен был.
— Мы все — народ Богини, дядя, — сказала я.
— Неблагие — дети темного бога.
— У нас нет темных богов. Мы не христиане, чтобы населять кошмарами преисподнюю. Мы дети неба и земли. Мы — сама природа. Нет в нас зла, есть лишь отличия.
— Тебе забили голову лживыми россказнями, — сказал он.
— Правда есть правда, в свете дня или самой темной ночью. Нельзя вечно прятаться от правды, дядя.
— А где посол? Пусть он осмотрит их тела и убедится, что они именно так ужасны, как говорит леди Кейтрин.
В комнате веяло ветром — первым теплым весенним ветерком. Запахи цветов плыли и менялись, я различала то яблони Галена, то осеннюю листву Дойля, то сладко-тяжелые ландыши Риса, хрусткий лед — так пахнет богиня для Мороза, — медовое пиво — это Эйб. Запахи перемешивались с ароматом шиповника.
— Пахнет цветами, — ломким голосом сказала Нельсон.
— Ты чувствуешь запах, дядя? — спросила я.
— Только запах разложения от тех, кто стоит рядом с тобой. Где посол Стивенс?
— На попечении чародея-человека. Его очистят от заклятья, которое ты на него наложил.
— Опять ложь! — сказал он, но выражение лица лишало протесты убедительности.
— Я с этими стражами спала. Нет у них никаких уродств.
— В тебе течет смертная кровь, Мередит. Они тебя околдовали.
Ветер окреп, он гнал рябь по поверхности зеркала, шевелил плывущую по стеклу травяную крошку.
— Ты чувствуешь запах, дядя?
— Только вонь Неблагой магии!
Голос искажен был злостью и еще какой-то эмоцией. И я вдруг поняла, что Таранис сошел с ума. Я-то думала, что беда его в лишнем высокомерии, а сейчас глянула на него и похолодела, несмотря на прикосновение Богини. Таранис, король Благого двора, был безумен. Безумие светилось в его глазах, словно кто-то поднял завесу здравомыслия, и нездоровье стало очевидным. В голове у него что-то было очень не так. Да поможет нам Консорт!
— Вы не в себе, ваше величество, — негромким басом сказал Дойль.
— Молчи, Мрак, когда говорит Свет! — Таранис поднял правую руку ладонью вперед. Стражи мгновенно заступили меня, уложили на пол, прикрыли своими телами. Даже сквозь барьер их тел я ощутила жар. Поднялся шум, Нельсон завизжала, закричали адвокаты. Лежа под грудой тел, под плотно прижатым ко мне Галеном, я спросила:
— Что там? Что происходит?
В дверях зазвучали новые мужские голоса. Охранники. Что толку в пистолетах, когда враг может превратить в оружие свет? Разве можно выстрелить в зеркало и поразить мишень на той его стороне? Зеркало-то прострелить можно, но все пули останутся здесь. Таранис нас достать смог. А мы? Мы ему отплатить можем?
Из зеркала тоже слышались голоса. Я попыталась выглянуть из-под руки Галена и разлива длинных Аблойковых волос, но там были еще тела. Я лежала под грузом тел, беспомощная и бесполезная до самого конца боя. Приказывать стражам меня отпустить было без толку. Если они увидят удачный момент, они меня поднимут и выведут из комнаты, а до того станут защищать ценой своей жизни. Когда-то меня это успокаивало и вселяло надежду. Сейчас среди них были те, чья жизнь мне так же дорога, как моя собственная. Мне надо узнать, что происходит.
— Гален, что там?
— У меня перед глазами две чужие шевелюры. Я вижу не больше твоего.
Мне ответил Эйб:
— Стража Тараниса пытается его успокоить.
— А почему кричала Нельсон? — спросила я сдавленным голосом — не так-то легко было держать всю кучу на себе.
Крик Мороза:
— Уводите ее!
Груда надо мной шевельнулась, Гален схватил меня за руку и поднял рывком. Эйб схватил другую руку и они помчались к двери так быстро, что я не успевала перебирать ногами.
Таранис крикнул мне в спину:
— Мередит! Нет, Мередит, им не украсть тебя у меня!
Свет. Золотой, ослепительный, жгучий свет вспыхнул позади. Жар ударил нам в спины. Рис орал всем уходить. Я слышала топот бегущих ног, но понимала, что они не успеют. Это не кино. Обогнать свет не может никто, даже сидхе.
Глава пятая
Эйб споткнулся, едва меня не уронил; Гален успел перехватить и со мной на руках рванулся к двери — все вокруг только мелькнуло цветными пятнами. Я даже не заметила, открыл он дверь или прошел насквозь — летел он так, что никакая дверь бы не удержала. Так или иначе, а мы оказались по ту ее сторону. Гален нес меня по коридору на руках, как ребенка или как невесту от алтаря, подальше от двери и шума боя.
Галеном мне командовать проще, чем другими, и я хотела приказать ему остановиться, но не знала, что происходит. Что если останавливаться никак нельзя? Что если мои любимые уже отдали жизнь ради моего спасения, а я остановлюсь, и их жертва окажется бесполезной? Вот в такие моменты я готова что угодно отдать, только бы не быть принцессой. Слишком много приходится решать, слишком много ситуаций, когда победить нельзя и приходится выбирать между поражением и поражением.
Гален дал мне встать на пол, но не отпускал моей руки, словно подозревал, что я побегу обратно. Он нажал кнопку лифта, загудел мотор за дверью. Нет, не смогу я уйти. Я вдруг поняла, что не войду в лифт, когда откроется дверь. Не могу я их бросить. Не могу сбежать, не зная, что с ними, не ранен ли кто и насколько тяжело.
Я шагнула назад, потянув Галена за руку. Он глянул на меня чуть расширенными зелеными глазами. На бледной шее над галстуком и воротничком рубашки, надетой по настоянию адвокатов, еще колотилась жилка. Я качнула головой.
— Мерри, нам надо уходить. Я должен обеспечить твою безопасность.
Я просто покачала головой и потянула его за руку — к дверям, которые закрылись за нами, а может, и не открывались вовсе. Не могла я припомнить, как они открывались, и чем больше думала, тем хуже помнила. Наверное, Гален и правда прошел сквозь дверь. Невозможно, особенно за пределами волшебной страны. Невозможно, но ведь случилось?
Открылись двери лифта. Гален шагнул внутрь, но я осталась на месте, держа его за протянутую руку.
— Мерри, прошу тебя, — сказал он. — Нельзя тебе обратно.
— Уйти мне тоже нельзя. Если я хочу стать королевой, мне нельзя убегать. Править двором фейри — значит быть еще и воином. Я должна уметь драться.
Он потащил меня в лифт — я уперлась рукой в стенку.
— Ты смертная! — воскликнул он. — Ты умереть можешь!
— Умереть все могут, — возразила я. — Сидхе больше не бессмертны. Ты это знаешь не хуже меня.
Он подставил руку в начавшую закрываться дверь:
— Зато убить нас тяжелей, а ты уязвима, как человек. Я не пущу тебя в ту комнату, Мерри.